Охота на императора - Рудольф Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замысел грандиозный! Да и том, что ему удалось сделать, — замечательное достижение. За первую часть третьего тома он получил Большую серебряную медаль Русского географического общества и малую премию Ахматова Петербургской академии наук. Его работы по тектонике и психологии были высоко оценены специалистами. Он первым обосновал существование круговоротов вещества в земной коре.
Он высказал чрезвычайно важный тезис: «Жизнь, как проявление особого вида энергии, так же вечна, как движение, теплота, свет и электричество». Позже эти идеи развивал В.И. Вернадский.
…Припомним, вдобавок к Морозову и Лукашевичу, выдающегося мыслителя, естествоиспытателя П.А. Кропоткина, географа и геолога И.Д. Черского, изобретателя Н.И. Кибальчича, биохимика академика А.Н. Баха, известных этнографов В.Г. Тан-Богораза и Л.Я. Штенберга. Выходит, царская тюрьма и ссылка были «кузницей научных кадров»?!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
МИСТИКА САМОДЕРЖАВИЯ И ТЕРРОРИЗМА
1
В 1998 году вышел сборник работ Н.И. Черняева (1853— 1910) «Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия». Суть авторской позиции:
«Беспристрастный исследователь не может не согласиться, что монархический принцип заключает в себе много таинственного, много такого, что может быть понято и оценено надлежащим образом только путем пытливых размышлений и внимательного изучения истории. Беспрекословное повиновение миллионов одному человеку и их преданность Монарху представляет явление настолько поразительное, что его нельзя объяснить никакою "хитрою механикою".
Неограниченная Монархия и русское Самодержавие в частности, не может не казаться делом сверхъестественным, которое удовлетворительно объясняется только участием Провидения в судьбах народов… Государственное устройство, имеющее религиозную основу, не может не иметь мистического оттенка: его имеет и русское Самодержавие, ибо оно построено на убеждении, что Император и Самодержец Всероссийский — Помазанник Божий, что Он получил власть от Бога, что Он Монарх Божиею милостию, что сердце Его в руце Божией».
Столь возвышенное высказывание с обилием заглавных букв призвано — хотел того автор или нет — воздействовать прежде всего на эмоции читателя, возбудить в нем священный трепет при упоминании Самодержавного Монарха Помазанника Божия. В те времена, когда так писалось, после императора Александра III вступил на престол Николай II.
Однако были тревожные сигналы о том, что царствовать ему придется в непростых условиях. В Западной Европе террористы не унимались. Особенно свирепствовали итальянские анархисты: в 1894 году убили президента Франции Мари Франсуа Сади Карно, в 1898— австрийскую императрицу Елизавету, в 1900 — итальянского короля Умберто.
В России начало XX столетия ознаменовалось выступлением на политическую арену новой группы террористов — Боевой организации эсеров (социалистов-революционеров). Она организовала покушения на министров внутренних дел Д.С. Сипягина и В.К. Плеве, на губернаторов И.М. Оболенского и Н.М. Богдановича, на великого князя Сергея Александровича. Опасаясь за жизнь свою и своих близких, Николай II вынужден был пойти на уступки террористам.
Первыми посягнули на мистику самодержавия не террористы. Как мы уже говорили, первыми стали придворные, сановники, офицеры, убившие Петра III и Павла I. Но в народе еще сохранялось благоговение перед царями. Вот, например, свидетельство Н. Лаврова «Из воспоминаний отставного рядового лейб-гвардии гусарского полка» (Ревель, 1901. — ныне Татлин. — Р.Б.). Он писал о событиях 1 марта 1881 года:
«Мне в тот день как раз был день рождения. Я запас немного водочки, рому и к этому подходящей закуски, и начали мы пользоваться столь редким для нас спокойствием в свое полнейшее удовольствие и благодушествовать, попивая горячий пуншик».
