Париж… до востребования - Наталья Котенёва

да, хватит, Александра, вернись в реальность, дорогая! Рядом с тобой самый крышесносный мужчина на свете, общества которого хотят сотни женщин, а я, как последняя идиотка, зациклилась на фантазиях о незнакомом человеке. Чтобы исправить неловкую ситуацию, я потянулась к любимому через стол, дотронулась пальцами до его руки, улыбнулась, как извинилась. Д’Иссеньи сделал вид, что ничего особенного не происходит, привстал, поцеловал мои пальцы.

Я знала, что последнее время Жорж становился особенно раздражителен, если в разговоре я упоминала какого-нибудь мужчину. Он и раньше, как только замечал, что кто-то обращает на меня внимание, начинал злиться и, если мы были в ресторане, или в другом общественном месте, торопился оттуда уйти и увести меня. Часто у него вырывались замечания, что я слишком кокетничаю, что стараюсь привлечь к себе внимание. Он старался облечь эти замечания в шутливую форму, но я видела, что его ревность становится болезненной. Порой, между нами даже возникали стычки, особенно, если это касалось клиентов галереи, или деловых партнеров. С Завадовским они уже просто ненавидели друг друга. Д’Иссеньи открыто говорил мне, что тот хочет меня трахнуть. Это было обидно и несправедливо, но я пока терпела. Илья открыто намекал на то, что Жорж мешает мне работать и скоро вообще запретит приходить в галерею. Да и Орели, хоть и молчала, но по ее выразительным взглядам на Жоржа, когда тот приходил за мной в конце рабочего дня, было видно как он ей не нравится.

Тем вечером за ужином Жорж пил больше обычного, он осушил, почти в одиночку, целую бутылку бордо, открыл другую, полностью прикончил и ее. Я удивилась, но комментариев по этому поводу никаких не стала делать. Не отреагировала и тогда, когда, не ограничившись выпитым за ужином вином, Жорж, уселся на диван в гостиной, плеснул себе в стакан основательную порцию виски. Я поняла, что он намеренно хотел напиться.

Развалившись на диване, Д’Иссеньи похлопал ладонью рядом с собой, приглашая меня сесть поближе, но я помотала головой и устроилась в глубоком кресле напротив. Я была трезва и мне было неприятно видеть Жоржа в таком состоянии. Он усмехнулся, нехорошо так усмехнулся, криво…

— Да, детка, извини, перебрал немного, знаю ты не любишь, когда я перебираю…

Я видела, что он уже был сильно пьян, но подумала: он взрослый мальчик и сам знает, что делает, а, если завтра будет мучится похмельем — это его проблемы.

Опьянение не убавило любезности Д’Иссеньи, он поинтересовался не хочу ли я поплавать в бассейне, как мы и планировали, может включить подогрев? Я отрицательно покачала головой. Тогда он стащил с соседнего кресла толстый пушистый плед, прихватил пару подушек и, подойдя к камину, кинул их перед ним на ковер. Это нужно было понимать, как предложение закончить вечер, предаваясь любви у огня. Он предоставлял мне выбор: секс в бассейне, или секс перед камином. Мне же не нужно было ни того, ни другого, ничего не хотелось, только, чтобы он просто пошел спать. От любовника в таком состоянии я не ждала ничего хорошего.

Д’Иссеньи стоял посреди комнаты, покачиваясь, язык у него заплетался.

— Знаешь, хочу тебя трахнуть в бассейне. Как русалку, и чтобы ты кричала от страсти голосом сирены. Мне кричала… В мои губы… Но я хочу также трахать тебя здесь, на полу, чтобы видеть огонь в твоих ведьминских лживых глазах. Ну, выбирай, любимая!

Он качнулся, но успел схватиться за спинку кресла, потом приблизился и дыша мне в лицо алкоголем и табаком, злым голосом спросил:

— Скажи, для чего мы сюда приехали? Чтобы любить друг друга, чтобы никто нам не мешал, никто! Ты слышишь, любимая — никто! Не все же нам ссориться и бегать по городу за твоим художником. Твоим… художником… — Я слышала нехорошие интонации в голосе Жоржа, да и на лице его появилось жестокое выражение. — А сейчас я хочу свою женщину… Свою! Алекс, иди ко мне…

Он снова плюхнулся на диван, налил еще виски и выпил одним глотком.

Честно сказать, я никогда не видела Жоржа таким пьяным, он и сам был не любитель напиваться. Мужчина встал с дивана, пошатнувшись, дошел до кресла, вынул меня из его мягкой глубины, уселся в него сам, посадил себе на колени, и стал трогать языком кожу за ушком, безошибочно выбрав мою любимую эрогенную зону. Он бормотал соблазнительным шепотом грязные словечки, от которых я, обычно, вспыхивала, как спичка. Я принимала покорно его поцелуи, отвечала легкими прикосновениями к его лицу, запускала пальцы его в волосы.

Но глаза мои, помимо воли, то и дело возвращались к портрету, стоявшему на полке камина, а мысли — к его создателю. Чем же таким автор портрета так взбередил мои чувства? Хотелось разобраться в себе, подумать… Ах, как некстати Жоржа потянуло на нежности! Когда же он наконец отстанет! Мыслями меня тянуло к художнику. Может, это моя энергийная суть так реагировала на предстоящую встречу? Сходство модели со мной казалось загадкой и мне ужасно хотелось ее разгадать.

Ласки Жоржа становились все настойчивей, он сделал попытку опустить руку мне в джинсы, я отвела его руку. Реакция Жоржа не замедлила последовать. Он пристально посмотрел на меня, приподнял бровь и впился поцелуем в мои губы. Больно впился! Это уже был вызов! Наверное, я сама виновата, нужно выкинуть художника из головы. Какого дьявола мысли о Ратманове не дают мне покоя! Ведь рядом со мной мой любимый, мой желанный мужчина, он откровенно хочет меня, ласкается, угождает, соблазняет. Выбрось Ратманова из головы, Александра! Но проклятый живописец из головы не лез.

Любовник, видимо, потеряв терпение, поднял меня на руки и понес к камину, бережно положил на плед. Я откинулась на мягкий ворс, обняла его крепкую напряженную шею, привлекла к себе. Видимо, сегодня секса никак не избежать! Ладно, придется потерпеть.

Д’Иссеньи успел снять с себя свитер, пламя красиво освещало рельеф мышц груди, мышцы сильных рук. Лежа на ковре, настроившись на наслаждение, я подняла взгляд, увидела склоненное надо мной лицо, и … я его не узнала! Его лицо! Что с ним случилось? Выражение было напряженным, челюсти стиснуты, а серые глаза опасно потемнели и хищно впились в меня. В этом человеке внезапно что-то изменилось так, что я почти не узнавала его черт, в лице появилось что-то незнакомое, жестокое, звериное. Никогда прежде Жорж не смотрел на меня так. Казалось, он вот-вот выпустит из себя зверя со всей его жестокостью и неудержимостью. Он как будто бы готовился к атаке!

Я замерла от