Премьер. Проект 2017 – миф или реальность? - Николай Рыжков

Помню, направляясь в Швецию и Норвегию, я включил в состав делегации министра среднего машиностроения Льва Дмитриевича Рябева, будущего моего заместителя. Конечно, поехал он в Скандинавию не атомными проблемами заниматься, а изучать работу молочных комплексов и их производство. Именно это Совмин поручил его министерству.

На обеде у премьер-министра Норвегии Гру Харлем Брундтланд, моей хорошей знакомой и чрезвычайно симпатичной и умной женщины, разговорились о политике разоружения, об опасности Европе со стороны ее советских соседей.

— Хотите воочию видеть виновника этой опасности и всех ваших страхов по ее поводу? — неожиданно спросил я. — Конечно, — ответила госпожа Брундтланд.

— Вот он, — я указал на Рябева. — Рядом с вами — самый главный в Советском Союзе производитель атомного оружия. Если я и хотел достичь какого-то эффекта, то большего вряд ли удалось бы. Немая сцена из «Ревизора» на норвежской земле… Выдержав мхатовскую паузу, я добавил:

— А здесь он хочет выведать государственную тайну производства комплексов для молочной промышленности, ибо наши атомщики сегодня озабочены не только производством боеголовок ракет, но и молока, сметаны, творога и кефира. Так что бояться их не надо. Лучше — помогать.

Я не очень верил в бескорыстную помощь нам со стороны государств с иной общественной системой. Для тех, кто станет разрушать неугодный им строй, — помощь всегда найдется. И не малая, как показала последующая практика. Но в то время с нашей страной могли быть только деловые, взаимовыгодные экономические отношения. В СССР видели надежного и солидного партнера.

Мы и сами встали бы на ноги. Быстро научились бы делать не только ракеты, но и крекерные линии, и современные промышленные холодильники, и все остальное, что связано с хранением и переработкой продукции села. И не надо было бы унижаться и ходить по миру с шапкой в руках. Но, к сожалению, это такое важное для страны дело в нынешних условиях практически захирело: кому нужны современные перерабатывающие предприятия, если продовольствие в готовом виде привозят изза рубежа…

А теперь я коснусь едва ли не самого больного для меня вопроса — о ценообразовании. Уверен: главной нашей ошибкой было то, что мы разорвали цепь реформ как раз в этом, основном ее звене. Помните, вместе с Законом о госпредприятии мы приняли пакет документов, среди которых было и постановление о ценах? Ведь многие отрасли промышленности, особенно предприятия сельскохозяйственной переработки, работали в убыток, и государство мощно дотировало каждую буханку хлеба, каждую бутылку молока, каждый батон колбасы.

Осенью 87-го мы настойчиво ставили вопрос о реформе ценообразования: давайте переходить на новые цены — оптовые, закупочные, розничные. Система компенсационных мер продумана. Пора перейти от слов к делу, хватит болтать о реформах, о предстоящем вхождении в рынок. В регулируемый, имею в виду, как и во всем цивилизованном мире. А нам в ответ: подождите, не спешите, еще не время, народ нас не поймет. И это говорили не только политики, но и ученые, которые ранее уверяли, что без изменений в ценообразовании глубокие реформы в экономике невозможны.

Не настоял. И это было крупной ошибкой. В то время такая реформа была бы для людей гораздо менее болезненна, чем даже в предложенных мною же мерах в 1990 году. Я уж не говорю о 2 января 92-го, когда Ельцин — Гайдар спустили цены с какого-либо сдерживающего поводка. Реформы в экономике — дело тонкое и точное. Их или надо проводить все время планомерно и полностью, как им и положено, или не проводить вовсе.

Все вышеперечисленное и неперечисленное здесь приводило к разбалансированности и росту дефицита государственного бюджета. Да, люди стали получать больше денег за свой труд, к чему мы и стремились, переводя предприятия на хозрасчет. Казалось бы, жить стало лучше! Увы, нет. Я уже упоминал экономический термин «неудовлетворенный спрос». Деньги появились, а товаров и услуг в достаточном количестве не прибавилось. За описываемые три года доходы населения выросли на 213 миллиардов рублей, а расходы — только на 194 миллиарда. Разница в 19 миллиардов, поскольку материального наполнения ее не было, давила на рынок.

