Дефо - Дмитрий Урнов

А сам Робинзон? Исповедь его рассказывала о том, как вопреки всему человек не изменил себе. Да, вместо хищнической погони за удачей, которой хотел заняться молодой, побуждаемый авантюрным духом времени Робинзон, тот Робинзон, что оказался на Острове Отчаяния, добился всего своим трудом. Робинзон из дома бежал ради смелого предприятия, а вернулся к родным берегам тридцать пять лет спустя торговцем-предпринимателем. Он остался кем был – сыном купца, братом офицера, моряком из Йорка, родившимся в 30-х годах XVII столетия, в канун грядущей буржуазной революции.

Книгу о Робинзоне заметно отредактировало время, равно как смыло оно с античных статуй варварскую позолоту или «подсушило» тучного датского принца. Время имеет свои основания на такую «правку». Но ведь правда, в реальность иногда поверить труднее, чем в вымысел. И не переубедишь ни туристические справочники, ни молву, которая твердит, что «Приключения Алисы» написаны в Ландундно, а «Робинзон» в Кенте. Памятники поставлены этим «фикциям» так же, как увековечена на Мас-а-Тьерра «скала Робинзона», а не хижина Селькирка.

Выпустив «Робинзона», Тейлор значительно расширил свое дело. Спрос на «Приключения Робинзона» был так велик, что без ущерба для своих коммерческих выгод автор и издатель, кроме отдельной книги, пошли на печатание романа в журнале. Пионер во многих отношениях, «Робинзон» и в этом смысле оказался первым – первым романом, печатавшимся с продолжением на страницах периодического органа.

Явившись в свет, Робинзон пережил ту же судьбу, которую до него испытал Дон-Кихот, а после него Гулливер, члены Пикквикского клуба и Шерлок Холмс: читатели требовали второго тома! Отвечая на читательский спрос, Дефо и Вильям Тейлор ждать себя не заставили. Тиражируя одно за другим «издания» первой книги о Робинзоне, Тейлор четыре месяца спустя публикует «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо».

Однако уже не с той доверчивостью, как в первый раз, последовали читатели за «моряком из Йорка» в дальние края.

И все-таки и «Дальнейших приключений» оказалось мало, читатели по-прежнему требовали: «Дальше!» Тогда год спустя Дефо выпускает третью и последнюю часть – «Серьезные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо». Успеха эта книга вовсе не имела.

Но первая часть – «Жизнь и необычайные приключения Робинзона Крузо», то есть всем известный «Робинзон», в самом деле недаром вышла в свет под издательской вывеской Корабля: ветер удачи дул в паруса, и книга Дефо двинулась дальше, в другие края и сквозь века.

ПРИЕМЫ ВЕРИФИКАЦИИ

Издатель уверен, что этот рассказ есть изложение действительных событий без малейших признаков вымысла. Поэтому он полагал, имея в виду пользу читателя, что попытки улучшить или изменить что-либо в этой истории только бы повредили ей. Так что, не заискивая большого внимания света и печатая эту историю таковой, какова она есть, издатель надеется, что тем самым он делает услугу читателям.

Написано это таким же «издателем», каким Дефо был «моряком», «глухонемым», «пиратом», «кавалером», «падшей женщиной» и т. п., короче говоря, написано им самим.

В редких современных изданиях перепечатывается это предисловие, а между тем это некий договор, заключенный Дефо однажды с читателями, который и по сей день остается в силе.

Когда открываешь книгу о Робинзоне – первое издание, видишь портрет (конечно, «портрет»), видишь указание «написано им самим», читаешь предисловие («предисловие») и стараешься представить себе взгляд читателя того времени, то, право, все настраивает на совершенно серьезное восприятие всей истории как безусловной правды.

Но присмотримся…

«Я родился в 1632 году в городе Йорке в хорошей семье, происходившей, впрочем, не из этих мест», – первые строки, как и несколько последующих, мы еще читаем, а затем, вовсе не замечая, что же мы делаем, мы просто слушаем рассказ «моряка из Йорка» обо всем, что было пережито и описано «им самим».

С «Приключениями Робинзона» знакомятся, как правило, еще в детстве, то есть воспринимают безотчетно, и у большинства на всю жизнь так и остается, не обновляясь, но и не ослабевая, детское впечатление от этой книги. Но детское впечатление от «Робинзона» в принципе несокрушимо. Это проверяется само собой, если книгу перечитать зрелым взглядом.

Возврат ко многим книжным впечатлениям детства опасен утратой иллюзий: оказывается, в книге нет того, что мы (или нам) в ней когда-то читали. Собственно, и книги-то нет, механизм устарел и не действует. Но стоит когда бы то ни было вновь открыть «Робинзона», как все начинает действовать: «родился в городе Йорке в хорошей семье», получил воспитание, образование, но «ничего этого мне нужно не было, а только бы уйти в море»… В знакомых строках мы читаем новое, видим больше, однако прежние, самые первые впечатления не упраздняются, они только развиваются, двигаясь вширь и вглубь все от того же источника – однажды совершившегося творческого чуда.

Каждый читатель в своем отношении к «Робинзону» повторяет урок истории, подтверждая неслучайность однажды сложившейся ситуации, сделавшей эту книгу образцом общедоступного и увлекательного чтения. Одни читали и всему простодушно верили, другие читали и, понимая, как это делается, все-таки находили, чему верить. Принимаясь за «Робинзона», одни читали в нем о приключениях, другие вычитывали нравственно-философскую доктрину. При любых обстоятельствах и в любых руках книга успешно выполняла программу «правдивой выдумки», однажды объявленную Дефо и заключавшую в себе идею творческого претворения факта. Это поистине «честный обман» читающей публики, когда, как у фокусника, делаются таинственные приготовления, а в тот момент, когда внимание зрителей, достаточно отвлечено, платок просто перекладывается из одного кармана в другой. Так и автор «Робинзона», занимая наше внимание вроде бы не идущими к делу подробностями, заставляет нас, говоря попросту, развесить уши, и мы доверяемся всему, что только он ни скажет.

Что ни говорит и ни делает Робинзон, оказывается ново для нас и увлекательно. Мы слушаем его так, словно он говорит, «каким-то демоном внушаем», и, даже зная, что все выдумано, поддаемся, как наваждению, невероятной достоверности рассказа.

Описывает ли Дефо жизнь на луне или на необитаемом острове, излагает «Политическую историю дьявола» или же ведет «Дневник чумного года», он прежде всего просто передает простые действия и благодаря этому убеждает в невероятном, собственно, в чем угодно – какая-то пружина изнутри толкает слово за словом: «Сегодня шел дождь, взбодривший меня и освеживший землю. Однако сопровождался он чудовищным громом с молнией, и это до ужаса напугало меня, я встревожился за свой порох». Просто дождь, в самом деле просто, не задержал бы нашего внимания, а тут все «просто» только на вид, на самом же деле – сознательное нагнетание подробностей, деталей, коими в конце концов и «цепляется» читательское внимание – дождь, гром, молния, порох… У Шекспира: «Вой, вихрь, вовсю! Жги, молния! Лей, ливень!» – космическое потрясение в мире и в душе. У Дефо – обыденное психологическое оправдание беспокойства «за свой порох»: начало того реализма, какой найдем мы в каждой современной книге подобно тому, как в каждом учебнике физики есть Ньютон.