Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

— Всегда ли вы такъ счастливы? спрашиваетъ какой-нибудь графъ или герцогъ, съ любезною улыбкою.

— И во всемъ? тихо прибавляетъ нѣжный голосъ, съ такимъ упоительно-нѣжнымъ взглядомъ, что я забываю взять свой выигрышъ, и онъ остается на столѣ, удвоиваясь въ слѣдующую партію.

И какъ восхитительно возвышаются всѣ твои понятія силою внезапнаго богатства!

Ты распоряжаешься купцами съ могуществомъ Юпитера. Ты властвуешь въ безграничныхъ областяхъ произвола. Что значитъ для тебя самый роскошный пиръ, самая дорогая вещь? Стоитъ только увеличить на двадцать наполеондоровъ слѣдующую ставку. Этотъ богатый рубиновый браслетъ ты пріобрѣтаешь въ одну сдачу. Однимъ словомъ, Бобъ, я чувствовалъ себя отыскавшимъ золотые рудники Эльдорадо безъ хлопотъ поиска! Мнѣ нужно для исполненія прихоти пятьдесятъ наполеондоровъ — я подходилъ къ зеленому столу получить ихъ съ такою же спокойною увѣренностью, какъ взять по векселю деньги изъ банка!

— Пойди сюда, Джемсъ; будь милъ, держи со мной на половину эту ставку. Я увѣренъ въ выигрышѣ, если ты мой партнёръ! шепчетъ молодой лордъ съ пятнадцатью тысячами фунтовъ дохода.

— На чьей сторонѣ Доддъ? спрашиваетъ старый пэръ съ кошелькомъ въ рукѣ.

— Ахъ, какъ хотѣлось бы мнѣ выиграть восемьдесятъ наполеондоровъ, чтобъ купить рыжую арабскую лошадь! говоритъ леди Мери своей сестрѣ.

— Нѣтъ, я лучше купила бы опаловую брошку, отвѣчаетъ сестра.

— О, если выиграю эту ставку, скачу въ свой полкъ купить капитанскій чинъ, восклицаетъ блѣдный субальтерн-офицеръ съ красными пятнами на щекахъ и блестящими, какъ уголь, глазами.

Вообрази же могущество человѣка, который можетъ исполнить имъ всѣ ихъ желанія; вообрази, милый Бобъ, какъ владычествуетъ надъ всѣми этотъ человѣкъ, и скажи, что упоительнѣе его роли? Да, я былъ въ эти три дивныя недѣли новымъ Петромъ Шлемилемъ, обладателемъ неистощимаго кошелька. Въ это чудное время я задавалъ обѣды, концерты, ужины, устраивалъ спектакли, владычествовалъ въ оперѣ, властвовалъ надъ шарлатанами и знаменитостями всѣхъ сортовъ и видовъ; какая женщина не получила тогда отъ меня браслета, брошки, фермуара? Я былъ обладателемъ алмазныхъ копей Голконды!

Конюшни отеля были наполнены всевозможныхъ родовъ животными, принадлежавшими мнѣ: ослами, лошадьми, мулами, собаками; былъ у меня даже медвѣдь; сараи были набиты моими экипажами всяческихъ формъ и видовъ; одинъ изъ нихъ, на трехъ колесахъ, необыкновенно-легко опрокидывавшійся, изобрѣтенный туземнымъ артистомъ, назывался въ честь мою: «le Dod». Каковъ блескъ, мой другъ, какова слава! Я могъ докатиться до потомства на его трехъ колесахъ! Моего покровительства искали съ такою ревностью, что одинъ изобрѣтательный инструментный мастеръ назвалъ моимъ именемъ новопридуманные хирургическіе. щипцы, и я загремѣлъ въ мірѣ медицины при вопляхъ паціентовъ.

