Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

дежурный у волосатого, – что, перепутал наше общежитие со своим домом?

– Не перепутал, – обидчиво ответил нарушитель тишины.

– Тогда молчи, не мешай людям спать.

Второй дежурный, со шрамом на щеке, в толстом вязаном свитере, пошел между рядов, успокаивал остальных говорунов.

– Все, ребята, отбой, если кто будет нарушать тишину, завтра готовьтесь покинуть это благодатное место.

Кое-как дежурные обеспечили тишину, которая, как показалось умаявшимся за день абитуриентам, тут же была прервана щебетаньем весеннего, ослепляющего солнцем утра. Мальчишки спали так крепко, что ночь минула мгновенно.

Диктант писали до обеда. Результаты сообщили через день. Перед тем, как зачитать оценки, Ян Янович Варавка, член приемной комиссии, обвел малолетних претендентов замысловатым взглядом и спросил.

– Кто из вас Алексей Зубов?

Лешка поднялся, испуганно взглянул на преподавателя.

– Вот ты какой, – подойдя к нему и похлопав по плечу, уважительно сказал Ян Янович. – Что, испугался?

– Да вроде нет, – промямлил покрасневший Алексей.

– Хочу посмотреть на абитуриента, который единственный написал диктант на пять. Такого за время моей здесь работы не было ни разу.

– Ты где учился, молодой человек? – торжественным тоном спросил преподаватель.

– В школе.

– Я не про это, ясно, что в школе. Где она находится?

– В Нижнеилимске.

– Напиши учительнице по русскому, поблагодари ее от меня и от себя.

Преподаватель не знал, что постоянной учительницы по русскому у Алексея не было. И очень бы удивился, если бы Леха начал перечислять своих главных учителей – Пушкина, Гоголя, Толстого – в основном по их книгам он изучал свой великий родной язык.

Колька и Володиша диктант написали на четверки. Настроение после этого успеха было у всех приподнятое. Стали готовиться к математике. И там – успех. Наконец экзамены сданы. Алешка Зубов расстроился до слез, когда не увидел своей фамилии в перечне принятых в техникум абитуриентов. Он несколько раз прочитал список фамилий на букву «З», но Зубова там не было. Со склоненной головой и слезами на глазах Лешка отошел в сторону. Вздрогнул оттого, что кто-то сильно хлопнул его по плечу.

– Ну ты даешь! – воскликнул счастливый Володиша. – Я радуюсь за тебя больше, чем за себя. Я, конечно, рад, что поступил, но ты молоток. Ты видел, тебя поставили первым во всем списке. Это значит, что ты лучше всех сдал экзамены. Ты лучший!

Алешка только и буркнул в ответ:

– А я и не заметил, я в начало не посмотрел, – и отвернулся.

От этого известия он расстроился еще больше. И уже не сдерживал слез, которые катились из его глаз от радости события, от благодарности преподавателям, которые по справедливости отметили его дарования. Самые горячие слезы были оттого, что мама не видит этого его триумфа, этого его подвига, который он посвятил ей.

Алешка входил во взрослую жизнь с огромным чувством благодарности этой надвигающейся жизни, которая сегодня ласково принимала его в свои объятия, которая должна быть такой же светлой, как этот летний день его триумфа, такой же длинной и полноводной, как его любимая река Илим, такой же нравственно высокой, как небо над его родной землей.

* * *

На столе зазвонил, имитируя колокола, сотовый телефон, прерывая воспоминания и возвращая Зубова в настоящее время. Давнего приятеля Алексея Николаевича, с которым они познакомились в советские времена на партийном съезде и подружились семьями, Зубов в шутку называл начальником Никольского поселения, хотя его официальная должность звучала многословно и представительно.

– Здравствуй, Алексей.

– Здравствуй, Слава.

– Слушай, нужно чтобы ты приехал.

– Что-то случилось? До́ма какие-то неприятности?

– До́ма все нормально.

– Тогда в чем дело?

