Всадники - Жозеф Кессель

Шепот, прошедший по толпе, походил на вздох сострадания и тревоги. Люди сетовали.

– Какая жалость!

– Такой благородный конь!..

– Пропадет ни за что…

– Даром достанется…

– Хозяин спятил из-за своей раны.

Мокки, не вставая с колен, закрыл лицо руками.

– Раз такова твоя воля, всадник, то для того, чтобы все могли оценить ставку, – сказал глава района, – прикажи, чтобы привели коня.

Рукояткой своей плетки Уроз коснулся плеча Мокки и распорядился:

– Ты слышал, саис?

Тяжелыми, неловкими шагами, словно стреноженный цепью, Мокки пошел к тополю, к которому привязал Джехола. О, как горестно было ему слышать радостное ржание, с каким его встретил конь, чувствовать теплоту языка, лизнувшего его ладони. Видеть мягкий свет больших влажных глаз, искавших встречи с его глазами.

Он отвязывал повод, когда услышал за спиной самый дорогой для него голос, сказавший шепотом:

– Саис, большой саис…

Обернувшись, Мокки увидел бесформенное существо, завернутое в какой-то темный саван, с лицом, закрытым черной маской.

– Зирех… ты… как? – пробормотал Мокки.

Задыхаясь, она нетерпеливо показала на вершину холма и ответила:

– Я была там… с другими женщинами… Им позволено смотреть… вдали от мужчин и только в чадре… Я выпросила одну для себя…

Она с остервенением дернула за маску, как бы желая сбросить ее с себя.

– Этот мешок и эта тряпка, я в них задыхаюсь. Дочери кочевников, хоть больших, хоть малых, никогда их не носят.

– Я узнал бы тебя по блеску глаз из тысячи. Это мои звезды, – признался Мокки.

Зирех тряхнула капюшоном, торчащим у нее на голове, и крикнула:

– Могут ли мои глаза помешать пропасть навсегда нашей лошади?

– Ты уже знаешь? – прошептал Мокки.

– Ребятишки бегают все время туда-сюда и приносят нам новости. В эту новость я просто не могла поверить. Но увидела тебя… Значит, правда?

– Правда, – ответил Мокки так тихо, что Зирех догадалась о том, что он произнес, только по движению его губ.

Она вцепилась в руку саиса, притянула его к себе, встала на цыпочки. Ее пылающий взгляд сквозь прорезы в ткани встретился со взглядом Мокки.

– И ты дашь его украсть? – гнула свое кочевница. – Ничего не сделаешь, чтобы спасти этого коня, единственный наш шанс?

– Я убью Уроза, – пришел к выводу Мокки.

– Когда хозяином коня станет уже кто-то другой! – воскликнула Зирех. – Нельзя терять ни секунды. Прыгай в седло… А я сяду на круп. И мы помчимся вдвоем как ветер…

Смелый и страстный голос, ослепительный блеск ее глаз не позволяли Мокки думать, прикидывать возможности… Он рывком отвязал уздечку, вставил ногу в стремя. Но тут Зирех уцепилась за полу его чапана.

– Стой, – приказала она. – Даже и этого уже нельзя сделать. Наверное, там догадались, увидели, что тебя долго нет.

К ним направлялся вооруженный полицейский. Зирех скрылась за тополями. А Мокки повел коня в сторону арены.

Джехол стоял в загоне на фоне камышей, цветущих кустарников и деревьев, обрамляющих берег реки. Время от времени он бил копытом от нетерпения. И тогда его мощь и красота – надо сказать, что конюхи постоялого двора постарались навести глянец на его шерсть, – заставляли пробегать по рядам ропот уважения и восхищения. А Мокки, стоя возле Джехола, сгорал от стыда и горя. Он привел на торги этого коня, свою гордость, свое сокровище, свою душу!

Уроз продолжал улыбаться.

Сначала глава района обратился к зрителям:

– Люди добрые, вы видели жеребца?

– Прекраснее не бывает, – был общий ответ. Глава района взглянул на Уроза:

– Во сколько ты сам оцениваешь его, всадник?

– Пусть назначит цену благородный Амджяд Хан, – повел рукой Уроз. – Он здесь самый знающий, мудрый и честный.

Амджяд Хан, перебиравший свои четки из лапис-лазури, не раздумывая, решил:

– У такого скакуна нет цены. Тот, кто получит его за сто тысяч афгани, – которые я готов выложить сегодня же, – сделает выгодную покупку.

– Я согласен, – кивнул головой Уроз.

– Сто тысяч… сто тысяч… сто тысяч…

Слова эти пробежали по всем рядам, все были ошеломлены, особенно самые обездоленные. Но больше всех – человек в зеленой чалме.

– Как жаль, ах, как жаль, что у меня нет таких денег, – нервно бормотал Хаджи Заман в свою короткую и редкую бороденку. Этот безумец из степей – подарок Всевышнего.

