Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

— Я вовсе не о томъ думалъ, милордъ. Я думалъ просто о томъ, что вашъ другъ едва-ли получитъ черезъ процесъ деньги.

— Что вы хотите сказать, сэръ? Развѣ васъ не осудятъ заплатить огромный штрафъ мистеру Горъ Гэмптону?

— Осудятъ, но я не заплачу.

— Противъ нежеланія вашего есть законныя средства. Продадутъ ваше имущество до послѣдней нитки; возьмутъ брильянты вашей супруги, снимутъ съ васъ даже фракъ…

— Насчетъ брильянтовъ мистриссъ Д. и моего гардероба не хлопочите: сумма, за нихъ вырученная, не будетъ слишкомъ-значительна.

— Наложатъ запрещеніе на ваши земли.

— Немного съ нихъ возьмутъ: онѣ ужь давно заложены.

— Всѣ источники вашихъ доходовъ будутъ открыты.

— О, я былъ бы очень-благодаренъ за такое открытіе! Вотъ ужь два мѣсяца, какъ Порсель не даетъ вѣсти о себѣ, и я не знаю, откуда достать хоть шиллингъ.

— Впрочемъ, говоря по совѣсти, что такое вознагражденіе по судебному приговору? сказалъ онъ: — пустяки, совершенные пустяки!

— Да, совершенно-согласенъ: пустяки! отвѣчалъ я.

— А сколько непріятностей надобно пройдти, чтобъ назначили его! Сколько денегъ надобно давать адвокатамъ: тому триста фунтовъ, другому четыреста фунтовъ, и нѣтъ конца этимъ сотнямъ; надобно вызывать сорокъ-семь свидѣтелей изъ Германіи въ Лондонъ, платить каждому отъ двухъ до десяти гиней суточнаго вознагражденія, уплатить каждому дорожныя издержки — сколько это будетъ стоить! И что же выйдетъ? Разоришь бѣдняка осужденнаго, самъ не получишь никакой выгоды. Это чистая глупость. Повѣрьте мнѣ, Доддъ, подобныя тяжбы пріятны только адвокатамъ.

— Совершенно увѣренъ въ томъ, милордъ.

— Нельзя не быть увѣрену, сказалъ онъ съ достоинствомъ. — Я ужь говорилъ вамъ, что я не ханжа. Я не хвалюсь добродѣтелями, которыхъ нѣтъ во мнѣ. Мнѣ случилось однажды быть точно въ такомъ же положеніи, какъ вы теперь. Правда, я былъ тогда молодъ. Повѣренный мужа былъ, къ-счастью моему, человѣкъ, знавшій меня и мои семейныя обстоятельства. Онъ прямо сказалъ мнѣ:

— Брукъ, дѣло кончится процесомъ. Васъ приговорятъ къ десяти-тысячамъ фунтовъ; издержки ваши по процесу будутъ простираться еще до трехъ тысячъ: можете ли вы заплатить?

— Нѣтъ, сказалъ я: — я младшій сынъ; мнѣ опредѣлено только восемь тысячъ, которыми я долженъ жить, потому не могу.

— Сколько же вы можете заплатить? сказалъ онъ.

— Двѣ тысячи могу, смѣло сказалъ я.

— Скажите: три, сказалъ онъ:- скажите: три.