– Я вчера был на стройке, огорчился, ночь не спал.

– Что там такого, что тебя бессонница одолела?

– Да строители еле-еле поворачиваются, а срок сдачи подходит.

– Слава, ну чего ты? Был бы объект, а то строится халупа, сдается в мае, времени у нас достаточно. Сделаем, успеем.

– Это для вас она там, в городе, халупа, а у нас поважнее дворца будет. В кои-то веки деньги дали, переселенцы около нового дома круги наматывают, широкую дорогу протоптали, ждут – не дождутся. Любой срыв по сроку сдачи – море слез и оргвыводы. Хотя больше всего людей будет жалко.

– Да не волнуйся ты, Слава, все сделаем вовремя.

– Я, конечно, не строитель, как ты, но то, что увидел, меня расстроило, поэтому сидеть и ждать, когда все сорвется, не буду. Прошу тебя, приезжай, наведи порядок на стройке и заодно пообщаемся, сколько мы уже не виделись, наверное, полгода.

– Мы что, девчонки, каждую неделю встречаться?

– Алексей, но мы уже не мальчишки, годиков нам о-ё-ё. Жизнь проходит.

– Ты опять про годики. Мы с тобой еще молоды и полны планов и сил, Слава! – бодро парировал директор.

– Конечно, Алексей, тебе под семьдесят. Как говорили у нас в деревне, вторая молодость начинается в эту пору.

– А заместитель мой тебя не устроит?

– Алексей, лучше ты приезжай. Пойми меня!

– Уговорил! Жди.

– Жду с радостью. Посидим, о жизни потолкуем, ну, конечно, и о делах наших строительных. Когда ждать?

– Я посмотрю свой распорядок и о дне приезда сообщу тебе сегодня же.

После телефонного разговора с приятелем Алексей Николаевич стал пересматривать свои записи. Серьезных встреч и совещаний не ожидалось, на те, что были намечены, можно было отправить заместителей. Единственное осложнение – надвигался Международный женский день. Значит, выехать нужно не позднее завтрашнего утра. До Никольска сто пятьдесят километров, за два дня с учетом совещания и гостевания совершенно спокойно можно обернуться. Вечером побыть у Славы, а наутро – в обратный путь.

Алексей Николаевич вызвал секретаршу, отдал все необходимые распоряжения. Попросил, чтобы она позвонила руководителям организаций, участвующих в строительстве дома в Никольске, чтобы завтра к двенадцати они направили своих представителей, если кто-то не сможет приехать лично.

Позвонил домой, рассказал жене о завтрашней поездке, позвал в попутчики. Вечером за ужином Маша стала отговаривать его от путешествия, ссылаясь на плохие дороги, на его больное сердце. Алексей улыбался, гладил жене руки, целовал ее, но от намеченной поездки не отказался. Прогноз погоды, однако, благостей не сулил: МЧС рассылало эсэмэски, предупреждая об обильных снежных осадках, ветре и о других недобрых сюрпризах сопротивляющейся зимы.

Вопреки предупреждениям, утро оказалось благодатным, небо ясным, настроение веселым, мысли легкими. Солнце еще наполнялось светоносными силами за горизонтом, но его лучистые сполохи возвещали скорую победу над тьмой. Из теплой, уютной представительского класса машины мир Алексею Николаевичу казался приветливым и покладистым, как добрый, предсказуемый в своем поведении домашний пес.

Чтобы не стоять в городских пробках, выехали на кольцевую. Через десять минут колеса «мерседеса» шуршали по покрытию вантового моста, связавшего брачными узами противоположные берега Невы. Узы эти представляли собой обледеневшие мощные торосы, облепленные клочками побуревшего снега. Левый берег реки, закрытый от всходящего солнца, был затенен, правый, отяжеленный приникшими к нему судами и суденышками, искрился солнечными лучами, падающими и отраженными талой невской водой.

Но вот и мост уже позади, края дороги обрамляют