Разделенные океаном - Маурин Ли

И вдруг, без предупреждения, фильм оборвался и пленка с шумом затрепыхалась на бобине, словно птичка, пытающаяся вырваться из клетки.

Анна встала с кровати и села у окна, не отдавая себе отчета в том, где находится. Что там, на другой стороне дороги, — лес, освещенный редкими фонарями? Мимо проезжали автомобили, и она спросила себя, а который сейчас час? Что она здесь делает? Чей это дом? И что случилось с Молли?

— Меня зовут Аннемари Кенни, — произнесла девушка вслух. — У меня есть сестра и трое братьев. Я родилась в деревушке в Ирландии, которая называется Дунеатли. — Она вздрогнула, неожиданно ощутив резкий холод.

Посидев еще немного, Анна вернулась в постель.

Когда она проснулась, за окном уже стоял белый день и она вновь стала Анной Мюррей, а воспоминаний о минувшей ночи у нее не сохранилось, если не считать легкой боли в груди. Но и та исчезла, когда девушка спустилась к завтраку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Два письма из Управления ливерпульской полиции пришли одновременно. Первое извещало Молли о том, что, поскольку Том погиб при исполнении служебных обязанностей, ей назначена пенсия в двенадцать шиллингов и шесть пенсов в неделю. Второе предписывало ей освободить дом в Аллертоне к концу декабря. Оно лишь официально подтвердило то, о чем предупреждала ее Элси Хардкасл. Тома похоронили всего неделю назад, но Элси сочла, что Молли должна быть готовой к тому, что ей предстоит.

— Это дома для полицейских, а не для их вдов, — с горечью заметила она. — Тебе дадут три месяца на переезд. Нам с Чарли тоже предстоит съехать, когда он выйдет на пенсию.

Молли с детьми должна была жить с Ирен на Тернпайк-стрит. Мебель, которую они с Томом покупали вместе, предстояло продать. Но все откладывалось до самой последней минуты, потому что Молли хотела встретить последнее Рождество в доме, в котором они с Томом прожили пять благословенных, счастливых лет.

Лили и Паулина, в кои-то веки сойдясь во мнении, считали, что она должна уехать немедленно, дабы поскорее расстаться с домом, полным воспоминаний о Томе. Молли сочла бесполезным объяснять им, что именно поэтому она и хочет задержаться тут как можно дольше. Она была уверена, что душа Тома по-прежнему живет здесь, согревая их по ночам и оберегая днем. Кроме того, ей хотелось отложить переезд на Тернпайк-стрит на максимально возможный срок: Молли не ждала от этого переселения ничего хорошего.

Финн, приехавший на похороны, попытался убедить ее вернуться с ним в Дунеатли — и уже не в первый раз.

— Там хватит места для всех, Молл, тем более что девочкам у нас очень понравилось. Хейзел взяла с меня слово, что я попробую уговорить тебя.

Но Молли решительно покачала головой.

— Хейзел и так воспитывает Тедди и Айдана, не говоря уже о своих детях. А скоро у вас их будет четверо. Разумеется, я возьму на себя часть обязанностей, да и Рози Хьюм будет помогать, но ответственность за дом и хозяйство по-прежнему будет лежать на Хейзел. — Более того, она станет чувствовать себя лишней. Хейзел и Финн имели полное право на личную жизнь, а куда прикажете ей девать себя по вечерам и выходным? — Как бы там ни было, Ирен рассчитывает, что мы переедем к ней. Она просто убита смертью Тома: он был ее любимцем. И я буду чувствовать себя ужасно, если увезу его детей. Кроме того, я люблю Ливерпуль и попросту не хочу уезжать отсюда. — Она была членом семьи Райанов и полагала своим долгом остаться с ними, а не со своими родными.

Финн поцеловал ее в лоб.

— Жизнь — чертовски несправедливая штука, сестренка. Если кто-нибудь и заслуживает счастья, так это ты.

— В браке с Томом я была самой счастливой женщиной на свете, и это длилось целых пять лет, Финн. Даже если я больше никогда не улыбнусь, этого счастья у меня не сможет отнять никто.

Впрочем, эти слова предназначались лишь для успокоения Финна. Молли не хотела, чтобы он, оставаясь в Дунеатли, беспокоился о ней и жалел ее. Она не взялась бы описать свои чувства, но слово «счастье» стало бы последним, которое она бы употребила. Шли недели, приближалось Рождество, а Молли чувствовала себя лишь наполовину живой. Жизнь потеряла для нее цель и смысл, не считая, разумеется, заботы о детях. Она кормила их и обстирывала, содержала дом в чистоте и умудрялась иногда вспоминать о себе.

Вместе с декабрем к Молли пришло осознание того, что она ждет еще одного ребенка. Для многих женщин это стало бы последней каплей горя, но Молли, наоборот, воспрянула духом. Почему-то она знала, что это будет мальчик и она назовет его Томом. Вообще-то, переселившись к Ирен, она собиралась найти работу, но это немного подождет, только и всего.

Ирен же приходила каждый день, огорчая девочек скорбным выражением лица и громкими рыданиями. Смерть сына была все еще свежа в ее памяти, и сердце матери разрывалось от боли, словно это случилось только вчера. Молли не знала, что делать. Она не могла утешить свекровь, предпочитая горевать в одиночестве. Лили и Паулина сочли ее чрезвычайно сильной и безжалостной. Они заявили Молли, что смерть мужа она перенесла необычайно стойко.

— Ты даже ничуть не расстроена, — неодобрительно фыркнув по своему обыкновению, сообщила ей Лили.

Глэдис Молли почти не видела, потому что у той со свинкой слегли дети, а вскоре болезнь подкосила сначала Эноха, а потом и саму Глэдис.

— Не хочу заразить твоих детишек, Молл, — сказала она. — Последнее, что тебе сейчас нужно, — это дом, полный больных малышей.

Агата приходила два или три раза в неделю. Она увлеклась кройкой и обычно приносила шитье с собой. Молли помогала ей подшивать подолы. Подруга заставила ее осознать, что за стенами дома в Аллертоне по-прежнему существует большой мир, в котором можно быть счастливым и радоваться жизни, о чем она стала уже забывать.

Как-то вечером Агата принесла кусок ткани.

— Остатки, — пояснила она. — Я подумала, что ты захочешь сшить себе к лету новое платье. Один из этих балахонов, ну, знаешь, такое платье, совершенно прямое, без пояса, и тебе даже не придется беспокоиться о рукавах.

Ткань оказалась темно-синим льном, и, трудясь над ним, Молли уже представляла себе, как наденет его через семь или восемь месяцев, когда потеплеет. Тома рядом с ней уже не будет, но платье станет доказательством того, что жизнь продолжается, что лето обязательно наступит, а за ним придет зима, которую вновь сменит лето, и так до скончания веков. Молли думала об этом, тщательно вышивая мелкие белые цветочки вокруг выреза платья и вспоминая, как Аннемари ненавидела вышивку и шитье, потому что они отнимали слишком много времени. Младшая сестра предпочитала рисовать и могла закончить картину за пять минут. Агата объявила, что благодаря цветам платье будет выглядеть богаче.