Но медаль перевернулась. Въ несчастный день, въ пятницу, фортуна измѣнила мнѣ. Я пролежалъ въ кровати весь этотъ день, не спавъ предъидущую ночь, и ужь поздно вечеромъ пошелъ въ салоны: По обыкновенію, вокругъ меня образовалась цѣлая свита изъ лордовъ, баронетовъ, членовъ парламента, знатныхъ иностранцевъ, потому-что, милый Бобъ, пока звѣзда моя возвышалась по небосклону, пока совѣты мои были, чтобъ выразиться гомерически:

Сердцекрѣпящей, богатство дающею рѣчью,

каждое мое слово, даже въ тѣхъ вещахъ, о которыхъ я рѣшительно не имѣлъ понятія, выслушивалось съ почтительнымъ вниманіемъ, повторялось съ восторгомъ. Ты не повѣришь, но это правда. «Такъ сказалъ вчера Доддъ» — «Доддъ полагаетъ, что это хорошо» — «Доддъ не одобряетъ этого» и т. д. — вотъ фразы, раздававшіяся повсюду; и во всемъ, начиная отъ конскихъ скачекъ до вопросовъ о бюджетѣ Великобританскаго Королевства, мое мнѣніе высоко цѣнилось.

— Бенассе (такъ зовутъ содержателя игорныхъ столовъ) отлично воспользовался временемъ вашего отсутствія, Доддъ. У него нынѣ было великолѣпное утро; онъ обчистилъ старика-курфирста и отправилъ маркграфа Рагацкаго домой безъ гроша.

Этимъ встрѣтила меня въ дверяхъ компанія.

— Теперь-то увидишь настоящую игру, прошепталъ одинъ господинъ своему новоприбывшему пріятелю:- это молодой Доддъ; онъ порядкомъ пошутитъ съ банкометомъ.

Сопровождаемый подобными замѣчаніями, я приближался къ столу, гдѣ для меня торопливо очистили мѣсто, потому-что мое появленіе считалось добрымъ предвѣстіемъ.

Не буду разсказывать въ-подробности о мысляхъ, толпившихся въ головѣ моей. Впрочемъ, некогда мнѣ было и предаваться имъ: мнѣ подали снять; игра началась.

Какъ и всегда, мое счастье было неизмѣнно. Я бралъ ставку за ставкой, какъ-будто проиграть было мнѣ невозможно. И какія странныя мечты проносились передъ моимъ воображеніемъ! Темныя предчувствія бѣды, радостныя видѣнія, бѣшеные ииры, смертная нищета; мнѣ чудилось, что я Балтазаръ, что я Фаустъ — и вдругъ, въ ужасѣ, я едва не вскочилъ, едва не бѣжалъ отъ стола. О, еслибъ я сдѣлалъ такъ! О, еслибъ я послушался предостереженій моего добраго генія!

Наконецъ мечты такъ овладѣли мною, что я не видѣлъ, не слышалъ, что происходило вокругъ меня. Ты поймешь мое состояніе, когда я скажу, что пробудился только отъ громкаго, долгаго хохота, загремѣвшаго отовсюду. «Что это? Что такое?» вскрикнулъ я въ изумленіи. «Да развѣ вы не видите, сэръ, что вы сорвали банкъ и банкиры ждутъ новыхъ денегъ, чтобъ продолжать игру?»

Да, милый Бобъ, я выигралъ у нихъ все, до послѣдняго наполеондора; и я сидѣлъ, машинально загребая свою груду золота и опять пересыпая его на средину стола, среди одобрительныхъ криковъ и хохота толпы, какъ-бы продолжая воображаемую игру. И я хохоталъ, опомнившись.