— Я сказалъ: пожалуй, три. И дѣло было кончено; безславіе отвращено; репутація спасена; мнѣ осталось десять тысячъ чистой экономіи. Все потому, что и я и мужъ, мы оба были люди, видѣвшіе свѣтъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, будемъ судить хладнокровно. Заведись процесъ — мы оба разорились бы на адвокатовъ; теперь мы оба остались въ выигрышѣ. Правда, мужъ получаетъ меньше денегъ, но за-то не поднимается никакихъ сплетенъ. Жена избѣгаетъ стыда; отвѣтчикъ поплатился только четвертою долею того, что потерялъ бы въ процесѣ, и кромѣ того, избавленъ отъ грабительства адвокатовъ. Человѣкъ низкаго характера сказалъ бы: «какое мнѣ дѣло до репутаціи этой женщины? Я хочу защищать свое дѣло, хочу выиграть процесъ. Мнѣ нѣтъ надобности, что меня будутъ чернить адвокаты противника, будутъ позорить газеты, выставятъ меня въ каррикатурѣ на окнахъ магазиновъ». Онъ сказалъ бы: «Что мнѣ горевать о моей репутаціи? У меня нѣтъ ни сыновей, ни дочерей; отъ моего безславія некому страдать!» Я очень-хорошо знаю, что эти и многіе другіе резоны могли бы заставить человѣка съ низкою душою пожалѣть трехъ тысячъ фунтовъ и сказать: «Пусть будетъ, что будетъ. Начнемъ процесъ!» Но ни вы, Доддъ, ни я не такіе люди. Мы не можемъ смотрѣть на вещи такими глазами. Человѣкъ, знающій свѣтъ, отличается тѣмъ, что не только понимаетъ дѣло въ настоящемъ видѣ, но и понимаетъ его съ перваго взгляда. Онъ судитъ о всякомъ вопросѣ, инстинктивно зная напередъ, какъ объ этомъ подумаетъ свѣтъ, и говоритъ самъ себѣ: «конечно, есть въ этомъ дѣлѣ нѣкоторыя стороны, несовсѣмъ для меня пріятныя. Пожалуй, могъ бы я сказать, что и то не по моему вкусу, и другое мнѣ не нравится; но когда же бывали примѣры, чтобъ у человѣка заболѣлъ тотъ именно зубъ, боль котораго ему пріятна?» Я знаю, Доддъ, вы человѣкъ, довольно-видѣвшій жизнь; скажите же, случалось ли когда вашему сердцу радоваться, смотря на трактирный счетъ, или слыша въ передней вашей хорошо-знакомый голосъ неотвязнаго кредитора? Истинная философія состоитъ въ томъ, чтобъ уменьшать, повозможности, неизбѣжныя непріятности жизни. Согласны ли вы со мной?

— Въ общихъ мысляхъ совершенно согласенъ, милордъ; но вопросъ въ томъ: до какой степени настоящій случай можетъ быть считаемъ подходящимъ подъ вашу теорію. Предположимъ, напримѣръ, что я замѣтилъ бы: между вашимъ и моимъ положеніемъ нѣтъ ни малѣйшаго сходства; вы сознавались открыто въ своей виновности; я, столь же ясно, говорю, что не виноватъ.

— Итакъ, вы хотите умереть невиннымъ, Доддъ? сказалъ онъ, хладнокровно затягиваясь своею сигарою.

— Я хочу, милордъ, не покидать твердаго основанія, на которомъ стою. Еслибъ вамъ угодно было терпѣливо меня выслушать, я могъ бы совершенно-удовлетворительнымъ для васъ образомъ объяснить, какъ и почему я сюда пріѣхалъ; могъ бы вамъ представить прекрасныя причины всему, что можетъ казаться страннымъ или загадочнымъ…

— Какъ, напримѣръ, принятіе имени и титула, непринадлежавшихъ вамъ; притворная болѣзнь, чтобъ никто не увидѣлъ васъ; внезапный отъѣздъ изъ Эмса и отчаянно-быстрое бѣгство сюда, наконецъ краснорѣчивая поза, въ которой я васъ видѣлъ своими глазами. Конечно, человѣкъ изворотливаго и находчиваго ума способенъ пріискать нѣчто-похожее на объясненіе всему этому. Адвокаты такъ дѣлаютъ каждый день — иные съ слезами на глазахъ, другіе, прижимая руку къ сердцу, смотря по суммѣ, какую взяли за ораторство. Но я прошу васъ припомнить, что теперь мы не передъ судомъ Палаты Лордовъ. Мы здѣсь говоримъ по чести и по совѣсти, наединѣ; софистика и адвокатскія уловки ни къ-чему здѣсь не ведутъ; и я говорю вамъ откровенно, что на какую сторону ни поворачивайте дѣло, но совѣтъ, который далъ я вамъ — единственный возможный и удобный путь выйдти изъ вашего затруднительнаго положенія.

