Все зеркало - Коллектив авторов

Никто не помешает мне считать, что в красно-фасеточных глазах прыгунов я вижу одобрение.

Антон

Я не доехал до тетки. Вышел из электрички на первом попавшемся полустанке. Потому что если это судьба, то она сама всё сделает. Мы редко когда можем помочь судьбе. Разве что помешать. А я не хотел мешать. Пусть. Пусть всё идет, как идет. И мой стерео… Моя… Ко мне приходящая, и я. Если это связь, которая прочнее всех мембран мира, то у нас получится…

Поляну я увидел позади покосившейся будки путевого обходчика, где давно уже никто не обитал, кроме одичавших собак, сбежавших из ближайшего поселка. Я даже не смог узнать его названия, оно просто было стерто с вывески на заплеванном перроне. А вот поляну заметил сразу. Потому что там уже колыхалось марево мембраны. И с той стороны меня уже ждали. Что ж. Я готов.

Делаю вдох. Потом быстрый шаг. Протягиваю руки. И чувствую, как мои пальцы сцепились с её пальцами. И звон колокольчиков стал просто нестерпимым. Они ликовали! Они праздновали свою победу над серыми дождями одного мира и заплеванными полустанками другого! А потом снова шаркающий звук. И мембрана закрылась. А мы так и остались стоять. Я и она. Вместе.

Вот только не было тут ни полустанка, ни унылого цвета. Это был совершенно иной, третий мир. Мир для нас. Не Земля, не Зазеркалье. Деревья вскинули кроны на недосягаемую высоту. Облака плыли плавно и величаво. А на небе сияло солнце. Одно желтое. Другое красное. Третье синее. И были мы, и больше никого…

Денис Тихий

Ольга Рэйн

Под тенистым клёном

теперь

– Вот же он, – сказала Катя. – Как же я его не заметила?

Строительный вагончик стоял посреди заросшего низким кустарником пустыря. Растрескавшаяся голубая краска, заклеенные газетами оконца. Вокруг плотно натоптано, похоже, что она не первая кружила по рыжей липкой глине, не замечая того, что торчит перед глазами.

– Такое вот колдунство, Катька, – сказала Катя. – А ведь Говоров предупреждал.

Она оглянулась на прозрачную весеннюю рощу. Всю дорогу сюда, в пустой электричке, на раскисшей грунтовой дороге, среди чёрных, слепеньких деревенских домов, в голове её крутилась пластинка с записью маминого голоса. «Какая же ты фе-е-рическая дура, Катенька! Докатилась, значит, до колдунов? А что потом – шаманы с бубнами?»

В другое время и в другом месте Катя не прислушивалась бы к этой пластинке, давно и привычно скрипевшей в её голове столько лет, ах, сколько уже лет! Но теперь она едва не развернулась обратно, остановило только понимание, что следующая электричка через четыре часа, которые придётся провести на бетонной площадке, где дует по ногам и нассано в углу. А в этом вагончике, наверное, её последний шанс. Катя подошла к ноздреватому сугробу и принялась чистить в нём резиновые сапоги.

Из-под вагончика вылез пёс, донельзя запущенный спаниель, молча посмотрел на гостью, развернулся и полез обратно. Катя успела заметить, что вместо левого глаза у пса уродливый нарост, похожий на бордовый гриб.

– Ну что? – спросила Катя. – Войдёшь? – и сама себе ответила. – Да. Конечно да.

Она взобралась тремя ступеньками на крылечко, постучала в обитую дерматином дверь, потом увидела и вдавила пуговку звонка. Изнутри продребезжал первый такт песенки «Голубой вагон бежит-качается!» Мама в голове хихикнула: «Аутентично». За дверью кто-то возился. Катя трижды нажимала звонок, отправляя голубой вагончик в дорогу. Когда смолкла финальная пластмассовая нота, дверь приоткрылась на цепочке, из щели пахнуло капустой и юный голос, с которым Катя разговаривала утром по телефону, спросил:

– Чего надо?

– Здравствуйте! Я Катя. Екатерина Лепина, я вам звонила.

– А, ты. Водку взяла? – спросил голос.

– Разумеется.

– Чего?! – раздражился голос.

– Взяла! – крикнула Катя, стягивая за лямку рюкзак.

– Сладенькое? – спросил голос.

– Взяла. И соль взяла, и порох, и марганцовку.

– Жди, – сказал голос, чуть повременив, и дверь закрылась.

Катя спустилась к сугробу, вытряхнула сигарету из пачки и закурила. Она больше трёх в день никогда не курила, а теперь долбит и долбит, это всё нервы, её трясёт с того дня, когда пришла эсэмэска от неизвестного номера.

ЦАПЦАРАПЫЧ ЗДОХ ОТ ПАНКРИТИТА СЁДНЯ. ПРАЗНУЙ.

Катя сразу позвонила Говорову, и тот подтвердил, что Крагин Аркадий Борисович, по кличке Цап-Царапыч, осуждённый по статьям таким-то и сяким-то за двенадцать убийств, действительно скончался от приступа острого панкреатита в тюремной больнице колонии «Полярная Сова». Перед смертью эта мразь очень-преочень мучилась и лично он, капитан Говоров, сегодня крепко выпьет за прибытие Цап-Царапыча в ад и скорейшее начало пыточной программы.

– Ну и что? – спросила Катя, чувствуя, как наворачиваются слёзы. – Ну и всё.

Сразу за дверью располагалась кухонька, которую Катя толком не рассмотрела – слёзы в глазах, сердце колотится. Обычная кухонька: что-то чадит, газовый баллон, луковицы в банках, клокочущая кастрюлька на красном завитке электроплитки. Мальчик лет двенадцати с длинной чёлкой, закрывающей половину лица.

– В комнату иди. Ты куда?! Разуйся же!

– Да-да, простите, да-да…

Комната с багровыми коврами на стенах, зеркала перебрасываются отражениями. Посреди комнаты столик, а на нём какие-то меленькие предметы, ключики какие-то, кубики, шарики. Детальки от разобранного будильника? От конструктора? От «киндер-сюрпризов»? Рядом кресло, в нём мужчина с грязными волосами, с неопрятной плешью, с глумливой улыбкой.

Его глаза… Какие у него глаза? Такие глаза, что всё в этой комнате: узоры ковров, трещины в полу, блики на бутылочных пробках, неявные сочетания предметов, всё упирается в них, движется вокруг них, как облака ходят вокруг ураганьего глаза. И все сомнения Кати насчёт свойств обитателя голубого вагончика были высосаны этими глазами досуха и мгновенно. Конверт с деньгами сам впрыгнул в руку, она положила его на столик, поняв, что так надо сделать.

– Садись, – бросил мужчина, отводя от нее, наконец, взгляд. – Мишка! Прибери.

Катя села на круглую вращающуюся табуретку, а столик оказался точь-в-точь на высоте фортепиано, она положила на него ладони, и пальцы скользнули в поисках клавиш. Из-за её плеча протянулась рука, сгребла конверт с деньгами, мазнула по шее льняная прядь. Мальчик, который пустил её в дом, глянул на неё левым глазом, а вместо правого лиловела кожистая дыра, похожая на собачий анус. Катя вздрогнула, будто кто-то дунул ей в ухо из пионерского горна.

– А ну, успокойся, – сказал мужчина.

– Хорошо, – согласилась Катя и поняла, что она вдруг совершенно спокойна, чёртова карусель больше не кружится, можно отдышаться и объяснить, зачем пришла. Комната проросла предметами, которые она сразу