Поиск источника: настойчивость на пути художника - Джулия Кэмерон

Искусство – суровая госпожа; с ней не пококетничаешь, ее не отвергнешь; она требует полной самоотдачи и платит за нее великими победами.

Чтобы стать хорошим художником, я должна захотеть стать художником плохим. Когда работа над книгой стопорится, должна написать хоть что-то: плохое, хорошее, никакое – неважно. В тот миг, когда я решаю, что готова писать плохо и не стремиться к лучшему, начинаю писать свободно. С этим же чудовищем встретилась и Либби у мольберта, когда решила овладеть новой техникой. Стоило ей решить, что согласна рисовать плохо, как она обрела свободу и начала рисовать очень хорошо. Ключом к победе, как это часто бывает, оказалось смирение.

Мы, художники, должны помнить, что наша работа сводится к «игре идеями». Когда относимся к делу слишком серьезно и стремимся к совершенству, работа начинает сопротивляться. А стоит найти возможность немного поиграть – и рабочий процесс тотчас обретает живость и пластичность.

«Я думаю, что внутренний художник любит пошалить, – объяснила моя подруга, известная писательница. – Та часть души, что занимается творчеством, все время морочит нам голову, не желая покоряться. Когда мы берем внутреннего художника на короткий поводок, он вырывается, словно дикое животное. Но если ослабить привязь, нередко идет на сотрудничество».

Иными словами, внутреннего художника можно перехитрить.

Вспоминаю о нашем уговоре с Дейзи. Мы договорились, что каждый день будем сколько-то времени проводить за пианино и писать новую музыку. Я звоню подруге и говорю: «Дейзи, я сажусь за пианино», – и иду за пианино. Я работаю над «Магелланом», заполняю небольшие пробелы в повествовании. Сажусь за инструмент и прислушиваюсь, чтобы услышать музыку. Чаще всего уже через несколько минут я слышу первые ноты, пробивающиеся сквозь мое сопротивление. Я не гнушаюсь и самым малым, записываю все, что слышу. Нередко маленькие фрагменты оказываются частью чего-то более крупного. Все-таки «Магеллан» – это история о великом походе, в ней хватит места и для большого, и для малого.

Отзанимавшись положенное время, снова звоню Дейзи. Обычно она отвечает. «Дейзи, я только что закончила с музыкой», – говорю я. Спустя некоторое время зазвонит мой телефон. «Это Дейзи. Я написала два такта». Чаще всего мы оставляем друг другу сообщения на автоответчике, и говорить особой нужды нет, но радость от завершенной работы от этого не становится меньше. Дейзи превращает стихи в музыку. Она пишет так, чтобы музыка служила опорой ее стремительно взлетающему голосу. Мне очень нравится быть частью ее замысла, а она говорит, что ей ужасно интересно становиться частью «Магеллана».

Мы, художники, делаем что-то из ничего. Мы изобретаем, используя для этого ткань своего воображения. Когда я об этом задумываюсь, чувствую особую магию. Когда я себе это позволяю, даже немного влюбляюсь в своего художника.

Чтобы изменить мир, нужно изменить образы. Сегодня художник исполняет очень важную задачу. Он уже не маленькая фигура на краю поля зрения, не развлечение для горстки богачей. Художник нужен миру.

С запада надвигается дождь. Маленький терьер Шарлотта начинает дрожать, предчувствуя гром и молнию. Тигровая Лилия принюхивается и издает зловещий рык. Я собираюсь использовать грозу в качестве выразительной декорации и проиграть те сцены, где Магеллана застал шторм на море. А гроза станет моим соавтором.

Очень часто наши победы складываются из таких мельчайших крупиц, что мы их даже не замечаем. Думая в первую очередь о том, что нам «следует» делать и чего до сих пор не делали, мы зачастую не обращаем внимания на нынешние достижения. А ведь дни, когда мы не сделали правильно совсем ничего, выпадают не так уж часто.

Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по пятую. Закончите фразу: «У меня уже лучше получается…» пять раз подряд. Перемены к лучшему могут быть очень скромными. И все же для нас они могут значить очень много.

Снова возьмите ручку. Ответьте на вопросы. Вы пишете утренние страницы? Ходите на творческие свидания? Выбираетесь на прогулки? Находите время побыть с собой? Вам удается улучшить отношения с друзьями? Стало ли вам удобнее пользоваться творческими инструментами? Прилагаете ли сознательные усилия, чтобы быть оптимистом? Осознаёте ли, что у вас множество вариантов, из которых можно выбирать? Вы можете сказать, что реже играете в жертву? Научитесь отдавать себе должное там, где вы его заслужили – а нередко и заслужили в квадрате.

