И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в шесть часов мы стояли у подоконника в ее комнате и смотрели в окно, за которым опять шел снег, и легкий ветерок то и дело взметывал снежинки, и они взлетали, и, покружившись, падали вновь.
Ровно в шесть часов я взял Варино лицо в свои ладони и ласково поцеловал ее. И мы продолжали стоять, а Рукавишникова вдруг стала рассказывать, как тогда, когда я ушел, она стояла так же у окна и воображала, что я сейчас вернусь, а она выбежит и бросившись мне на шею, крепко поцелует… А потом мы зайдем и… – Тут она замолчала и крепко обняла меня. А я ее снова поцеловал.
– Но ты не вернулся. А я – я закрыла тогда глаза и пожелала про себя, чтобы ты любил меня и был со мной всегда-всегда… И когда легла спать, я так и заснула – про себя все говорила, говорила: «Пусть он будет моим! Пусть он будет моим!»
«Вот и недостающий фактор, подумал я. И кто знает, чье желание было выполнено – наше ли с тем, 17-летним Толиком, или желание Рукавишниковой… А может быть, именно так и необходимо для перемены жизни – чтобы и сам человек хотел перемен, и одновременно тот, ради которого осуществляется перемена…»
Тут я запутался, и уложив Варьку в постель (она теперь не стеснялась предстать передо мной в нижнем белье и, похоже, ей нравилось, когда ее, как дитятю, укладывают спать, целуя при этом в лобик), сам же ушел спать в гостиную, где мне было постелено на диване. И глядя перед сном на мигающую огнями электрогирлянды сосенку, стоящую рядом с моим изголовьем, я думал, что теперь, по большому счету, уже неважно, кто и п о ч ем у произвел перемены в нашей жизни: главное, доказать этой самой новой жизнью, что перемены были совершены не зря.
Ну, а наше выступление на новогоднем вечере профессорско-преподавательского состава, которое состоялось вечером 13-го января, произвело фурор.
Песни Юлькиного репертуара ведь были ранее неизвестны, исполняли мы их, смею надеяться, хорошо, и поэтому хлопали Юле от души.
Но потом какая-то дама (позже мне сказал, что это была декан филологического факультета, доктор наук, профессор и т.д.) вдруг сказала:
– А кто из вас, ребята, поет романсы на стихи Сергея Есенина? Мне студентки на семинарах уши прожужжали…
И мне пришлось спеть сначала романс «Почти устал» (причем я предупредил, что к творчеству великого поэта этот романс отношения не имеет), а затем спел «Покраснела рябина, посинела вода», следом за этой – «Небеса, небеса».
Хлопали мне сдержанно. И тогда в заключение я спел «Гори звезда моя, не падай».
Мы спели ее на три голоса, с использованием эхоэффета, и вот тут их проняло.
После нескольких секунд тишины начались овации. Мы их таки «достали»!
И тут на сцену вбегает Варшавнин и после наступления тишины говорит:
– Как вы знаете, с 3-го января началась сессия. И хочу проинформировать, что пока все эти ребята (он широко обвел рукой по периметру сцены) сдают экзамены только на «отлично» (это он приврал – у нас были в активе вместе с пятерками и две четверки). И вот у меня имеется золотой значок почетного члена ВЛКСМ – победителя всесоюзного соцсоревнования, который нам прислали из Центрального комитета комсомола, и я хочу вручить его…
– Конечно, Монасюку! – сказала декан филфака. И Борис, пожав плечами, направился ко мне.
Я мельком глянул на Юльку – у нее дрожали губы, большие серые глаза начали набухать слезами.
И тогда я вышел вперед.
– Спасибо, товарищи! За такую высокую оценку моего исполнения, – сказал я. – Но вклад Юли Чудновской в нашу работу несравним с моим. И потом – она единственная дама в нашем мужском коллективе. Можно, Борис?
Я взял у оторопевшего секретаря комсомола значок из рук, подошел к Юльке и ловко прикрепил ей красивый, блестевший золотым ободком комсомольский значок на грудь.
– Он твой по праву, Юль, – сказал я.
В зале опять захлопали, причем все дружнее и сильнее, и Борису ничего не оставалось, как присоединиться к залу и хлопать вместе со всеми.
А наши ребята побросали инструменты и принялись обнимать и целовать Юльку.
А сама Юлька одновременно и смеялась, и плакала, и отбивалась от них.
А я стоял в стороне, хлопал вместе со всеми в ладоши, и в какой-то миг поймал взгляд Юльки, и в нем было столько всякого…
Сессию я сдал на «отлично», но каникулы пришлось делить между работой на товарной станции – и времяпровождением с ребятами. Дело в том, что именно на каникулы пришлись наши гастроли в Новосибирске – нас пригласил Новосибирский обком ВЛКСМ.