Неожиданно вечером их подняли по тревоге, раздав боевые патроны. Сообщили: государь убит или тяжело ранен. Гусары оставались в казармах:
«Эту ночь мы провели, как будто бы это была и не ночь, обо сне и помину не было ни у кого. Всю ночь мы проговорили про покойного Царя, вспоминая его любовь и ласку к нам. Сердце кровью обливалось от совершившегося такого страшного злодейства…
И если бы тогда, да и впоследствии, нас пустили в атаку на народ, сказав, что это сделал он, то, кажется, никакие в мире силы нас не остановили — все вдребезги бы разнесли. И если бы в толпе были и близкие нам, то не пощадили бы ни приятелей, ни друзей и даже не пожалели бы ни братьев, ни сестер, ни отца, ни мать родную, всех бы к черту смяли и конями бы в грязь и прах растоптали, так беззаветно любили и обожали мы все Царя — Освободителя и обновителя России. До того мы были озлоблены и впоследствии, когда все обошлось тихо и смирно, что мы были даже как-то недовольны, что не удалось сорвать наше зло и отомстить за нашего столь любимого Государя».
Таковы результаты воспитания «нижних чинов» в духе поклонения царю. Это уже не просто подчинение приказаниям начальства, а подобие мистического экстаза. Поистине — обожествление личности. Хотя в подобных случаях чрезвычайно важны качества «харизматичного лидера». Если прославляемая фигура искусственно раздута, она рано или поздно лопнет, оставив смрадный след з истории.
…В Париже с 1925 по 1940 год издавался журнал «Путь. Орган русской религиозной мысли». И в первом же номере редактор журнала Н.А. Бердяев затронул злободневную тему в статье «Царство Божие и царство кесаря», вызвав острую дискуссию о сути монархии вообще и России в особенности.
Бердяев писал: «Демократическая или социалистическая республика в такой же степени есть царство кесаря, как и монархия. И вопрос об отношении Царства Божьего к царству кесаря есть одинаково вопрос об отношении и к монархической государственности и к революции». «Старая, священная русская монархия не может возродиться». «Монархии разлагаются и падают, как и все земное… Царство кесаря принадлежит времени. Царство Божье принадлежит вечности». «Религиозная, православная идея самодержавия, священной монархии, есть чистейшая утопия совершенного, идеального государственного и социального строя, такая же утопия, как папская теократия, как совершенный, идеальный социалистический строй».
С самого начала автор оговорился: «К этой теме нельзя прикасаться тому, кто одержим политическими страстями и интересами, кто находится в состоянии злобы и ненависти». И посетовал: «Духовное плебейство, своекорыстие и утилитаризм искажают не только решение, но и саму постановку тем. И в особенно нездоровой атмосфере происходит обсуждение принципиального отношения христианства к монархии и революции». (Все это относится, увы и к нашему времени.)
Ему возразил А. Петров, сделавший упор на «мистическую суть» самодержавия: «Смысл монархии заключается в постоянном олицетворении в лице монарха религиозно-нравственного идеала, живущего в народе, олицетворение Правды Божией. Такой монарх самодержавен, т.е не ограничен никакими формальными и юридическими нормами, но ограничен содержанием того религиозно-нравственного идеала, носителем и выразителем которого он является, ограничен Божественным законом, носить Который в сердце своем день и ночь он призывается Церковью».
Да где же видан идеальный монарх, образ которого начертал А. Петров? Бердяев имел все основания отметить: «Православие приобрело казенно-императорский стиль». «Религиозная монархия пала, потому что обнаружилась ложь в ее основе, неискренность».
В ответ ему князь Григорий Трубецкой вновь обратился к мистическим основам самодержавия: «Монарх — выразитель совести народа в исторической преемственности его развития; царская власть является живым звеном между прошлыми и будущими поколениями, возвышаясь над преходящими страстями, партиями и классами. Вот почему особа царя — помазанника Божия окружена ореолом в глазах народа».
Ему вторил Андрей Карпов: «Царская власть… не требует себе рабского подчинения, а подчинения сыновнего, основанного на любви к Богу, волю Которого эта власть исполняет».
На подобные высказывания Бердяев отвечал советом обратиться к реальности, к той России, которая возникла после Гражданской войны. Он понимал — и оказался прав, — что к самодержавию возврата нет.
Но разве в прежнем была та благостная власть — от Бога не ветхозаветного, а от Иисуса Христа?! Ни в коей мере.
У царей, от Николая I до Николая II, был шанс проявить «милость к падшим», не применять смертную казнь хотя бы к преступникам политическим, никого не убивавшим. Они не воспользовались этой возможностью.
Мистику самодержавия подорвала не русская литература (она оставалась по большей части вне народа), не народники, не террористы. Ее более всех подрывали сами цари, над которыми, как злой дух, витали бедоносные идеи Победоносцева и его предшественников.