Мертвое море - Тим Каррэн

— Господи Иисусе, — воскликнул Фабрини, — Она же доберется до нас, она же перевернет лодку…

— Да, черт возьми, — сказал Сакс, наслаждаясь царящей в лодке паникой. — Она утащит одного из вас в воду и проглотит целиком.

Я не хочу это видеть, — продолжал говорить себе Фабрини. Не хочу видеть, как гигантская рыбина раскусывает человека пополам. Меня не волнует, что там еще происходит, но, ей-богу, я не хочу это видеть…

Рыба поравнялась с лодкой. Она была так близко, что они даже чувствовали исходящий от нее запах. Соленый запах крови и тухлого мяса, словно она была вскормлена на трупах утопленников. Возможно, это было не так и далеко от истины.

— Кук! — крикнул Менхаус. — Сделай же что-нибудь! Нам нужно что-то делать!

Рыба снова ударила лодку, сбив всех с ног. Менхаус едва не свалился за борт. Он издал высокий, девичий крик и упал на палубу, вцепившись в стойки своего сиденья.

Рыба снова появилась. Она неслась прямо по поверхности воды, расправив колючие брюшные плавники, словно китайские веера, такие острые, что ими можно было рубить лес. Держась за планшир, Кук смотрел, как тварь ткнула лодку своей железной мордой и прошла мимо. Эти толстые костяные пластины, которые покрывали ее голову от кончика носа до грудины, фактически представляли из себя членистую структуру, что давало рыбе невероятную гибкость.

Кук вытащил пистолет.

Он не хотел стрелять, но не видел другого выбора.

Тварь толкнула лодку. Широко разинула пасть… настолько, что могла буквально раскусить человека пополам. Ее кожные зубы, похожие на длинные, острые осколки стекла, заскрипели об стекловолоконный корпус. Она не могла прокусить его, и, в основном, поэтому не могла за него ухватиться. Будь он из деревянных досок, а не из цельного куска стекловолокна, она давно пробила бы его головой.

Кук продолжал наблюдать за тварью.

Он не верил, что 9-мм пуля сможет хоть как-то повредить этой бронированной плоти. Примерно в центре груди те костяные пластины заканчивались, и начиналась гладкая кожа, как у акулы или миноги.

Рыба исчезла на несколько секунд из поля зрения.

Лодка продолжала двигаться по инерции, рассекая полную водорослей, густую воду и направляясь бог знает куда.

— Она возвращается, — обреченным голосом произнес Фабрини. — Я вижу ее…

Так оно и было.

Она приближалась, широко разинув пасть и разбрызгивая пену. Торпедой неслась на лодку. От удара Кушинг, Менхаус и Фабрини повалились друг на друга. Лодка накренилась, едва не зачерпнув бортом воду, затем снова выпрямилась. Сакс кричал и ревел, как дикий зверь.

Рыба выровнялась с лодкой. Кук вскинул «Браунинг» и выпустил в нее три пули в упор. Казалось, это никак на нее не подействовало… Но вдруг неожиданно рыба выскочила из воды, как лосось, пойманный на крючок. И все увидели, что она намного больше, чем они изначально думали. Не двадцать, а футов двадцать пять. Она выпрямилась над лодкой, и на какое-то мгновение всем показалось, что она обрушится на них, как срубленное дерево. Но она промахнулась на несколько дюймов, вызвав у лодки бешеную качку.

Ее огромный хвост шлепнул по воде, и рыба исчезла.

Прошло десять минут напряженного ожидания, но она так и не вернулась.

— Думаю, у нас получилось, — сказал Кук.

Все воздержались от комментариев.

Лодка по-прежнему двигалась вперед, рассекая водоросли и поднимающиеся от них, извивающиеся щупальца пара. Туман проносился мимо огромными сверкающими клочьями, и внезапно они оказались в самой его гуще. Видимость сократилась до двух футов. Слышно было лишь, как нос лодки рассекает водоросли, густые как заросли шиповника.

Потом туман немного поредел.

— Отец наш небесный! — воскликнул Фабрини — Вы видите? Видите это?

И все увидели.

Из тумана возникло грузовое судно.

Часть третья. Брошенное судно и мертвое море

1

Плот продолжал плыть, движимый потоками зловонного, вязкого моря. Его уносило все дальше в кучи бледно-зеленых водорослей, густых, гниющих и выбрасывающих ядовитые пары в сырой воздух. Туман не рассеялся, хотя временами был редким и до определенной степени прозрачным. А временами — густым, подавляющим и странно возбужденным, как будто кто-то взбалтывал его венчиком.

Иногда на Гослинга накатывало поэтическое настроение, и он представлял море океаном крови. Оно было скорее розовым, чем красным, иногда грязно-желтым. Но никогда не было синим, как там… там, откуда он прибыл. Странное море. Смердящее, липкое выделение водянистой протоплазмы. Нечто, откачанное из злокачественной опухоли, или выжатое из воспаленной плаценты. Он сравнивал это море с чашкой Петри. С теплой, влажной, кишащей всевозможными организмами, метаболической средой. С жидким раствором, где смешались жизнь, смерть и потенциал.

Кушинг, с его складом ума натуралиста-любителя, был отчасти с ним согласен. Это море представляло собой сплошное живое варево. Питательный раствор, где жизнь изобиловала удивительными видами и формами. Он сравнивал море с первобытным океаном, который настолько был полон жизни, что практически сам являлся живым существом.

— Ну, разве оно не прекрасно? — спросил он. — Если задуматься? Источающее пар и теплое, как экваториальные воды. Вполне вероятно, что температура воды никогда не меняется. Никогда не бывает слишком низкой или слишком высокой. Всегда идеально подходит для размножения.

По его мнению, туман возник из-за соприкосновения холодного воздуха с теплой водой. Доисторические озера и океаны были как раз такими — зловонными, бурлящими и туманными. Истинной колыбелью жизни.

— Но это не говорит нам, где мы находимся, — заметил Сольц.

И он был прав.

— После просмотра передач про Бермудский треугольник, Сольц разработал несколько теорий, — сказал Кушинг.

— И что? У тебя есть лучшее объяснение? — спросил Сольц. — Думаю, всем нам сейчас не терпится услышать его.

— Расслабься, — сказал ему Кушинг.

Гослинг бросил взгляд на Джорджа. Тот спал в носовой части.

— Что у тебя за теория, Сольц? Только не говори, что она как-то связана с «летающими тарелками».

Сольц неодобрительно посмотрел на него, как бы говоря, «Эй, Бермудский треугольник это одно, но причем тут «летающие тарелки»? За кого ты меня принимаешь? За психа?» Он посмотрел на Кушинга, потом на Гослинга.

— Моя теория подразумевает энергетические воронки или пространственно-временные искажения. Думаю, нас засосало в одну из таких воронок. Это объясняет тот факт, что мы не могли дышать, когда только вошли в туман.