Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полемика с «Русским словом» начата была Щедриным, но в дальнейшем велась главным образом Антоновичем. «Современник», вступая в полемику, субъективно стремился, как указано, защитить целиком идеи Чернышевского – Добролюбова. Задача эта оказалась ему не вполне по плечу не только вследствие тяжелых цензурных обстоятельств, мешавших достаточно ясно развернуть важнейшие в политическом отношении объекты спора, но частью и ввиду не вполне четкой идейной позиции ряда новых членов редакции «Современника».
Спор с «Русским словом» шел у «Современника» по поводу некоторых вульгаризаторских взглядов Зайцева в области философии и «нигилистических» излишеств Писарева в области эстетики, по вопросам, поставленным драматургией Островского и ее истолкованием в критике Добролюбова, по поводу романа Тургенева «Отцы и дети» и т.д. Эти вопросы имели, конечно, важное значение. Защита Антоновичем философских традиций Чернышевского, хотя и не всегда полноценная, составляет его заслугу, как и его возражения против отдельных сторон эстетической концепции Писарева. Но вопросы, которые имели особенно животрепещущее значение, – вопросы о народе, его революционных возможностях, о революционном или мирном пути – нашли по необходимости слишком бледное отражение в полемических выступлениях «Современника». Относительно широко и последовательно (в меру цензурных возможностей) эту тему выдвинул Щедрин; у М. Антоновича, основного участника полемики со стороны «Современника», она звучала обычно более приглушенно. Не забудем и того, что в самом «Современнике» тогда Г.З. Елисеев, развивая в большем или меньшем противоречии со взглядами Чернышевского сугубо самобытнические воззрения на ход русского общественного развития, высказывался иногда далеко не в революционном духе и прокладывал в известной мере путь к полулегалистской форме народничества. Ю.Г. Жуковский использовал «Современник» как трибуну для широкой пропаганды прудонизма, а другой влиятельный сотрудник журнала, Э.К. Ватсон, на его страницах стремился «дополнить» материализм кантовским позитивизмом. Словом, наследие Чернышевского отчасти подвергалось вольно или невольно, сознательно или бессознательно оппортунистическому пересмотру в ряде материалов самого «Современника» 1863 – 1866 гг., хотя журнал при всем том оставался и тогда во главе русской демократической публицистики и литературы.
Спорные вопросы обсуждались не только в журналах, они занимали видное место в жизни кружков интеллигенции столиц и провинции. Среди молодежи наряду с писаревскими настроениями, широко распространенными одно время, как отмечено выше, и подчас упрощавшими и извращавшими самого Писарева, были также сильные антиписаревские настроения.
* * *К представителям последних относятся члены важнейшей подпольной революционной группы середины 60-х годов – ишутинцы (или каракозовцы). Об этом ясно говорили во время следствия по делу ишутинцев некоторые из привлеченных. Мотков, видный участник группы, заявил: «Относительно нигилистических убеждений я должен сказать, что все знакомые мои, с которыми я только говорил об этом предмете, всегда смеялись над ними; „нигилист“ и особенно „мыслящий реалист“ – эти слова были постоянно насмешливой кличкой». Подсудимый Борисов, одно время считавший себя сторонником идей писаревского реализма, потом отказался от них[658]. Много лет спустя ишутинец П.Ф. Николаев, отвечая на запрос историка В. Чешихина-Ветринского, писал: «Мы не только не были поклонниками Писарева, но даже его ярыми врагами, так как в его деятельности видели значительное отклонение от основных идей Чернышевского о службе народу и главным образом крестьянству»[659].
Самих себя ишутинцы считали верными последователями Чернышевского. На вопрос, «находились ли так называемые каракозовцы в связи, конечно идейной, с Н.Г. (Чернышевским. – Ш.Л.)», П.Ф. Николаев отвечал: «Да, в самой близкой. Собственно говоря, они могут считаться непосредственными его учениками и последователями…»[660] Ознакомление с материалами следствия и суда по каракозовскому делу убеждает в том, что ишутинцы действительно воспитывались на произведениях Чернышевского, что на них исключительно большое впечатление произвел роман «Что делать?». Они признавали Чернышевского авторитетнейшим руководителем революционного лагеря, считая, что только он один может правильно разъяснить вопрос о сущности социализма. Мечтая видеть Чернышевского во главе заграничного органа русских революционеров, они одной из ближайших своих практических задач считали организацию побега Чернышевского с каторги[661].
При всем том вполне отождествлять взгляды ишутинцев со взглядами Чернышевского было бы неверно: ишутинцы оказались не в состоянии достаточно правильно воспринять и практически проводить линию столь высоко ими чтимого ученого и революционера.
Кружок ишутинцев возник в 1863 г. и прекратил существование в 1866 г. Его принято называть ишутинским вследствие центральной роли, которую в нем играл Николай Андреевич Ишутин (1840 – 1879), разночинец из Пензенской губернии, прибывший в 1863 г. в Москву для продолжения образования и отдавшийся здесь целиком революционной работе. К кружку Ишутина принадлежали П. Ермолов, Д. Юрасов, М. Загибалов, Н. Странден, Д. Каракозов, В. Шаганов, П. Николаев, О. Мотков и др. – большей частью настоящие и бывшие студенты или лица, недавно окончившие университет. Московский ишутинский кружок имел связь с петербургским кружком, группировавшимся около молодого талантливого литератора-фольклориста И.А. Худякова.
Ишутин хорошо охарактеризовал настроения своих товарищей, когда писал в одном из своих показаний: «Что же делать, ежели скорбь народа дошла до молодежи и больно отозвалась в их сердце и они хотят помочь ему? Что же делать, ежели в благосостоянии народа они видят благосостояние родины? Ведь это народолюбцы!»[662]
Ишутинцы признавали необходимым «действовать пропагандой на народ», они мечтали об «организации, опирающейся на народ»[663]. Целью своей они ставили «экономический переворот», устройство общества на «социальных началах»[664], не имея ясного научного представления о сущности этого «экономического переворота», как, впрочем, и о средствах, которые могли бы действительно вести к осуществлению поставленной ими цели.
Большое место в планах ишутинцев отводилось начинаниям артельного характера, ассоциациям. Здесь сказалось, между прочим, влияние на них некоторых планов и проектов, выдвигавшихся в целях социалистической пропаганды в отдельных произведениях Чернышевского. Ишутинцы организовали переплетную и швейную мастерские и принимали меры к устройству более крупных артельных предприятий – хлопчатобумажной фабрики в Можайском уезде, а также чугунолитейного завода в Жиздринском уезде Калужской губернии для рабочих завода Мальцова, среди которых у ишутинцев через близких им людей А.А. Бибикова, А.К. Маликова и др. имелись определенные связи. Целью их было, как рассказывал Ишутин на суде, «устройство образцовых ферм, производительных ассоциаций, [чтобы] показать народу новую форму жизни, показать, что общий труд не в пример прибыльнее единичного, и жизнь общая
