Маркус Вольф - Леонид Млечин

Тогдашний канцлер ФРГ Конрад Аденауэр хотел иметь на посту начальника ведомства по охране конституции своего человека. Но это были времена, когда Бонну приходилось прислушиваться к мнению оккупационных властей. Сам Аденауэр зависел от западных держав и не смог возразить, когда они поставили в конце 1950 года на этот пост Отто Йона.

Министру внутренних дел ФРГ Герхарду Шрёдеру (полному тезке будущего канцлера) тоже не нравилось, что Йон — ставленник англичан. В июне 1954 года министр пообещал назначить нового начальника ведомства, как только Федеративная Республика станет полностью независимой. Его слова не остались неуслышанными. Через три недели после этого заявления главы МИД Отто Йон в Восточном Берлине наговорил массу вещей, очень неприятных для канцлера Аденауэра, министра Шрёдера и начальника западногерманской разведки Гелена…

Каким образом доктор Йон из Западного Берлина перебрался в Восточный?

Двадцатого июля 1954 года, в годовщину покушения на Гитлера, Отто Йон, как участник Сопротивления, приехал в Западный Берлин на митинг, посвященный тем, кто пытался убить фюрера. В гостиницу Йон не вернулся.

Руководил операцией подполковник Чернявский. И он ответил мне на главный вопрос: по своей воле доктор Йон перешел из одного Берлина в другой, или же его похитили?

Врач-психиатр Вольфганг Вольгемут давно знал Отто Йона, лечил его брата. Вольгемут считал себя коммунистом. Он встречался с советскими разведчиками, но не был агентом. На профессиональном языке его роль именуется так — «доверительный контакт». Вольгемут и обратил внимание советских разведчиков на разочаровавшегося в политике ФРГ Йона. Возник вопрос: а не согласится ли он поставлять советской разведке секретные документы? Вольгемут выразил сомнение: Йон не тот человек.

Тогда его попросили устроить встречу. Вольгемут, опытный психиатр, это устроил. Йон оказался в политическом тупике, не знал, как поступить, искал выхода и согласился поговорить. Тогда, в 1954 году, такой наивный человек, как Отто Йон, наверное, плохо представлял себе, что происходит за железным занавесом, в социалистическом лагере. Участнику Сопротивления Отто Йону, возможно, по душе были антифашистские лозунги Восточной Германии. И напротив, неприятно было видеть лица бывших нацистов, занявших важное положение в Западной Германии.

Встречаться в Западном Берлине советские разведчики не захотели. Боялись ловушки на чужой территории. Предложили Йону приехать в Восточный Берлин. Вольгемут перевез Йона через зональную границу. Здесь его пересадили в машину разведотдела представительства КГБ и доставили на конспиративную виллу в Вайсензее.

Беседовал с ним за хорошо накрытым столом генерал Питовранов. На следующий день он доложил председателю КГБ Ивану Серову и начальнику Первого главного управления (внешняя разведка) Александру Панюшкину: «Вербовка Йона нецелесообразна и нереальна. Мы приняли решение склонить его не возвращаться в Западную Германию и открыто порвать с Аденауэром, а для этого сделать соответствующие политические заявления».

Питовранов позднее уверял, что Йон всё сделал совершенно добровольно. Один из его бывших подчиненных уверял, что Йон был мертвецки пьян. Его рвало. Пришлось вызвать врача, который дал немцу лекарство и помог прийти в себя.

Виталий Геннадьевич Чернявский рассказывал иначе: немца, конечно же, хотели завербовать. Когда стало ясно, что это невозможно, его всё равно не отпустили. Дали снотворное, чтобы выиграть время для размышлений. А он уже был сильно пьян. В результате Йон проспал больше суток. Когда он проснулся, разведка уже приняла решение: если нельзя сделать Йона агентом, пусть он станет пропагандистом.

С ним по очереди беседовали Питовранов, Чернявский и еще один разведчик, выпускник Московского института философии, литературы и истории, безукоризненно владевший немецким языком, — Вадим Витольдович Кучин.

Отто Йон понял, что в данной ситуации ему лучше сделать вид, будто он остался в ГДР по собственной воле. Он исполнил всё, что от него хотели. Попросил политического убежища, провел громкую пресс-конференцию, выступил против милитаризации ФРГ и старых нацистов, оказавшихся на высоких постах в боннском правительстве.

— Я отвез Отто Йона, смертельно уставшего от многочасового непрерывного нервного напряжения, в Карлсхорст, — вспоминал Чернявский. — Когда мы остались одни, он достал из бара бутылку любимого армянского коньяка, торопливо откупорил ее и осушил одним махом целый бокал. Я составил ему компанию, поскольку, как и он, был совершенно измотан.

Йона возили и в Советский Союз. С ним беседовал заместитель начальника разведки по европейским делам генерал Александр Коротков, специализировавшийся на немецких делах. Йон рассказал всё, что знал, о западногерманских спецслужбах. Первое главное управление КГБ интересовали и его контакты с британскими МИ-6 и МИ-5. Но он был политиком, а не профессионалом и едва ли знал детали, интересовавшие советскую разведку.

Отто Йон быстро разобрался, где он оказался. Это издалека можно было заблуждаться. Жизнь в Восточном Берлине ему совсем не понравилась. От тоски он пристрастился к армянскому коньяку, который поставляла ему советская разведка. Просился домой. Когда выяснилось, что Йон не представляет особого интереса, его решили не удерживать. Возвращение на Запад только укрепит уверенность западных немцев, что Йон раскрыл Москве все секреты, которые знал, поэтому его и отпустили…

Через полтора года — 12 декабря 1955 года — он вернулся в ФРГ.

Считается, что Йону помог датский журналист Хенрик Бонде-Хендриксен, который подозревался в связи с британской разведкой. Йон работал в здании Университета имени Гумбольдта. В здании шел ремонт. Йон спустился вниз вместе с охранниками, сказал им, что забыл важный документ, и попросил постеречь его портфель. Он вернулся в здание, вышел через другую дверь, сел в «форд» датского журналиста, и через несколько минут они пересекли межзональную границу.

Из Западного Берлина Йон под чужим именем улетел в Кёльн. Он надеялся, что ему, как жертве Москвы, будут сочувствовать, но получилось по-другому. Ему не простили побега и заявлений о политике Запада. Несколько часов его допрашивали, потом арестовали и отдали под суд.

Йон доказывал, что его заманил в ловушку берлинский врач-психиатр Вольгемут, который уговорил всего лишь встретиться с русскими. А они опоили его каким-то препаратом и в бессознательном состоянии вывезли в ГДР. Йон уверял, что в ГДР он был вынужден говорить то, что ему велели: у него были основания бояться за свою жизнь.