Людоедское счастье. Фея карабина - Даниэль Пеннак

***

– А у меня для тебя сюрприз!

Вспышка света. Это явился Тянь. Не бабушка Хо, а именно инспектор Тянь в служебном костюме, представлявшем собой нечто старое и суконное, давно утратившее форму. Но результат был тот же: через две секунды он превратился в спичку, обтянутую нижним бельем, а мокрый костюм был скомкан и заброшен в угол.

– На–ка, держи.

Он небрежно швырнул Пастору большой мягкий пакет, завернутый в газеты.

– Подарок? – спросил Пастор.

– Давно мечтаю взять кого–нибудь на содержание…

Пастор уже развязывал веревку. Тянь остановил его жестом:

– Погоди минутку, мне надо кое в чем тебе признаться.

Он выглядел смущенным. В своих белых кальсонах он напоминал старого мальчика, поставленного в угол пятьдесят лет назад.

– Стыдно сказать, но я кое–что от тебя скрыл.

– Пустяки, Тянь, это все твоя коварная восточная натура. Я в книжках читал, что она сильнее вас.

– Есть у нас и другой недостаток, сынок, азиатская злопамятность. И в придачу упорство.

Тут гримаса боли перерезала его пополам.

– Чертов дождь. Опять у меня люмбаго разыгралось.

Он резко рванул на себя ящик письменного стола и выдал себе обезболивающее. Пастор протянул стакан бурбона.

– Спасибо. Я имею в виду твоего Малоссена. Я тебе тогда немного наврал. То есть не все сказал. Я и вправду его в глаза не видел, но фамилия его мне была известна.

Пастор мимоходом спросил себя, есть ли в Париже хоть один полицейский, который не слыхал фамилию Малоссен.

– Он дружил с моей вдовой Долгорукой.

– Последняя жертва убийцы?

– Да, моя соседка. Она по воскресеньям ходила к нему в гости.

– Ну и что? Ведь Бельвиль – большая деревня, разве не так?

– Так. Но оказалось, что Малоссен живет на улице Фоли–Реньо.

– Это имеет какое–то значение?

Тянь отставил в сторону стакан и посмотрел на своего юного коллегу долгим разочарованным взглядом.

– Тебе что, ни о чем не говорит название улицы Фоли–Реньо?

– Почему? До восемнадцатого века там располагались охотничьи угодья. А что, это как–то связано с нашим расследованием?

Тянь безнадежно покачал головой, потом сказал:

– Заметь, мне, в общем–то, приятно, что я могу еще сообщить тебе что–то новое. А то ты стал меня немного доставать своим всезнайством. Готовь мне грог и слушай рассказ дальше.

Старая добрая супружеская пара. Пастор поставил чайник на электроплитку.

– Ты хотя бы помнишь, что запрашивал комиссариаты полиции насчет женских криков в ту ночь, когда тебе попалась твоя переломанная девица, ну, на барже?

– Если постараться, я вроде бы должен помнить.

– Так вот, сынок, среди них был и комиссариат XI округа.

– Да?

– Да. Кто–то долго вопил у дома номер четыре по Рокет. Как раз на перекрестке с улицей Фоли–Реньо.

– Полиция проверяла?

– По телефону. Они перезвонили тетке, которая дала вызов, та сказала, что, мол, не надо, все обошлось. Они так часто делают: перезвонят, а потом выезжают. В девяти десятых случаев это избавляет от лишнего мотания взад–вперед.

– А этот случай был десятым?

– Вот именно, сынок, похоже, ты просыпаешься. Я отправился к уважаемой гражданке домохозяйке и попросил ее поточнее описать, что они тогда с ее супружником услышали. «Кричала женщина, завизжали тормоза и хлопнула дверца машины – вот и все», – говорит. Я спрашиваю: «Вы ходили на улицу, посмотреть, что случилось?» – «Мы, значит, это самое, в окно посмотрели!» – «И что вы там увидели?» – «А ничего!» – заявляют они хором, представляешь себе, и с одним восклицательным знаком на двоих. Такое единодушие показалось мне в высшей степени подозрительным. И тогда – ну, ты меня знаешь – я притворился самой что ни на есть поганой желтой поганкой и говорю: «А хватит ли у вас наглости повторить это все перед судом?» (Эй, сынок, ты что, хочешь сварить чайник?)

Три части рома на одну часть кипятка, плюс цедра одного лимона и одна таблетка успокоительного – грог для Тяня готов.

– А дальше?

