Иная судьба. Книга I - Вероника Горбачёва

— Господин капитан, замок полностью захва… под контролем. Барон под домашним арестом, гарнизон усмирён…

— Сопротивлялись?

— А как же! Четверых, самых прытких, сунули в тюрьму до вашего решения.

Капитан кивнул одобрительно.

— Что с управляющим?

— Там же, в подвале, с двумя помощниками. Больно подозрительные рожи, я и их велел повязать и рассадить по разным камерам, чтобы не сговорились. А вопили как резаные. Громче барона.

— С ним мы сейчас и поговорим… Обыск делали?

— Так точно. Нашли мелочь какую-то, ничего существенного.

— Бумаги, отчёты?

— Это есть, всё опечатано. Они их даже не прятали, на виду держали.

Капитан задумался. Окинул взглядом двор, глянул выше. На крепостных стенах расхаживали, зорко посматривая, знакомые чёрные фигуры, разбавленные инородными в каких-то неряшливых поношенных латах.

— Кто на постах?

— Часть наших, часть из местного гарнизона, господин капитан. Взял на себя смелость предложить работу наиболее толковым. Есть нормальные ребята, пусть послужат. К тому же, горят, можно сказать, желанием честно служить господину герцогу!

— И зубы у всех целы после предложения? — с усмешкой уточнил капитан.

— Одному пришлось проредить, — не стал вилять Лурье. — Наглядного примера, а также сравнения в размерах и сроках выплаты жалования хватило. Они, хоть и неграмотные, а считать все умеют, особенно в свою пользу.

— Что ж. — Винсент одобрительно хлопнул Лурье по плечу. — Молодец, лейтенант. Не зря я послал сюда именно вас. А теперь — ведите к барону. Начнём с головы…

…Чаще всего паралитиков представляют этакими жалкими развалинами. Филипп де Бирс был развалиной страшной. На широком ложе, перенесённом из спальни прямо в громадный каминный зал, возлежал остов, обтянутый кожей, в рубцах и шрамах от заживших когда-то язв. Даже лысый череп был изборождён следами «поцелуев Венеры», как завуалированно называли проявления отвратительного недуга, от которого барон вроде бы исцелился. Ужасны были высохшие кисти, казавшиеся чересчур крупными на костях предплечий, ужасно, что пальцы на этих кистях были напрочь лишены ногтей, а на лице паралитика не росло ни единого волоса, не то, что бороды и усов — ресниц и бровей не было.

Безволосый полутруп злобно сверкнул запавшими глазами. Капитан поморщился: запах в зале стоял ещё тот, хоть за больным было кому смотреть. Две запуганные девушки робко прятались за столбиками кровати в изголовье, ещё двоих Винсент заметил в отдалении, жмущихся в тени ниши. Ему показалось, что тень под глазом у одной чересчур густа… У одной из дев, стоящих поблизости, красовался на скуле старый синяк, уже пожелтевший, у другой распухла губа.

— Вон отсюда, — негромко сказал Винсент. — Лейтенант, почему рядом с арестованным посторонние?

— Это сиделки, — ухмыльнувшись, пояснил Лурье.

— Лежалки! — рявкнул барон. — Я стар и болен, и не привык мёрзнуть в постели. Эти шлюшки греют мои кости. Что вы себе позволяете, капитан как-вас-там? Или я тут уже не хозяин? По какому праву псы герцога распоряжаются у меня в доме?

— Его светлость в собственной стране в е з д е дома, а, стало быть, волен распоряжаться в любом замке так, как ему заблагорассудится, — сухо ответствовал капитан. — Что касаемо ваших прав — последнее в свете недавних событий представляется мне спорным.

Барон, в бешенстве округлив глаза, уставился на капитана. Неизвестно, что он хотел добавить, но только в это время лейтенант Лурье гаркнул девушкам:

— А вы что стоите? Вон отсюда! Все вон, слышали?

Пока старик бессильно задыхался, пребывая в ступоре от неслыханного самоуправства, бедные селяночки порскнули, словно зайчата, в разные стороны. Глядя равнодушно в переносицу барона, капитан заговорил скучным голосом, который, как он знал, пробирал иногда куда сильнее, чем ор или сильнейшие угрозы.

— Господин барон, его светлость герцог д'Эстре послал меня для выяснения ряда вопросов, связанных с преступной деятельностью вашей племянницы Анны д'Эстре де Фуа, вернее, той женщины, которая имела смелость прикрываться этим именем для свершения чёрных дел. По пути моего следования у меня возник целый ряд вопросов иного характера, связанный с выполнением вами обязательств владельца земель, пожалованных вашему роду во временное пользование…

— Во временное?

Физиономия барона, и без того напоминающая гротескную демоническую маску, перекосилась.

— Вам должны быть известны основные положения Хартии вольных землевладельцев, действующей в нашем государстве вот уже двести с лишним лет, — словно не замечая, продолжал Винсент. — Её зачитывают каждому, вступающему во владение землёй, дарованной ли, полученной ли на правах наследования, покупки или иным путём. Земля, как главная ценность государства, должна приносить благо государству. Убыток, наносимый ей, расценивается как убыток казне. Соблаговолите ответить, господин де Бирс, на ряд моих вопросов, после чего мною будет принято решение, барон вы или нет.

— Да ты… да я… мальчишка! Щенок! Как ты сме…

— Что касается меня, — мощный глас брата Тука перекрыл хрипение паралитика, — я уполномочен его высокопреосвященством архиепископом Бенедиктом Эстрейским проверить, как вы следите за духовной поддержкой и нравственностью вверенных вам людей в приходах Святой Церкви, расположенных на ваших землях.

— То, что мы видели, идёт вразрез с отчётами, поступающими от ваших управляющих, — подхватил капитан. — Отчёты, как оказалось, ложные, заверены вашей подписью. Означает ли это, что ваши собственные слуги скрывают истинное положение вещей, пользуясь вашим прискорбным состоянием?

Барон ощерился. Передёрнулся. При этом в движение пришла только верхняя часть тела, ноги, прикрытые меховым покрывалом, не шелохнулись.

— Вздор! Подумаешь, сотня-другая холопов сдохла от голода! Не будут плодиться. Пусть делят меж собой освободившиеся клочки и не вопят, что земли мало! Так ведь, кажется, хотел ваш герцог?

— Не пытайтесь извращать факты. В трудные времена вам была предложена помощь — вы от неё отказались. Винить некого. Ваше неразумное управление, похоже, унесло народу больше, чем последняя эпидемия.

— Народу? Кого-кого? — Пальцы с красными провалами вместо ногтей вцепились в меховую полость. — Этих грязных завшивленных скотов, копошащихся в навозе? И клириков, погрязших в блуде больше, чем я сам? Да чтоб им всем… — кулаки сжались. — Пусть подыхают!

— Откуда столько ненависти, брат мой? — покачал головой монах.

— Откуда? Cпросите у него — откуда… — Старик де Бирс ткнул пальцем в сторону капитана. — Они с его распрекрасным герцогом отняли у меня самое дорогое… смысл жизни моей…