Причем Юлька теперь во время своих выступлений обязательно надевала на грудь золотой комсомольский значок – тщеславной оказалась наша Юлька…
Зима пролетела быстро, для меня она заканчивалась всегда в мой день рождения.
Но я решил совместить три праздника – день рождения, 23 февраля и 8-е марта.
Хотелось встретиться с Варей, да и Юльку порадовать. И мы с ребятами постарались вовсю.
Через знакомых девчонок из магазина «Подарки», что на Ленинском проспекте, мы достали польские духи. Французские были нам не по карману, а то бы девчонки из магазина нам и этот жуткий дефицит обеспечили!
Мы все «сбросились» и я купил два букета роз. Ну, и по три розы для всех девчонок, с которыми должны были прийти ребята из ансамбля!
Днем 7-го марта я проводил родителей на днепропетровский поезд и они поехали навестить моих дедов – уехали к маминой сестре Гале. Так что я был один, рано утром встретил московский поезд, на котором приехала Варя, и вот всей подготовкой празднования мы вместе с Рукавишниковой и занялись.
Мы готовили, расставляли стол и стулья, устанавливали мой верный магнитофон «Чайку», потом носили на стол посуду.
И мы бы не успели, если бы нам на помощь не пришли Петя Николаев с женой Леной.
Петька позвонил около двенадцати – он спросил меня, что бы я хотел получить в подарок от них всех на день рождения. И когда узнал, что мы «зашиваемся», тут же, не предлагая помощи, сказал:
– Так! Мы сейчас с Ленкой в магазин – и к вам! Поможем!
И около часа дня мы с Петром уже вовсю бегали по квартире, а девчонки возились на кухне.
Когда все собрались, сели за стол, слово взял Олег.
– Толя, мы все тебя поздравляем, и желаем тебе не только стать отличным юристом, но и продолжать петь вместе с нами. И мы дарим тебе… – тут Петр встал, вышел в прихожую и занес в комнату большую, блестевшую черным лаком шикарную – гитару!
Я взял ее в руки и от души поблагодарил ребят. А они хлопали, хлопали мне, а я провел по струнам пальцем, и спел две строчки, пока еще никем не написанные и не пропетые:
«Как хорошо, что все мы здесьСегодня собрались!»
И отложив гитару, поднял свой фужер.
Мы пили, веселились, а я сидел между Варварой и Юлей, которая одна была «без пары», и в какой-то момент вспомнил свое обещание, данное Юле.
И я предложил им обеим выйти со мной на кухню.
– Варюша, – сказал я. – Познакомься с самой талантливой девушкой университета, нашей основной солисткой Юлей Чудновской.
Варя протянула ладошку, Юлька засмеялась, пожала ее и сказала:
– Теперь буду знать, из-за кого Монасюк живет монахом… Он ведь ни на одну девчонку не смотрит, при его-то популярности! Слышала о тебе, Варя, и рада познакомиться. Обнимемся?
Они обнялись, Юлька показала мне из-за спины Вари большой палец.
Я засмеялся и пошел в комнату. Там уже вовсю танцевали, но я прервал танец, уменьшив громкость и предложил ребятам поздравить девочек.
Мы вручили им розы (достали из ванны с водой, дали подержать дамам в руках и тут же вновь поместили на место).
А подарки каждый мужчина сделал сам.
А вот Варьке Рукавишниковой и Юльке мы вручили по большому букету роз. И расцеловали их все по очереди.
А Варька подарила мне на день рождения (тут же, при всех!) авторучку с золотым пером (я вспомнил Жаннин подарок год назад, и подумал, что нелюбящие никого женщины воспринимают мир по-разному, а любящие – одинаково…).
А потом мы долго веселились. И уже поздно вечером кто-то из ребят попросил Юлю показать ее знаменитый сольный танец. А Юлька и не подумывала отказываться. Она встала, подошла к магнитофону и нашла блюз. Потом вытащила заколку и распустила платинового цвета волосы по плечам. И вышла на центр комнаты.
Под звуки блюза она, подняв руки над головой, начала танцевать.
Я подумал – вот ведь сколько раз видел, а все равно смотреть не надоело. Что значит – красота!
Юлька тем временем, полузакрыв глаза, изгибалась, как тростинка, но она не была бы Юлькой, если бы в самый апогей танца вдруг не сказала негромко: «И не надейтесь, стриптиза не будет!» и сразу же склонилась перед нами в грациозном поклоне.
И захохотала! И позвала Варьку на кухню к открытой форточке перекурить.