Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник) - Андрей Посняков

А Конхобар Ирландец никуда не запропастился. Сидел себе на скале, на острове, посиживал. Ждал – что из этого нападения выйдет. Знал лучше многих других о том, что маловато у Хастейна воинов, даже на весла – и то не хватает, сильно потрепал его Ютландец у фризских шхер. Победит Хастейн – хорошо, нет – тоже что-нибудь придумать можно. Жаль вот только, кто-то помог бежать намеченной жертве – дочке Торкеля-бонда. Сама она из тайной пещеры не могла б выбраться ни за что, разве что прыгнуть в море, рискуя разбиться о камни. Правда, сам Ирландец так же вот летал, сброшенный этим недоноском Хельги, но вот, слава Крому, живой остался, даже костей не переломал. Потому, на всякий случай, крепко-накрепко связал девчонку – нипочем не развязалась бы без посторонней помощи. Но вот, видно, нашли, развязали… Узнать бы – кто. Впрочем, и так догадаться можно. Конхобар усмехнулся – это все дела решаемые. Обвести вокруг пальца простоватых финнгаллов – ума хватит. Про девчонку сказать, что от Хастейна людишек ее на скале спрятал, а что руки связал – так это исключительно для того, чтобы та с перепугу глупостей каких не наделала. Так что, не мстить за это нужно Ирландцу, наоборот – серебришка отсыпать щедро. А с Сельмой… может, то и к лучшему. Вот другая проблема, с волком, то есть с друидом Форгайлом Козлом, гораздо больше тревожила Конхобара. Не показывался в последнее время волк – даже убивать перестал – это знак хороший! Видать, плохи дела у Форгайла. Не потому ли, что, ходили слухи, уничтожил капище в Черном лесу местный колдун, кузнец Велунд. Разбил, собака, жертвенные кувшины. И, правильно, между прочим, сделал. Теперь обиделся, видно, Кром, на друида, не отстоял тот жертвенники, не смог, не сумел. Хорошо это! Пускай бы пропал этот волк-друид на веки вечные, не мешал бы его, Конхобара, реальным планам. А то ведь… Как представил Ирландец жутковатый взгляд Форгайла, так снова захолонуло сердце.

Черный друид Форгайл Коэл, обучавшийся колдовству еще на Зеленом острове, в школе друидов, в Круахан-Ай, средь каменистых ущелий Коннахта… Затосковал друид в последнее время, забросил стаю и, охотясь теперь в одиночку, все чаще выл на луну. Знал – лишь одно могло бы помочь ему вернуть милость кровавого бога – сиреневый камень Лиа Фаль, что дает власть и силу. Власть… Волк усмехнулся бы, если б умел усмехаться, а так только шире раскрыл клыкастую пасть. Скорее – лишь крупицу власти. Но, и этой бы крупицы хватило, иначе все пойдет прахом. А ведь так хорошо начиналось! Форгайл вспомнил, как вместе с младшим жрецом Конхобаром почти сразу же по прибытию в землю финнгаллов принес первую обильную жертву. И как сразу почувствовал свою возросшую колдовскую мощь. А потом… Потом так и не смог проникнуть в душу умирающего – вернее, уже умершего – сына местного ярла. Место в его умирающей душе занял кто-то другой… Отнюдь не случайно. Старый колдун, что живет на кузнице. Несомненно, это его работа. Недаром, веет от него чем-то опасным, страшным, так, что ни один волк, включая самого Форгайла, так и не осмеливался и близко подойти к кузнице. Да, кузнец – опасный противник. Недооценка его – ошибка. Большая ошибка. И вторая ошибка – младший друид Конхобар. Вот ведь, змееныш, как не стало за ним постоянного пригляду, тут же начал свои делишки крутить. Недаром говорят – пастух спать, овцы – в лес. Разобраться надо и с ним, и с кузнецом. Но для этого… Для этого снова надо стать человеком. И стал бы… Да вот только как? Хорошая жертва нужна, и жертвенник. А ничего ж, ничегошеньки нет. Замкнутый круг получается. И чтобы его разорвать, нужно снова стать человеком, иначе… иначе чувствовал Форгайл, как все больше завлекает его звериная, волчья жизнь, как просыпаются, веселясь и дразня, инстинкты его древних пращуров. Иногда, средь бела дня, понимал вдруг друид, что скоро окончательно превратится в зверя – и лихорадочно соображал, как не допустить этого. Днем с собой справлялся. Ночью – нет. Тогда, чтобы не озвереть окончательно, специально отбился от стаи и ночью старался спать, а охотился днем. И меньше охотился, а больше думал. И знал – когда-нибудь да придумает выход. Обязательно!

Дул ветер, раздувая пламя погребальных костров. Выжившие справляли тризну по погибшим друзьям. Ингви… Ингви Рыжий Червь. Ты славно бился и умер в бою, как настоящий викинг.

– Когда-нибудь мы еще встретимся с ним в небесных чертогах, – поднимая рог с хмельным питием, негромко сказал Хельги.

И все повторили:

– Так будет, ярл.

А Велунд, старый кузнец Велунд, всю битву не выпускавший из руки смертоносный лук – он мог бы, если б хотел легко поразить Хастейна во время боя с Хельги – лишь улыбнулся.

