Кумир - Стив Сомер

— Неужели? — искренне удивилась Салли.

— Честное слово.

— Но каким образом?

Росс улыбнулся и поднял одну руку.

— Виноват, но это профессиональная тайна. Один — ноль в пользу ФБР.

— О'кэй! О'кэй! Я горжусь вами. Но все равно остаюсь при своем мнении: поживем — увидим.

Они подошли тем временем к самому краю настила. Росс огляделся.

— Ну и что сейчас?

В этот момент за их спиной раздался шум. Обернувшись, Росс увидел, как двое парней спрыгнули на настил с кормы одного из болтавшихся у причала прогулочных катеров. Оба были одеты в джинсы и белые майки; тот, что пониже, держал в руке полицейскую дубинку.

— Эй, ребята…— начал Росс, но парни угрожающе, плечом к плечу, надвигались на них. У того, что с бородой, Росс заметил в руках такелажный крюк.

— Назад,— скомандовал он Салли, с силой оттолкнув ее, прыгнул вперед, присел и приготовился к схватке.

— Buenos dias[105],— произнесла Салли по-испански из-за его спины.— Как поживает наш старый знакомый?

Росс выпрямился, но не расслабился.

— Это что, друзья?

— Так, на всякий случай, если уж за нами следят,— подмигнула Салли.

Росс открыл от удивления рот.

— Ну и хитры же вы, черт…

Более высокий из матросов жестом велел Россу опустить руки. Он подчинился, и тот быстро обыскал его. Тем временем мощный дизель катера взревел, выхлопнув струю черного дыма. Матрос пониже протянул Салли руку и помог взобраться по лесенке на палубу. Росс, уперев руки в бока, оставался как зачарованный стоять на качавшемся настиле; тревога его давно прошла.

— Эй, Дэйви, давайте-ка сюда к нам,— засмеялась Салли, протягивая ему руку.— Один-ноль в мою пользу!

Росс не заставил себя ждать, перепрыгнув на палубу через начинавшую уже расширяться полоску зеленой воды. Капитан прибавил оборотов — и, перелезая через перила, Росс успел заметить, как один из пассажиров форда, выскочив из машины, сердито хлопнул дверцей, глядя вслед удалявшемуся катеру…

14.05.

Телефон трезвонил снова и снова. Потом голос телефонистки в трубке произнес:

— Простите, сэр. Но мистера Росса в номере сейчас нет. Не хотели бы вы что-нибудь для него передать?

— Дерьмо собачье! — не сдержался Манкузо.

— Прошу прощенья, вы что-то сказали…

— Нет, это я так. Ну ладно, скажите, что звонил Джо. О'кэй?

— Хорошо, сэр,— ответила она холодно и отключилась.

Манкузо повесил трубку и посмотрел на часы. Следующий самолет на Балтимор улетал в 18.30. Значит, еще несколько часов надо будет болтаться в Кливлендском аэропорту и ковырять пальцем в заднице. Такси обошлось ему в 37 долларов 13 центов плюс 5 долларов чаевых. В кармане у него оставалось всего 6 долларовых бумажек — достаточно для кафетерия. Став в очередь, которая двигалась мимо горки подносов, он взял из раздаточного автомата столовый прибор и принялся рассматривать висевшие за прилавком цветные картинки с изображением разных блюд. Два доллара за порцию сосисок! Да они с ума сошли, черт бы их всех подрал! Когда-то они с отцом ходили к "Эббетсу Филду": вход там стоил 2 цента, сосиски — 25, столько же — пиво, а подсоленные земляные орешки — 10. До чего же дерьмовым, едрена вошь, стал этот мир! Два доллара за сосиски, доллар за кока-колу! Останется еще три. Пачка сигарет — доллар тридцать пять долой. Он подумал, купил сперва пачку, потом вернулся в очередь и взял поднос.

В этот момент громкоговоритель объявил:

— Вызывается мистер Джозеф Манкузо. Пожалуйста, подойдите к белому служебному телефону.

— Иду! — Манкузо чертыхнулся и, положив поднос и прибор, прошел обратно примерно три четверти пути, пока не увидел на стене белый телефон.

— Манкузо на проводе.

— Минуточку,— попросила телефонистка, после чего в трубке начало что-то трещать.

— Вы мистер Манкузо?

— Да?

— Вы не подойдете к отсеку "Америкэн эйрлайнс"?

— Да, а где это?

— Справа от вас.

Он огляделся: в противоположном конце аэровокзала стояла девушка в форме "Америкой эйрлайнс" и махала ему трубкой.

— Вы меня видите? — спросила она по телефону.

— Да, да,— ответил он и, повесив трубку, вразвалочку двинулся по направлению к девушке. Когда он приблизился, она попросила его пройти в небольшой зал ожидания для "Ви-Ай-Пи" и тут же закрыла за ним дверь.

