Кровь на эполетах - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо… – пробормотал я, проваливаясь в сон.
Пробудили меня шум и говор голосов. Открыв глаза, с удивлением увидел на стуле перед собой вместо Пахома царя. За его спиной толпились придворные, среди которых я узнал Кутузова и Виллие.
– Как себя чувствуете, Платон Сергеевич? – спросил Александр, заметив, что я открыл глаза. – Мы тут закончили бал и решили вас навестить.
– Благодарю, ваше императорское величество, – ответил я. – Яков Васильевич говорит, что поправлюсь.
– Это мне надо вас благодарить, Платон Сергеевич, – покачал головой царь. – Если бы не вы… Подумать только: гвардеец покусился на помазанника Божьего! Презрел присягу и честь дворянина!
Как будто в этом что-то необычное. Твоего дедушку, царское величество, кокнули гвардейцы. Отца – тоже. Ладно, молчим.
– Этого подлеца еще в Петербурге следовало забить в кандалы и отправить в каторгу, – сердито продолжил царь. – Но нашлись ходатаи. Ничего, я с ними разберусь, – пообещал он зловеще. – Теперь о вас, Платон Сергеевич. Никто не смеет упрекнуть меня в неблагодарности. За великую услугу трону, оказанную сегодня, возвожу вас в графское Российской империи достоинство вместе с нисходящим потомством.
Ох, ни фига себе!
– И еще, – добавил он. – В полк вы не вернетесь. Такой офицер, как вы, нужен подле трона. Зачисляю вас в свою Свиту.
– Благодарю, ваше императорское величество, – сказал я. – Могу я попросить?
– Если о возвращении в армию, то лучше помолчите! – нахмурился царь.
– Нет, ваше императорское величество, – поспешил я. – Для меня честь служить вам. Дело личное.
– Какое? – заинтересовался он.
– У меня есть дочь, рожденная вне брака. Ее мать, французская дворянка Аврора Дюбуа, недавно умерла. Девочка осталась сиротой. Я отвез ее в имение графини Хрениной, попросив присмотреть за дитем до окончания войны. Она ведь маленькая, всего три годика. У Мари никого нет, кроме меня, да и я круглый сирота. Проявите милость, ваше императорское величество, позвольте записать ее законной дочерью.
– Хм! – улыбнулся царь. – Чего, чего, а этого не ожидал… А вы шалун, граф! – он шутливо погрозил мне пальцем. Придворные за его спиной заулыбались. – Хорошо! – кивнул он. – У меня нет причины отказать вам в такой малости – тем более, сейчас. Хотя, будь у вас сын, подумал бы. Распоряжусь. Поправляйтесь, граф!
Он встал и вышел, следом потянулись придворные. Кутузов, оставшись в одиночестве, подошел и сел на стул.
– Примите и мою благодарность, Платон Сергеевич, – сказал хмуро. – По моей вине все произошло. Следовало снять этого негодяя с поста, а я пожалел. Эх! – вздохнул он.
– Не переживайте, ваша светлость! – поспешил я. – Такое не угадаешь. В конце концов, все для всех кончилось хорошо, исключая Болхова, конечно. Но туда ему и дорога. Как ваше здоровье? Помогает ли питье, которое вам прописал?
– Чуток легче, – кивнул он, – но сердце все равно щемит.
– Пусть ставят пиявок.
– Что? – удивился он.
– Полагаю, в аптеках найдутся. А ежели нет, не составит труда наловить в любом пруду. Пиявки высасывают порченую кровь из человека.
Именно так говорят в этом времени. Умер от нетяжкой раны – кровь порченая.
– Как их ставить? – заинтересовался Кутузов.
– Для начала пяток на грудь. Дать им присосаться и подождать, пока отвалятся сами. Повторить через три дня. Ежели заметного улучшения не наступит, ставьте уже десяток – и так два месяца подряд, после чего перерыв. Не забывайте после процедуры смазывать ранки спиртом.
– Благодарю, Платон Сергеевич! – кивнул он.
– И еще, ваша светлость. Уговорите государя не наказывать гвардейцев за Болхова. Нельзя из-за паршивой овцы…
– Уже имел беседу, – сказал Кутузов. – Государь поначалу был очень сердит, но потом смилостивился. Полк отстранили от несения службы во дворце, командир роты, в которой служил князь, разжалован в рядовые, но временно. Через год чин вернут, а то и раньше, если отличится. Большой души вы человек, Платон Сергеевич! Сами ранены, а о других хлопочете. Не забуду.
Он кивнул и вышел, а я снова уснул. Следующим утром меня навестил Виллие, осмотрел рану, сменил повязку и стал расспрашивать про пиявок – видимо, Кутузов поделился. Я слил ему рецепт, рассказав, от чего пиявки помогают, и Виллие ушел довольный. Наибольший интерес у него вызвали мигрени – ну, так многие дамы света от них страдают. Попьют теперь из них кровушки… Следом меня навестил чиновник канцелярии императора, выспросил про Мари, тут же настрочил от моего имени прошение государю, которое я подписал. Чиновник ушел, пообещав к вечеру принести нужный документ. Вот и славно! Будет у меня законная дочь и наследница – графиня Мария Платоновна Руцкая. Думал я, как Мари легализовать, а тут само вышло. Болхов – сука, конечно, но подвернулся вовремя. За такое можно и с дыркой в боку смириться.
После чиновника потоком пошли визитеры – засвидетельствовать почтение спасителю государя. Министров я еще принял – о как! – остальных велел Пахому не пускать, сославшись на плохое самочувствие. Меня и вправду лихорадило, ощущалась слабость – обычное дело после ранения. Бок ныл, но не дергал – слава Богу! Не хватало нагноения. Виллие наложил поверх шва бальзам моего имени – проверим его действие на себе. Пахом помог мне совершить утренний туалет, лакеи накормили завтраком – булками с чаем, пообещав в полдень принести куриный бульон и паштет. После чего я снова уснул.
Пробудился от легкого поглаживания по щеке. Открыв глаза, я с изумлением увидел склонившуюся надо мной графиню Орлову-Чесменскую.
– Анна? – спросил, не веря глазам.
– Я, – улыбнулась она и присела на стул. – Здравствуй, Платон!
– Здравствуйте, Анна Алексеевна.
– Что так холодно? – фыркнула она. – Сердишься на меня?
– Нет, – качнул я головой. – Просто удивлен. Как ты здесь очутилась?
– Сопровождаю государыню, – пожала она плечами.
– Елизавета Алексеевна здесь?
– Как и весь двор. Кстати, – улыбнулась Анна. – Государыня беременна. Помог твой календарь.
Ну, царь, ну, орел! Притащить беременную жену в зачумленный город!
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Анна.
– Терпимо.
– Твой денщик говорит всем, что ты плох, и никого не пускает, – улыбнулась Анна, – но мне разрешил. Сказала, что пришла по поручению государыни справиться о твоем здоровье. Она сама хотела, но я отговорила. В ее состоянии вредно волноваться.
А танцевать на балу можно?
– Я мундир, который ты у меня оставил, привезла, – продолжила щебетать Анна. – Как знала, что тебя встречу. Принесут. Там только золотую ленту на воротник и обшлага пришить – и готов. Твой-то испорчен. Надо же! – она покачала головой. – Опять в том же месте, и опять штыком. Вот и не верь после этого в Божий промысел! Только в этот раз еще и кровь пролил. Бедненький! – она вновь погладила меня по щеке и улыбнулась: – И колючий.