– А дальше они стали заметать следы языками, если так можно выразиться, и первым раскололся муж. В таких случаях первыми всегда сдают мужики, а бабы стоят до последнего, ты заметил? «А что, мамаша, может, доложить инспектору, эт–самое, следствию помочь?» А она так с напором: «Чего это доложить?» – «Ну, что бегал там парень…» – «Ах да, парень какой–то бежал по Фоли–Реньо, а у меня–то совсем из головы вон». – «Ах, кто–то бежал по улице?» – вежливо переспрашиваю я. «Да, парень один там бежал, согнулся пополам, будто несет кого, и бежит». – «А в комиссариат вы о нем не заявили?» Тут они сильно застеснялись: «Да у нас это, как его, совсем из головы вылетело!» – «Надо же! А интересно, в какую дырку? Вы что, знакомы с этим бегуном?» Нет–нет, что вы, они с ним не знакомы, убей Бог! «А зачем тогда вам его покрывать?» – «А чего нам покрывать неизвестно кого?» – «Вот именно это я и спрашиваю». И тут пауза, которая наступает в определенный момент всякого чисто сработанного допроса, сынок. И тогда я в чистейшем стиле династии Минь, и я бы даже сказал Вьет Минь, душевно спрашиваю: «А не видали вы случайно чего–нибудь еще?» И до того, как они мне зарядят новую телегу: «ЧТО ВЫ ЕЩЕ ВИДЕЛИ, ТАК ВАШУ ТАК!»

Пауза продолжительного удовлетворения.

– Отличный грог. Хорошо, что ты здесь поселился, сынок.

– И что же они видели?

Мизинцем Тянь указал на газетный сверток:

– Теперь ты можешь открыть.

В свертке находилось роскошное манто из меха, определить который Пастор не смог.

– Это скунс, старичок. Тут одних зверьков на три–четыре куска. Друзья природы такого бы не пережили. Именно эту шубу и углядела гражданка домохозяйка с высот своего курятника. И сразу поняла, на сколько эта вещь потянет. Ты что думаешь, она совсем дура, чтоб дать такую наводку ментам из одиннадцатого, она и про бегунка ничего не сказала, чтоб конторские не налетели, мало ли кому из них тоже захочется свою бабу в скунса нарядить. Она помолилась Боженьке, чтоб не было машин, подождала, пока этот спринтер покроется мраком, надела ботики и шурк–шурк туда, шмыг–шмыг обратно, кто что узнает, зато теперь у нее есть на зиму одежка, а зимы у нас что дальше, то суровей.

– Неужели она так просто тебе его отдала?

– Против Закона не пойдешь. Но она все–таки здорово расстроилась, и я сказал ей в утешенье, что за этой шубкой сейчас гоняются все мафии мира, и стоит мамаше ее надеть, как она тут же превратится в ходячую мишень.

– Тянь, какой ты молодец.

– Нет, но если хочешь знать мое мнение, то мне такая мамаша со своей вполне гуманной мечтой о шубе гораздо симпатичней этой крахмальной задницы из Магазина – замдиректора по кадрам…

– Но ты и с ним говорил как надо.

***

Позже Пастору было позволено выдвинуть ряд гипотез относительно происхождения манто. Тянь говорил, не переставая печатать свой рапорт, не имевший ничего общего с темой беседы. Размеренный стук его машинки действовал как анестезия.

– Я говорю во время печатания на машинке, чтоб не заснуть. Если манто точно принадлежит Коррансон, то твой Малоссен, похоже, вляпался.

– Похоже, – признал Пастор.

***

Еще позже, когда каждый из них отстучал свой рапорт:

– А ты, сынок, как скоротал вечер, пока я бегал по твоим делам под проливным дождем?

– Я тоже готовил тебе сюрприз.

– Без этих маленьких тайн мы не могли бы так долго жить вместе. В них секрет счастливых супружеских пар, правда?

– Девушка со снимков, которые выронил Малоссен, показалась мне знакомой.

– Школьная подружка? Сестричка по первому причастию? Первая любовь? Случайное увлечение?

– Нет, просто она в картотеке по наркотикам. Ее фотография уже попадалась мне на глаза… Я попросил Карегга, не афишируя, проверить это.

– Почему не афишируя?

– Я не работаю на Серкера.

– И в результате?

– Все подтвердилось. Пять лет назад она попалась на сбыте наркотиков у входа в лицей Генриха IV. Ее зовут Эдит Понтар–Дельмэр, она дочь архитектора Понтар–Дельмэра. Ты можешь немного помочь мне, Тянь? Хорошо бы найти ее и походить за ней в ближайшие дни. Как ты, сможешь? В свободное от основной работы время?

– О чем речь. Сбыт наркотиков, говоришь? Сажала детей на иглу… Да, хорошая компания у этого Малоссена…

– Да. Надо бы его навестить. И тут мне тоже нужна твоя помощь, Тянь. Тебе надо будет удержать всю семью внизу, пока я наверху буду осматривать его комнату. Он прячет там кое–какие снимки, которые могут мне пригодиться.

– А как ты про них узнал, сынок?

– От Хадуша Бен Тайеба, того парня, которого я сегодня допрашивал.

Потом наступил тот час, когда инспектор Ван Тянь наклеивал соцстраховские марки на свои больничные листы. Этот ритуал свершался два раза в неделю со дня смерти его жены Жанины. Двенадцать лет подряд. «К счастью, твой папаша Советник изобрел соцстрах!»