Напомню также, что в это время начался переход к новым принципам формирования государственного бюджета. Ранее существовало положение, согласно которому предприятия обязаны были перечислить Министерству финансов запланированные отчисления, независимо от результатов своей хозяйственной деятельности. Потом они, предприятия, получали из Москвы часть своих же денег, нередко чуть ли не выпрашивая их. Реформа предусматривала отчисления в бюджет в зависимости от фактической хозяйственной деятельности предприятий.

Мы стремились всячески уменьшить дефицит, увеличить доходы государства и ограничить расточительность в столь сложный период реформ. В 1989 году дефицит составил 81 миллиард рублей. На 90-й мы планировали резко снизить его — до 60 миллиардов. Зажавшись, конечно. И действительно, при всех сложностях и сопротивлении страна завершила год с дефицитом в 58 миллиардов! Наша программа ставила целью в течение двух-трех лет сократить дефицит бюджета до максимально допустимого уровня.

Российский, еще гайдаровский, не особенно раздумывающий о причинах и следствиях своих «революционных» шагов, Кабинет Министров решил ошеломить страну, предложив на 1992 год вариант бездефицитного бюджета. Восхищенные газетчики тут же подхватили: вот, смотрите, как надо по-революционному решать вопросы, а не заниматься какой-то эволюцией. Ведь оказалось, что можно за один прием сделать бездефицитный бюджет! Отвечаю: конечно, возможно.

Проще простого увязать предполагаемые доходы с расходами, сократив последние до минимума, заставить страну жить впроголодь и донашивать старье, зарезать ассигнования всех «бесполезных» социальных программ… Российские лидеры очень мягко, с невинной миной предупреждают: да, придется затянуть пояса. Боюсь, однако, как бы слишком затянутые пояса всех нас надвое не перерезали. Вон Сталин тоже любил экономить за счет народа. И Чаушеску это делал. Да и во многих странах «благополучного» капитализма к этому средству нередко прибегают. Я же никогда не представлял себе даже малейшей возможности стабилизировать бюджет, сознательно обрекая для этого людей на жизнь в голоде и холоде.

Теперь, летом 95-го, вижу, что многие мои прогнозы, к сожалению, оправдались. Только затягивают пояса не все. И люди видят это. Даже немалая часть газетчиков отрезвела и время от времени грозит забастовками из-за того же «бездефицитного бюджета», о котором они еще недавно говорили с таким упоением.

Меня и возглавляемое мной Правительство то и дело обвиняли в «преступном шараханье», в «неуверенных шагах», в «непоследовательности действий». Конечно, и это было. И я честно о том пишу. Но сколько же таких шараханий и преступных шагов уже сделали и еще сделают новые власти… Да премьера Рыжкова за сотую часть этих истинных преступлений заживо сожгли бы!

Эпоха всеохватывающего распределения канула в Лету. Похоже, однако, что в том же направлении исчез и здравый смысл в рыночной политике. Но пока не только им, но и самим рынком даже не пахнет. Наш теперешний рынок — это огромная орущая, мухлюющая, вздорная, злобная, жестокая барахолка, которая и обманет, и обворует, а то и запросто затопчет. Впрочем, об этом в другой раз.

Глава 13. Внешнеэкономическое партнерство или зависимость

В предыдущей главе, размышляя о причинах и следствиях пережитого вместе со страной, я затронул и внешнеэкономические проблемы. Чувствую, однако, что они требуют специального разговора.

Ни одна страна в современном мире не может не дополнять свое народное хозяйство внешнеэкономическими связями. Точнее говоря, народное хозяйство любой страны имеет в качестве своей неотъемлемой составной эти связи. Не понимать этой азбучной истины — значит быть не только узколобым экономистом, но и политическим изоляционистом. Нормальные экономические отношения во многом предотвращают военные столкновения между странами, сближают их интересы.

Кто торгует, тот не воюет. Я уж и не помню, откуда взял эту поговорку. Да какая, в сущности, разница — откуда? Главное, что она верна. Кто умеет и любит торговать, кому есть, чем торговать, у кого есть, на что покупать, кто торгует по-умному, честно и цивилизованно, тому просто-напросто незачем и некогда думать о войне, о борьбе, вообще о какой-либо вражде. Я всегда внимательно следил за эволюцией интеграции стран Западной Европы с их Общим рынком, год от года сближающим государства, людей разного подданства и разных национальностей. Они по-деловому строят общеевропейский дом. Сначала — экономический, а затем и политический. В нем предстоит жить не только им самим, но, главное, их детям и внукам. Строят именно на прочной экономической основе.