Через семь дней так и не утихший ветер наполнил свежим дыханием полосатые паруса трех драккаров Хельги Сигурдассона, молодого бильрестского ярла. На носу его корабля «Транин Ланги» поднимали весла друзья и сподвижники: Харальд, Горм с дальнего хутора, Снорри. Ближе к корме, не особо желая выделяться, сидели Дирмунд Заика и Хрольв, а по левому берегу, по лугам, покрытым розовыми полосками душистого клевера, мимо редких сосен, взмывающих кронами к небу, вслед за кораблем бежала девушка, красавица в синем сарафане, и прощально махала белым платком.

Сельма…

Хельги посмотрел на нее и грустно улыбнулся.

Первый поход

Глава 1

Камень

Тот камень, что у Дома жизнигероев лишил,Лугайд Ламдерг метнул его в Илланна,сына Фергуса,Фиахна бросил в Лугайда его,и кровью омылся герой,Дважды по семь мужей палоот этого камня.

– Да тяните ж вы сильней, ленивые свиньи! Слева, слева поддайте!.. Да слева, говор-рю, не справа… Эх, чтоб вас…

Узколицый человек в дорогой, крашенной желтоватым дроком тунике из тонкой шерсти, махнув рукой, устало опустился на камень. Волны, шипя, бились у самых его ног, с разбега налетая на землю, а чуть правее шумел искрящийся водопад, над которым в хорошую погоду неизменно зажигалась разноцветная радуга. Сейчас погода была хорошей: над синими водами залива ласково сверкало солнце, освещая голубоватые луга, усыпанные клевером и ромашками, высокие, тянущиеся к самому небу сосны, кусты можжевельника и дрока, растущие ближе к оврагу, орешник, иву на берегах глубокого ручья, серебряные зеркала многочисленных озер, усадьбы, лес и – чуть дальше – в сиреневой дымке горы. На холме, за спиной узколицего, поднимались новые строения усадьбы, пахнущие свежей смолой, а прямо напротив, в заливе, не так уж и далеко от деревянного причала, деловито сновали лодки. Скопившиеся на причале люди – большей частью рабы да слуги – по команде узколицего тянули канаты, которые заводили куда-то в воду сидящие в лодках. Видно было – пытались поднять какой-то затонувший корабль, но тот – вот незадача – в который раз, показав драконий нос, подняв тучу брызг, с шумом срывался обратно в море.

Узколицый поднялся с камня и, досадливо сплюнув, – похоже, все нужно было начинать сначала, – обернулся на чьи-то шаги.

– Чего тебе, Вазг? – Перед ним стоял усыпанный веснушками пацан, светлоглазый, с растрепанными ярко-рыжими волосами.

– Хозяйка Гудрун звала тебя, господин Конхобар, – поклонившись, почтительно вымолвил тот. – И сказала – пусть идет побыстрее.

Пацан почесал пальцами босой ноги другую.

– Побыстрее? – с издевкой повторил Конхобар. – Ну, пошли, раз зовет. Посмотрим, с чего там такая спешка.

Прихватив валяющийся прямо на траве плащ, он пошел вслед за мальчишкой, привычно размышляя о превратностях жизни. Причем не только размышляя, но и прокачивая возможные неприятности. Конечно, повезло, что и говорить, когда во время недавнего нападения пиратов Хастейна он, Конхобар Ирландец, остался в стороне от этого так и не завершившегося успехом дела, к которому, надо признать, и сам приложил некоторые усилия. Но – случилось, как случилось, – и Конхобар был несказанно рад тому, что не явился тогда на корабль Хастейна. Не до того было. На всякий случай хотелось принести жертву Крому, древнему божеству кельтов: и место для жертвоприношения было выбрано неплохо – на маленьком скалистом острове, и намеченная жертва удовлетворила бы самый взыскательный вкус – как-никак дочка Торкеля-бонда, отнюдь не самого последнего человека в Бильрест-фьорде – Радужном заливе, как, по названию фьорда, прозывали и всю округу, прилегающую и даже не очень прилегающую – так называемые дальние хутора. Не вышло тогда с жертвой – бежала дочка Торкеля из тайной пещеры с помощью друзей, в первую очередь с помощью Хельги, молодого местного ярла, после смерти своего отца Сигурда от рук предводителя пиратов Хастейна унаследовавшего усадьбу и земли. Усадьбу, правда, пираты успели сжечь, так вот теперь – отстраивали. Правда, сам молодой ярл, как оказалось, не горел желанием заниматься хозяйством – не очень-то ему это нужно было, в неполные-то шестнадцать лет. Тем более и корабли у него имелись – аж три штуки: отцовский, «Транин Ланги», да два трофейных, хастейновских. Была и дружина. Уже мало кто в округе открыто выступал против юного ярла: позвал с собой – и явилась почти вся молодежь. Люди постарше, конечно, не очень-то захотели идти пытать счастья за тридевять земель, ну, это только те, у кого свое хозяйство было, а у кого не было, те повалили к Хельги: идем, мол, с тобою. Тот уж и не рад был, что собрал такую ораву – опыта-то ими командовать маловато, – но вида не показывал, стервец, улыбался да жевал себе соломинку. Ну, слава богам, отплыли. Кажется, в Англию. Там бы их и прибили или волной какой перевернуло. Ну, в общем, пока все к лучшему.