Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Хантер Томпсон

Эта история до сих пор окутана тайной, несмотря на все усилия 5000 высококлассных журналистов, приехавших сюда, чтобы запечатлеть последний выход Мини, узнать хоть что-то. Но, если верить богатому профсоюзному боссу, который сказал, что был свидетелем этого события, старик распался на части, когда его детище, Хьюберт Хамфри, проиграл решающий «вызов в Калифорнии».

Он бушевал, глядя в телевизор, в течение восьми минут, не переводя дыхание, а потом вдруг его лицо сделалось красней свеклы, а голова распухла вдвое против нормального размера. Через несколько секунд — пока его приспешники взирали на него в немом ужасе — Мини проглотил свой язык, выкатился из кресла как бревно и выполз через зеркальное стекло окна.

Столкновения со «старой гвардией» редко случаются на публике. Разговоры ведутся по телефону, разрабатываются планы, людей заставляют что-то предпринять, и все это делается тихо. Калифорния стала классикой. Никогда в американской политике не будет подобного случая столь откровенного захвата власти — просто власти, никаких принципов, прямой оппортунизм. Я не осознавал этого. Я думал, что это сугубо оборонительный шаг, предпринятый, чтобы защитить себя от нападения. Мы были наивны. Мне никогда не приходило в голову, что кто-то может оспорить Калифорнию, вплоть до последних 36 часов перед началом заседания мандатной комиссии. Но, увидев, насколько свирепо они атакуют, мы действительно испугались.

То, что произошло в Майами, слишком серьезно, чтобы можно было проявить снисходительность, как этой порой случается в гонзо-журналистике. Вопросы решались, как обычно, по телефонам с секретными номерами или за закрытыми дверями на другом конце длинных коридоров отеля, перекрытых угрюмыми охранниками. В Майами было два важных момента — две потенциально чрезвычайные ситуации, которые могли бы изменить исход событий, и обе они рассматривались строго конфиденциально.

Единственный реальный вопрос в Майами, будет или не будет Макговерн лишен более чем половины из 271 делегата, полученного им в результате предварительных выборов в Калифорнии, должен был рассматриваться в вечер понедельника. Если бы движению ККМ («Кто угодно, кроме Макговерна») удалось отобрать у него 151 делегата, Макговерн был бы, вероятно, остановлен, потому что без них у него было бы на 10–50 голосов меньше, чем 1509 необходимых, чтобы отдать ему выдвижение в первом же туре. Но если Макговерн смог бы удержать всех своих калифорнийских делегатов, все было бы кончено.

Движение ККМ было коалицией отчаянных неудачников, в последний момент брошенных вперед шефом профсоюзов Джорджем Мини и его «чистильщиком» Аль Барканом. Хьюберта Хамфри впихнули туда в качестве фронтмена, и он быстро подписал остальных: Большого Эда, Скупа Джексона, Терри Сэндфорда и Ширли Чисхолм — всех тяжеловесов.

Они официально объединились где-то в середине недели как раз перед съездом, когда, наконец, стало ясно, что предотвратить выдвижение Макговерна на пост президента можно только посредством крупного мошенничества, предательства или насилия. И то, что за этим последовало, думаю, войдет в анналы как один из самых позорных эпизодов в истории демократического процесса.

Это напоминало сцену из последних часов Римской империи: всюду, куда бы вы ни кинули взгляд, какой-то известный политик унижал себя на публике. К полудню воскресенья Хамфри и Маски настолько отчаялись, что вылезли из своих нор и появились в сопровождении толпы фотографов и телевизионщиков в вестибюле «Фонтенбло» — отеля, расположенного примерно в полукилометре вниз по пляжу от «Дорал». Они мотались с одного собрания или пресс-конференции на другое, пытаясь добиться любой сделки — на любых условиях, — которая помогла бы купить достаточно голосов, чтобы не дать Макговерну победить в первом туре голосования.

Стратегия ККМ — на бумаге очень хитрый план — заключалась в том, чтобы в ходе двух туров голосования держать Макговерна ниже отметки 1500, заставив его ослабеть, а затем предложить съезду в третьем туре альтернативного ККМ-кандидата, и если он провалится — попробовать другого кандидата от ККМ в четвертом туре, затем еще одного в пятом и так далее до бесконечности, столько туров, сколько потребуется, пока блок Мини — Дейли не сочтет кого-то приемлемым вариантом.