Деньги наконецъ были принесены. Четверо здоровыхъ людей втащили два тяжелые, обитые желѣзомъ ящика. Я жадно смотрѣлъ, какъ ихъ отпирали, какъ высыпали блестящую массу: я считалъ уже все опять своимъ. Мнѣ кажется, что еслибъ кто предложилъ мнѣ застраховать этотъ будущій выигрышъ за десять наполеондоровъ, я съ презрѣніемъ отвергъ бы условіе — такъ невозможна казалась мнѣ измѣна счастья! И знаешь ли, Бобъ, что болѣе всего занимало меня въ эту минуту? Выраженіе, которымъ исказились лица зрителей при видѣ несметнаго богатства. Да, чудно было смотрѣть, какъ исчезла вся ихъ свѣтскость и сдержанность, какъ она смѣнилась своекорыстными страстями, завистью, ненавистью, жадностью; нѣжные, кроткіе глаза засверкали дикимъ огнемъ; сѣдые старики стали живы, суетливы; молодежь забыла о безпечности, невнимательности. Клянусь тебѣ, во взорахъ, меня окружавшихъ, было больше животной неукротимости, нежели въ глазахъ собакъ, когда охотникъ отнимаетъ у нихъ загрызенную лисицу!

Я обернулся опять къ столу. На моемъ мѣстѣ сидѣлъ изсохшій, бѣдно-одѣтый старикъ; онъ всталъ, чтобъ уступить мнѣ стулъ, и въ движеніяхъ его выражалась та смѣсь нежеланія и робости, которая такъ жалобно проситъ пощады. Его лицо ясно говорило: «я бѣденъ, ничтоженъ, не могу спорить; но, еслибъ можно, остался бы на этомъ мѣстѣ». «Пожалуй, останься», подумалъ я, и деликатно посадилъ его опять на стулъ.

«Счастливое мѣстечко досталось старику!» закричалъ кто-то въ толпѣ сзади меня.

«Доддъ уступилъ свое старое мѣсто!» сказалъ другой.

«Я предпочелъ бы этотъ стулъ кресламъ директора Остиндской Компаніи!» закричалъ третій.

Я только улыбался нелѣпому предразсудку: развѣ мое мѣсто, а не меня полюбила фортуна! Какъ бы въ досаду глупому ихъ легковѣрію, поставилъ я на карту огромную сумму — и проигралъ! Въ другой, въ третій разъ я поставилъ карту — и опять проигралъ! И по комнатѣ пробѣжалъ шопотъ, что счастье покинуло меня. Я перемѣнилъ свое счастливое мѣсто — и проигрывалъ карту за картой.

— Посторонись немножко, дай мнѣ взглянуть на него, прошепталъ сзади кто-то своему пріятелю: — мнѣ хочется взглянуть, каково держитъ онъ себя въ проигрышѣ.

— Отлично держитъ, отвѣчалъ другой.

— Удивительно! сказалъ третій: — въ немъ невидно ни досады, ни лихорадки. Отлично держитъ себя.

— Ну, а все-таки у него руки дрожатъ! Онъ судорожно смялъ вексель, ставя его.

— Да, его бросило въ потъ! Посмотрите, рука его влажна, наполеондоры прилипаютъ къ ней.

— Скоро отлипнутъ, скоро! сказалъ гладко-выстриженный господинъ, съ видомъ знатока.

И его замѣчаніе вызвало одобрительную улыбку у разговаривавшихъ.

— Я сосчиталъ его послѣднія пятнадцать картъ, сказалъ какой-то юноша дамѣ, которую держалъ подъ-руку:- и сколько, вы думаете, онъ проигралъ? Сорокъ восемь тысячъ франковъ!

— Для одного вечера довольно! сказалъ я ему, улыбаясь, и они оба покраснѣли оттого, что ихъ слова разслушаны. Я закрылъ бумажникъ, и ушелъ въ другую комнату, гдѣ играли въ вистъ и въ шахматы. Я взялъ стулъ и старался показать, что со вниманіемъ смотрю на ихъ игру, а сердце мое билось, какъ-бы хотѣло вырваться изъ груди. Не подумай, Бобъ, не подумай, что я трепеталъ отъ любви къ золоту. Клянусь тебѣ, что не деньги, не жажда богатства владычествовала мною въ эту минуту. Истинная страсть игрока — остаться побѣдителемъ, не быть побѣждену, бушевала во мнѣ. Я поставилъ бы на карту руку, честь, счастье, жизнь свою; я былъ какъ-бы въ поединкѣ съ судьбой, и не могъ оставить мѣста битвы, не сокрушивъ или не сокрушившись!