Кровь на эполетах - Анатолий Федорович Дроздов

– Вот как? Капитан этого не поведал. Скромный. Говорят, ты и сам с французами сражался?

– Точно так, ваше ампираторское величество, – кивнул Пахом. Похоже, освоился. – Они нас к лесу прижали, наседали крепко. Я схватил пику и стал их колоть.

– Много заколол? – поинтересовался Александр.

– Не считал, ваше ампираторское величество, но с пяток наберется, – ловко соврал Пахом. Надо же! Хотя, чему удивляюсь? С кем поведешься… – А пусть не лезут! – добавил лихо.

Царь захохотал. Кутузов и я его поддержали. Один англичанин смотрел недоуменно. Русский надо учить, первый граф Кэткарт! Отсмеявшись, царь подошел к столу, открыл стоявшую на нем шкатулку и достал из нее знак Военного ордена и банкноту.

– Держи! – протянул Пахому, подойдя к нему. – Жалую тебя за храбрость Георгиевским крестом и ста рублями.

– Рад стараться, ваше ампираторское величество! – рявкнул Пахом, приняв награды.

– Иди, солдат! Служи престолу и Отечеству.

Пахом повернулся и, неумело печатая шаг, вышел из кабинета.

– Пойдем и мы, – сказал царь по-французски. – Гости ждут. Объяви, что приема сегодня больше не будет, – приказал адъютанту. – Завтра.

Тот поклонился и скрылся за дверью.

– С вашего разрешения, государь, я пойду вперед, – торопливо сказал Кутузов. – Мне надобно распорядиться. А вы погодите чуток.

Он скорым шагом вышел из кабинета. Понятно. Александра ждет торжественная встреча. К его ногам будут метать взятые у французов знамена и орлы. Навалят огромную кучу.

– Что тут было? – поинтересовался англичанин. – Кто этот солдат?

Я объяснил.

– О! – сказал Кэткарт. – Передайте ему это от меня.

Он протянул мне золотую монету. Я взял: тяжелая. Соверен. Ну, будет сегодня радость у Пахома! Напьется в хлам.

– Идемте, граф! – сказал Александр. – Пора. Майор, сопроводите нас!

Мы вышли из кабинета. Через расступившуюся толпу в приемной проследовали в коридор и направились к лестнице.

– А-а-а! – раздался позади крик.

Я оглянулся. Выставив перед собой ружье со штыком, на нас мчался гвардеец с безумными глазами. Твою мать! Уже совсем близко… Мысли вылетели из головы, остались только рефлексы. Шаг в сторону, уклониться… Бок обожгла боль. Попал, сука! Удар сжатыми в кулак костяшками пальцев в горло придурка. Хруст ломаемой трахеи…

С громким стуком на паркет упало ружье. Следом повалился на спину гвардеец. Засучил ногами, схватившись за горло. Лицо его посинело, но я узнал скотину – Болхов! Вот же сука! Не унялся…

Князь еще раз дернул ногами и затих. Готов. Мир вокруг закачался и стал сужаться. Откуда-то со стороны, словно через стену, доносились голоса:

– Что тут происходит?!..

– Майор Руцкий только что спас вам жизнь, ваше императорское величество. Негодяй намеревался вас убить…

– Меня?!..

– Разумеется. Солдат просил у вас милости, но не получил ее. Затаил злобу и решил отомстить.

– Арестовать преступника!..

– Не выйдет, ваше императорское величество – майор сломал ему горло. Замечательный удар! Хотя жаль: негодяя следовало четвертовать…

– Что с Руцким, граф? На нем лица нет…

– Солдат угодил в него штыком, ваше императорское величество. Похоже, пропорол бок. У майора мундир в крови…

– Эй, кто-нибудь! Найдите Виллие!..

Это было последним, что я слышал. Мир перестал качаться и исчез.

14.

Не было ни тоннеля, ни света в его конце, ни двух ангелов, ожидающих душу новопреставленного раба Божия. Кстати, почему их там двое? Не знаю. Я вообще не умирал – просто потерял сознание. То ли от болевого шока, то ли от потери крови.

Очнулся от зверской боли в боку. Ощущение было таким, будто кто-то выдирает из меня ребро. Открыл глаза – передо мной была стена. Я лежал на правом боку – похоже, на кушетке. Кто-то, невидимый, крепко держал меня за плечи, а другой стоял за спиной и занимался ребром. Бок снова обожгло болью, и я вскрикнул.

– Терпите, Платон Сергеевич! – сказали позади, и я узнал характерный акцент Виллие. – Вы же лекарь. Нам часто приходится причинять людям боль, потому следует самим подавать им пример. Закончу – дам вам лауданум.

– Благодарю, Яков Васильевич, – выдавил я. – Что там у меня?

– Ничего страшного, – буркнул Виллие. – Штык скользнул по ребру и распорол мускулюс[78]. Нутро не задето. Крови вытекло много, выглядит ужасно, но на деле пустяк. Рана чистая. Если не загноится, заживет быстро.

– Только не толкайте в нее корпию! – попросил я. – Зашейте шелковой ниткой и наложите повязку.

– Думаете, будет лучше? – засомневался по-прежнему не видимый мной Виллие.

– Уверен.

– Как скажете. Придется подождать, пока найдут иголку с нужной ниткой. Пока просто забинтую, чтобы остановить кровь.

Меня приподняли, Виллие ловко наложил на рану тугую повязку, после чего уложили на спину. Я приподнял голову. Незнакомая комната, довольно большая. Окно занавешено шторами, возле кушетки стоит шандал со свечами. Возле него обнаружились Виллие и Пахом – это денщик держал меня за плечи. В отдалении стояло несколько человек – судя по одежде, лакеи. На Виллие – кожаный фартук, под ним – бальный мундир. Руки у Якова Васильевича в крови. У ног – раскрытая кожаная сумка, похоже – с инструментами.

– Постоянно с собой вожу, – объяснил Виллие, заметив мой взгляд, устремленный на сумку. – На таких балах всякое бывает, вот и вы сподобились. Надо же! – он покачал головой. – Кто бы мог подумать? Безумец в карауле. На государя руку поднял!

Сильно сомневаюсь, что Болхов собирался убить царя, но спорить не стану.

– Благодарю, Яков Васильевич!

– Пустяк! – махнул он рукой. – Можно подумать, вы не помогли бы на моем месте. А, вот и игла с ниткой! – оживился он при виде спешащего к нему лакея.

– Смочите ее в спирте, – попросил я.

– Знаю! – буркнул он. – Ваша метода держать инструмент в спирте перед операцией уже применяется в армии. Крепко помогает – раны загнивают куда реже. А пока будет мокнуть, накапаю вам лауданум.

Словом, меня зашили. То ли лауданум помог, то ли я притерпелся к боли, но выдержал без стонов, только иногда стреляло в ране так, что сердито шипел. Закончив, Виллие помыл руки в поднесенном лакеем тазике, вытер их полотенцем и снял с себя фартук.

– С удовольствием поговорил бы, Платон Сергеевич – давно не виделись, но государь приказал: как закончу, немедля доложить в вашем состоянии. Отдыхайте!

Он ушел. Ко мне подошли лакеи и, взяв под мышки и за ноги, перенесли в другую комнату, где раздели и уложили в кровать – видимо, получили такое указание. После чего ушли, а Пахом остался.

– Крепко спужался, ваше высокоблагородие, – сказал он, подтащив к кровати стул и усаживаясь на него. – В кордегардии сидел, тут вбегает гвардеец и кричит: «На царя покушались! Убили майора Руцкого!». У меня аж заледенело внутрях. Кинулся сюда, а вы на полу