Имя не имело значения. Не играло большой роли даже то, сможет ли он, она или оно выиграть у Никсона в ноябре… Единственное, что имело значение для коалиции Мини — Дейли, — это удержать контроль над партией. А это означало, что кандидат должен быть какой-нибудь лояльной шлюхой, задолжавшей профсоюзам больше, чем можно надеяться когда-либо отдать… Кто-то вроде Хьюберта Хамфри или голодного оппортуниста типа Терри Сэндфорда.

Кто угодно, кроме Джорджа Макговерна — единственного кандидата из присутствующих в Майами на этой неделе, у которого нет никаких обязательств перед Мини или Дейли и который не станет давать им свой личный номер, если когда-нибудь переедет в Белый дом.

Но вся эта мерзопакостная затея в конце концов с треском провалилась. ККМ прожевали, как зеленый гамбургер на какой-нибудь премьере. Они были разбиты горсткой странных на вид детей, которые никогда даже не работали до седьмого пота. К полуночи в понедельник все было кончено. Как только Макговерн получил блокировку 271 делегата, не осталось никаких сомнений в том, кто будет выдвинут в среду.

История того, как Макговерн побил ККМ, войдет в учебники по политологии независимо от того, кто победит в ноябре, но рассказать ее нелегко. Если бы существовала стенограмма событий, она бы читалась скорее как чрезвычайно сложный процесс об убийстве, чем как простая сводка происходящего на политическом съезде, о котором большинство людей думают, что видели его по телевизору. Пытаться понять византийскую подоплеку этого съезда, глядя на экран — или даже находясь в зале, если на то пошло, — все равно что, ни разу в жизни не сыграв в шахматы, наблюдать трансляцию поединка Фишера и Спасского за мировое первенство в Исландии.

То, что происходило на съезде на самом деле, по телевизору не показывали — за исключением одного раза, очень коротко в вечер понедельника. Но и это не сыграло никакой роли, потому что все три канала всё пропустили. Когда сделка состоялась, Уолтер Кронкайт увидел зеленый и назвал его красным, Джон Ченселлор выбрал желтый, а ABC была уже не в эфире.

Произошедшее, по сути, было неожиданным парламентским маневром — подготовленным сверхчестолюбивыми стратегами на собрании женской партийной организации, — и этот маневр заставил всех раньше времени раскрыть карты, в результате чего решилось, будет ли Макговерн получать выдвижение. Перелом наступил в то время, когда большинство представителей СМИ все еще просчитывали замысловатые варианты результатов голосования по претензии ККМ относительно делегатов Макговерна из Калифорнии… И когда Ларри О’Брайен объявил о проведении поименного голосования по вопросу, включено ли в делегацию Южной Каролины достаточно женщин, очень немногие из находившихся на месте событий и вообще где-либо поняли, что результаты этого голосования покажут, сколько делегатов позже проголосуют за Макговерна по претензии по Калифорнии, а затем и в первом туре.

На поверку вышло, что из 5000 медиаищеек, аккредитованных на съезд, меньше дюжины в тот момент понимали, что происходит. Когда молодые стратеги Макговерна намеренно проиграли это голосование, почти все, кто смотрел его, в том числе Уолтер Кронкайт, пришли к выводу, что у Макговерна теперь не осталось ни малейшей надежды победить вообще в каком-либо поименном голосовании. А это означало, что ККМ одолеет его по претензии по Калифорнии, чем еще больше ослабит его силы, а затем хладнокровно остановит Макговерна в первом туре.

Руководитель кампании Хамфри Джек Честнат пришел к такому же выводу, совершив тем самым вопиющую ошибку, которая почти сразу же стала предметом грубых шуток в пресс-центре Макговерна в «Дорал», где горстка корреспондентов, сопровождавших кампанию уже в течение многих месяцев, наблюдала действо по телевизору вместе с пресс-секретарем Диком Догерти. Там же сидели напряженные работники штаба, которые взревели от смеха, когда Кронкайт из своей звуконепроницаемой кабины в трех километрах отсюда в Зале съезда объявил, что сейчас будет прямое включение из штаб-квартиры Макговерна в «Дорал», где находится Дэвид Шумахер, и он расскажет, как сотрудники сенатора реагируют на новость об этом провале.

В следующем кадре на экране появилась комната, полная смеющихся, вопящих людей. Шумахер, ухмыляясь в микрофон, сказал: «Не хочу спорить с вами, Уолтер, но почему эти люди аплодируют?»