В конце зала стоял телевизор с большим экраном, а рядом столик на колесиках со множеством водочных бутылок с яркими этикетками, миксеров, ведерком со льдом, сигаретами в стеклянных стаканчиках, откуда они "выстреливали" по одной, и подносами с орешками. Манкузо первым делом набрал полную пригоршню орешков. Так вот, значит, как путешествуют все эти шишки! Вокруг шикарные мягкие кожаные кресла, полка со свежими выпусками самых интересных журналов. В дальнем углу он неожиданно увидел женщину в белом одеянии послушницы. Она сидела, отвернувшись к стене. Но Манкузо, сразу же выпрямившись, понял, что она ждет именно его.

— Вы… мистер Манкузо? — спросила она, не оборачиваясь.

— Н-да… это я.

— Из ФБР?

— Сестра…— начал он, срывая с головы шляпу: он все искал место, куда деть свои орешки, и в конце концов сунул их себе в карман.

— Я — Харриет Фэллон.

Некоторое время он молча глядел на нее, вертя в руках шляпу. Затем, переведя дух, сказал:

— Миссис Фэллон, я…

— Пожалуйста, не пытайтесь вступать со мной в разговор,— тихо, но властно произнесла она, не дав ему кончить фразы.

Манкузо напрягся от неожиданности. Он стряхнул соль, оставшуюся от орешков, и вытер ладони о брюки.

Подавшись вперед, он попытался сбоку разглядеть ее лицо, стянутое капюшоном.

— И пожалуйста, не старайтесь увидеть мое лицо!

— Да… извините,— пробормотал Манкузо, застигнутый врасплох.

— Человек, приходивший к нам в среду, сказал, что он из секретной службы,— произнесла она после паузы.— Это что, то же самое, что ФБР?

— Нет! А вы с ним…

— Настоятельница отослала его. Но, по ее словам, вы можете вызвать меня в суд повесткой. Это правда?

— Ну н-да. То есть если понадобится, то да, мог бы.

— И вы ищете человека, ранившего моего мужа?

— Совершенно верно. И мне необходимо…

— Но вы же приехали сюда не за этим.

Манкузо ничего не ответил.

— Не так ли?

— Да, не за этим,— вздохнув, признался он.

Она слегка приподняла голову, как бы готовя себя к тому, что собиралась сказать. Но начала говорить без малейшего колебания.

— Настоятельница сказала мне, что, если я соглашусь, мы можем поговорить с вами о моем муже. По ее словам, он может стать вице-президентом Соединенных Штатов.

— Н-да…— пожал плечами Манкузо.— Это… это вполне возможно.

— Не думаю, чтобы моего мужа надо было делать вице-президентом.

— Ну, он же…— начал сбитый с толку Манкузо.

— Учтите, вы не должны больше пытаться меня видеть. Звонить мне или как-то еще связываться со мной. Ясно?

— Конечно. Но почему…

— Мой муж — глубоко несчастный человек. Несчастный и неуравновешенный. Ему необходима помощь.

Терпеливо выслушав это признание, Манкузо попытался переменить тему беседы.

— Послушайте, главное здесь в другом…

— Он мог взять себе в жены любую девушку в Хьюстоне,— продолжала Харриет.— Но выбрал меня. Я этого не понимала. Когда мы поженились, родители послали нас в Палм-Бич, чтобы мы провели там медовый месяц. Я была тогда девственницей.

Она говорила ровным голосом, лишенным всяких эмоций.

— В нашу первую брачную ночь он изнасиловал и затем избил меня. Руки и ноги у меня были в синяках и кровоподтеках, так что я не могла показаться на пляже. Во вторую ночь он повторил все сначала, а чтобы не слышно было криков, он сделал из моих трусиков кляп и заткнул мне рот. Но все равно наутро к нам явился заместитель директора отеля, чтобы узнать, в чем дело.

Манкузо так и замер.

— После возвращения в Хьюстон он продолжал измываться надо мной по три-четыре раза в неделю. Часто он привязывал мои лодыжки и запястья, заклеивал "скотчем" рот и насиловал до тех пор, пока не начиналось кровотечение. Под глазами у меня были синяки, лицо в кровоподтеках, поэтому я не смела появляться на людях.

Манкузо прочистил горло:

— Но почему вы не…

— И вот однажды вечером он позвал на ужин своего друга. После того как с едой было покончено, я поняла: муж хочет, чтобы я отдалась им обоим. Я не верила, что женщина способна на такое. Тогда он показал мне эти…

Она кивнула головой направо — туда, где на столике у стены, поверх стопки журналов, лежал перевязанный тесемкой пожелтевший конверт. Манкузо положил шляпу на саквояж, взял конверт, развязал тесемку и стал рассматривать находившиеся там фотографии.

— Когда я увидела эти фото, у меня началась истерика. Но она, казалось, их не только не испугала, но, наоборот, еще больше возбудила. Они связали меня. Избили. И по очереди стали насиловать. Час за часом. Всю ночь напролет.