Он закричал через голову Уроза:

– Амджяд Хан, ты один здесь можешь купить эту лошадь. Один можешь пользоваться ею. Тебе надо соглашаться с теми ставками, какие потребует всадник.

– Я согласен, – был ответ Амджяд Хана.

– Я готов принять любое пари, – заявил Уроз.

Глава района приказал сопровождавшему его писарю записать ставки и имена. Заман с жадной торопливостью вытащил все содержимое своего старого портмоне. И первым объявил:

– Пятьдесят две тысячи триста афгани.

Писарь с естественным уважением вопросительно взглянул на Амджяд Хана.

– Запиши на меня, – заверил он, – все те деньги, которых не хватит до назначенной мной суммы, когда все желающие заключат пари.

Воздержавшихся не оказалось. Каждый был уверен, что выиграет. Каждый, кто больше, кто меньше, подчищал карманы. Даже глава района не преминул. Последним записался сам писарь.

Амджяд Хан взял список, положил его на колени, под свои четки из ляпис-лазури, и повернул голову к Урозу:

– Сто тысяч афгани покрыты, храбрый всадник.

– Спасибо тебе, – поблагодарил Уроз.

Вежливость его была чисто внешней и машинальной. Сто тысяч, или пятьсот тысяч, или два афгани – ему было все равно! Главное для него было, что он поставил на кон свое возвращение в Меймене, свою победу над Мокки, самого себя и весь мир, свою честь и свою душу – все отдал на волю случая и своего инстинкта. Один против всех. Королевское могущество. Фантазия богов. И даже если он проиграет, он все равно выйдет победителем. Такая игра с судьбой стоила всей жизни, всей смерти.

Хайдал подошел к Урозу. Баран его, которого он не держал, бежал за ним, как собачка.

– Ты доверился моему барану, всадник, – произнес он отрывисто. – Это большая смелость или безумие чистой воды. Я люблю и уважаю и то и другое. Спасибо.

Уроз внимательно посмотрел на чужеземца с ружьем, украшенным серебряной чеканкой. В глазах у того уже не играли насмешливые искорки. Хайдал вернулся на свое место.

– Пусть уведут коня и хорошо его охраняют, – приказал глава района. – До конца поединка он – наша общая собственность.

Затем:

– Айюб и Хайдал, начинайте бой.

Заждавшиеся зрители с нетерпением одобрили эти слова. Запись ставок была долгой. Солнце припекало все сильнее. Нервы у людей устали от напряжения, вызванного столь сильными и неожиданными эмоциями. Ко всему этому добавлялись азарт и жадность. Выигрыш был бесспорным. А значит, скорее бы положить его в карман.

Первая атака это вожделение разочаровала. Стычки не получилось. В момент, когда она должна была произойти, маленький баран, благодаря своему росту, так быстро и ловко увернулся, что Бич, хотя и был настороже, но промахнулся. Его черно-белое руно пронеслось вплотную к редкой и жесткой шерсти противника, не нанеся ему ущерба. Бич тотчас развернулся и пошел в атаку. Опущенный лоб его, словно летящий молот, был точно направлен в цель. Знатоки радостно и громко обменивались мнениями:

– То была лишь примерка!

– Он прощупывал наглеца.

– Примерялся.

– Сейчас он его уложит.

Две головы, одна великолепная, другая комичная, понеслись навстречу друг другу. Во всяком случае, все в том были уверены. Однако ожидаемого стука не послышалось. Вообще ничего не было слышно. И баран Хайдала, целый и невредимый, легонький и проворный, первым уклонился от удара. В рядах зрителей послышался шепот.

– Опять схитрил, сатана.

– Но как?

– Он подставил бок, где у него нет рога.

– Да! Это так! Я понял!

Голова Бича проскользнула, унесла его.

– Ну теперь-то он знает и накажет его.

И действительно, Бич проявлял теперь все признаки гнева и осторожности одновременно. Он не разгонялся. Против такого малого веса ему не нужна была скорость. Он делал короткие атаки, раскачивая головой, чтобы не дать противнику увернуться, а в прищуренных, налившихся кровью глазах ярость подправлялась проницательностью.

«Атакуй… атакуй, – говорил этот взгляд. – Ну на этот раз я тебя прибью».

А зрители, поскольку они были наделены даром речи, кричали то, что было в мыслях у Бича.

Только вот нападения не получилось. В двух шагах от противника баран Хайдала, хоть и разогнался вовсю, резко остановился. И принялся танцевать вокруг Бича, как собачонка. Оказывался то слева от него, то справа, то спереди, то сзади. И каждый раз наносил головой четкий, резкий удар. Для могучего Бича эти удары были не опасны. Но они его нервировали, злили, постоянно вынуждали к коротким ответам, сбивали ему дыхание.