Вѣроятно вы, милый Томъ, найдете, что я слишкомъ-подробно передаю всѣ подробности этого любопытнаго разговора; но вспомните, что я стараюсь передать аргументы милорда такъ, чтобъ они произвели на васъ совершенно такое же впечатлѣніе, какое произвели на меня, уступившаго наконецъ ихъ вліянію. И какъ-бы странно ни показалось вамъ мое поведеніе въ этомъ тяжкомъ случаѣ, пожалуйста, ни на минуту не забывайте о доброй славѣ и счастіи того милаго существа, участь котораго была въ моихъ рукахъ и которое спасъ я дорогою цѣною.

Не желаю утомлять васъ длиннымъ разсказомъ о всѣхъ подробностяхъ переговоровъ, происходившихъ между лордомъ и мною. Отчетъ о нихъ составилъ бы цѣлую Синюю Книгу, и былъ бы столько же занимателенъ, какъ всѣ эти фоліанты; потому избавлю васъ отъ повѣствованія о постепенномъ ходѣ трактацій, и сообщу вамъ только статьи мирнаго договора:

Статья первая. Мистеръ Г. Г., по убѣжденію, и въ силу нижеопредѣленныхъ вознагражденій, обязывается думать о мистриссъ Г. Г. во всѣхъ отношеніяхъ такъ же, какъ до ея встрѣчи съ К. Дж. Д., питая къ ней тѣ же самыя, какъ и до вышеупомянутой встрѣчи, чувства почитанія, любви и благорасположенія и оказывая ей таковое же достодолжное уваженіе.

Статья вторая. К. Дж. Д., съ своей стороны, соглашается выдать векселей на двѣ тысячи фунтовъ стерлинговъ, съ приращеніемъ пятью процентами ежегодно до времени уплаты; опредѣленіе сроковъ платежа предоставляется усмотрѣнію К. Дж. Д., съ тѣмъ, однако, ограниченіемъ, что весь капиталъ будетъ вполнѣ уплаченъ до истеченія пяти лѣтъ отъ сего числа.

Статья третья. К. Дж. Д. обязуется честнымъ словомъ никогда не входить въ споръ или протестъ противъ дѣйствительности вышепоказаннаго долга, не прибѣгая ни къ какимъ законнымъ или незаконнымъ ухищреніямъ, какъ-то, напримѣръ, объясненіямъ о насильственномъ вынужденіи и проч., но принимаетъ вышеизложенныя условія со всею искренностью джентльмена.

Слѣдуютъ рукоприкладства и печати договаривающихся лицъ и свидѣтелей. Несмотря на всю краткость статей, пренія о нихъ заняли нѣсколько дней; на это время мистеръ Г. Г. удалялся въ сосѣднюю деревню, потому-что правила этикета не позволяли намъ жить въ одномъ городѣ, пока договорныя статьи не опредѣлятъ нашихъ взаимныхъ отношеній. Таковы были понятія лорда Гэрви Брука и можете заключить изъ этого, милый Томъ, до какой мелочности достигала пунктуальность всей негоціаціи. Лордъ каждый день обѣдалъ и ужиналъ со мной, завтракалъ въ Швейнштокѣ съ довѣрителемъ своимъ. Когда все между нами было окончательно улажено, мнѣ казалось, что теперь мы съ мистеромъ Г. Г. можемъ пообѣдать вмѣстѣ, какъ добрые пріятели; но лордъ Гэрви безусловно отвергъ мое предложеніе. «Нѣтъ, нѣтъ, послушайте, Доддъ, не будьте жестоки съ бѣднымъ Г. Г., это неблагородно». И хоть я не видѣлъ основательности въ его возраженіи, но лучше захотѣлъ уступить, нежели сдѣлать неделикатный или нелюбезный шагъ. Потому я не видѣлъ мистера Г. Г. во все продолженіе нашего сосѣдства.