Награда за искусство – не слава или успех, а опьянение.

Настойчивость

Наконец-то стало тепло, ясно и солнечно. В парке опять полным-полно колясок. У пруда накручивают круги бегуны и на бегу кивками приветствуют друг друга. Многие бегают каждый день в одно и то же время и знают друг друга в лицо. У многих на поводке собаки. Тигровая Лилия и Шарлотта смотрят на бегущих собак с интересом, но без зависти. Они предпочитают тот расслабленный темп, который задаем мы с Эммой, гуляя по обычному маршруту. Мимо скачут белки. Собаки не могут этого так оставить и рвутся с поводков. Но белки уже взобрались на дерево и сидят там, немного не добравшись до нижних ветвей, поэтому ухватить зверушек не удается. Собаки яростно скачут под деревом. Мы идем дальше.

Нам, художникам, нужно взращивать в себе настойчивость. Постоянная беготня за каждой белкой, то есть за вдохновением, в конце концов оставляет нас опустошенными. Куда лучше разрабатывать идею не спеша, расслабленно. Вокруг часто говорят о творческих «прорывах», и под влиянием этих разговоров многие из нас ждут буквально шквала творческой активности. Но шквалы случаются редко. Мы далеко не всегда можем рассчитывать на внезапное озарение или интуицию, зато медленная целенаправленная деятельность неизменно приносит свои плоды. Наше творческое начало сродни не молнии, а солнечному свету. Даже в самые темные времена.

Моя черная полоса вроде заканчивается. Страхов еще хватит на целый список, но я все чаще сплю по ночам. Эмоции зашкаливают, но утренние страницы пишутся уже вполне связно. Я еще не стала оптимистом, но дни мои по большей части освещены ровным светом. Простые девизы трезвой жизни вновь сделали свое дело. Делая по шагу за раз и поедая слона по кусочкам, я выбралась из ямы. Я уже вижу свет в конце туннеля. Я выздоравливаю. Становлюсь спокойнее. Каждую ночь я сплю, каждый день – пишу, и пропасть отступает все дальше. Я благодарна за это. Стараюсь видеть только свет. «Главное – настойчивость», – слышу я свыше. Каждый день, прислушиваясь к указаниям, я слышу одно и то же. «Будь настойчива. Придерживайся своих решений». И я послушно пишу, гуляю и прислушиваюсь к другим советам.

Мы работаем во тьме – делая что можем, – и отдаем то, что имеем. Наше сомнение – наша страсть, а страсть – наша задача. Все прочее – безумие искусства.

Я послушно стараюсь писать три страницы в день. Прислушиваюсь к себе и пишу о том, что услышала. Я не сочиняю, а скорее, пишу под диктовку. Мне очень важно слышать этот голос. Записывать легко. Вот когда я пытаюсь писать, то чувствую, что замахиваюсь на что-то глобальное, что может быть мне не по силам. Так я и пишу свои три страницы в день. Больше слушаю, чем пишу. Я прихожу на свидание со своей Музой в условный час и остаюсь, пока не выполню условленную норму.

На моих курсах творческого письма я советую студентам писать утренние страницы – три страницы от руки, отличное средство для разогрева. Утренние страницы заставляют цензора сдуться и учат его держаться от нас подальше. Когда три страницы написаны, можно браться за творческое письмо. Цензор будет молчать. Заговорит Муза. Мы встретим ее и запишем то, что она нам скажет.

Я верю, что в определенных границах мы свободны, и все же есть некая невидимая рука или ангел-советчик, что каким-то образом тянет нас вперед, как винт тянет лодку.

Как правило, я советую студентам писать по три страницы текста в день. Это не слишком обременительный объем. Деликатная настойчивость – вот ключ к успеху. Не надо безумной погони за ускользающей добычей. Пусть будет обычная подъемная повседневная работа.

«Джулия, у вас все как-то чересчур спокойно получается», – пожаловался как-то один мой ученик. Он был поэтом, долгое время испытывал массу эмоциональных проблем в связи со своей работой и внутренне сопротивлялся мысли о том, что труд писателя должен быть последовательным и, может быть, даже простым делом. Но он пошел против своего внутреннего голоса, начал писать утренние страницы и быстро на них подсел. После этого уже нетрудно было писать «по-настоящему». Вообразите его удивление, когда он обнаружил, что хорошие идеи приходят к нему каждый день легко и просто. А как же драма?