Париж… до востребования - Наталья Котенёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, розовые очки потихоньку спадали с моих глаз, и я посмотрела на своего возлюбленного уже с другого угла зрения. Я по-прежнему любила Жоржа, но не как идола, а как человека со всеми его недостатками, включив критическое отношение ко всему, что происходило вокруг нас.
Но, что нервировало и раздражало меня больше всего — это его все возрастающее желание контролировать меня, попытки метризировать мое время, мое отношение к людям, которых я любила.
Первой жертвой стала Орели. В самом начале, когда мы только стали любовниками, Орели и Д’Иссеньи симпатизировали друг другу, но очень скоро у Жоржа стал проявляться собственнический инстинкт и он не раз говорил, что я нахожусь под влиянием своей помощницы, что она всего лишь наемный работник и нужно держать дистанцию. Я обижалась на такое отношение к моей подруге, он знал о том, что Орели буквально спасла меня после смерти Клода, как она работала по много часов в галерее, не считаясь со временем, и как подрядила Криса делать за копейки всю работу по нашему сайту и соцсетям, какой бесценный вклад эта девушка вносила в деятельность "Парижских Кошек". Конечно, я старалась сглаживать углы, объясняла Жоржу, что мы дружим, что Орели — мой близкий человек, а работа — это работа. Все мои увещевания плохо помогали и Жорж вносил напряжение в наши отношения с подругой.
И Орели пошла на откровенный разговор. Однажды, после работы она задержала меня и прямо сказала:
— Послушай, Алекс, я чувствую, что Жорж тебя ревнует ко мне. Его ехидные замечания в мой адрес просто бесят! Если так будет продолжаться, то рано, или поздно, он потребует от тебя сделать выбор. Я не знаю, насколько ты сильно его любишь, но ты должна будешь мне сказать о своем решении честно и заранее. Я все понимаю, но за время, что я работаю у тебя, я привыкла к тебе, полюбила тебя и могу рассчитывать на честное ко мне отношение.
Что я могла сказать? Я успокоила девушку и уверила, что найду решение, поговорю с Жоржем, постараюсь не доводить конфликт до крайней точки. А что я еще могла ей ответить? Мы всегда были честны с помощницей, и я не представляла, как смогу с ней расстаться. Конечно, дело было не только в том, что моя подруга стала неотъемлемой частью "Парижских кошек", она была родной душой, и прекрасным другом.
Я поговорила с Жоржем, и он обещал, что будет следить за собой и, что Орели слишком мнительная, и ничего особенного не происходит, и что он просто слишком сильно меня любит…
Я хотела ему верить и поверила тогда.
Глава 30. За что, любимый?
Ницца. Канун Нового 2019 года.
После обеда с антикваром я пребывала в состоянии какой-то нетерпеливой эйфории. При мысли о предстоящей встрече с Ратмановым, сердце начинало биться в синкопическом ритме. Что со мной происходило я не понимала! Ну, подумаешь, хороший художник, талантливый. Да мало ли я талантливых видела за все то время, что владею галереей! Но мысли мои были только о Ратманове, только о том, как я встречусь с ним.
Должно быть Жорж уловил мое состояние, да и как его было не заметить. Я не слышала слов, обращенных ко мне, невпопад отвечала на вопросы. Попытки Д’Иссеньи приласкаться, обнять вызывали раздражение, я отстранялась. Впервые я уклонялась от его ласк. Что на меня нашло? Я могла думать только о том, что, возможно, скоро увижу того, кого искала. Просто наваждение какое-то!
Вот тут-то я и испытала на себе, что такое ревность Д’Иссеньи.
После возвращения с Кур-Салея Жорж предложил никуда больше не ходить и провести время на вилле, сказал, что сам приготовит ужин, а потом можно поплавать в бассейне. Я рассеянно кивнула, бездумно соглашаясь.
Он сам занялся готовкой, накрыл стол, зажег свечи, принес цветы из сада. В тот вечер Жорж не позволил мне ни к чему прикоснуться и, когда все было готово, торжественно подвел к столу.
В другое время я бы восхищалась его заботой, вкусными блюдами, сделала миллион комплиментов его стряпне, но, к сожалению, мысли мои были о другом мужчине — о художнике. Я то и дело поглядывала на портрет, который Жорж купил мне утром. Образ девушки тревожил меня, я невольно думала о сходстве этой молодой женщины со мной. Случайность? Совпадение? Картина как будто заворожила меня.
— Любовь моя, о чем ты все время думаешь? Не хочешь поделиться?
Я была настолько глубоко погружена в свои мысли, что вздрогнула от неожиданного вопроса.
— Да ни о чем особенном… все об этом художнике, о Ратманове. Знаешь, я испытываю какое-то волнение, когда думаю, что наконец увижу его. Мне кажется, что что-то должно произойти, между нами… Ну, между нами, не как между мужчиной и женщиной, — добавила, увидев, как сдвинулись брови Жоржа, — ну, ты меня понимаешь… тут другое, сама не пойму. Все время думаю о нем…
Господи, какая же я была дура! Ну, зачем, ну, зачем я так вывернулась наизнанку, зачем так разоткровенничалась! Я сказала Жоржу то, о чем думала, что чувствовала. Естественно, ведь совсем недавно он сам просил ничего от него не скрывать, да и я сама настаивала на том же. Берегов не увидела, дура…
Вот только мой возлюбленный не был, видимо, готов к такой откровенности. Он как-то сразу изменился в лице, застыл, но, с деланным безразличием ответил:
— Произойти может только одно — как только он тебя увидит, сразу же предложит написать твой портрет. Ни один художник не способен перед тобой устоять, любовь моя.
И все же, несмотря на его спокойной тон, я не могла не заметить, что желваки опасно заиграли на его лице. Я достаточно хорошо знала своего мужчину и, услышав обиду в его голосе, поняла, что ступила на скользкую дорожку, что не все следует говорить так открыто и не стала продолжать эту тему.
Бог с ним, с этим художником, хватит уже думать о нем. Да,
