Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

Коллажик к главе (спасибо Женечке за подбор картинок): https://picua.org/images/2019/06/02/27fcf610b994d10b8648556fdea7080f.jpg

====== Глава 15. Игра в доверие ======

Давай мечтать о невозможном, в пустыне снова мелкий град.

Внутри запутано и сложно, я за стеной твоих оград.

Не верь мне, не верь мне, если я стою спиной.

Не верь мне, не верь мне, просто прикоснись рукой.

Макс Барских/Миша Романова, «Не верь мне»

Захлопываю книгу и утомленно потираю веки: от букв рябит в глазах. С хрустом разминаю шею и плечи: весь день просидел за чтением. Впрочем, время потратил не зря.

Среди книг, которые подсовывала мне госпожа Адальяро, нашелся труд путешественника-северянина об укладе жизни саллидианцев. Целый параграф в книге посвящен Кастаделле — жемчужине полуострова. Некоторые выдержки смешили: путешественник явно не углублялся в нюансы отношений между рабами и рабовладельцами, местами приукрашивая жизнь невольников до неузнаваемости. Тем не менее из текста я узнал кое-что интересное. Прежде меня не интересовало политическое устройство Саллиды и порядок передачи власти в Сенате, но теперь загадка разгадана.

Статус сенатора обязывает иметь наследника, в ином случае семью ждет потеря представительства во власти. Стало ясно, зачем семейству Адальяро понадобилась эта девушка с далекого севера.

Самого сенатора, похоже, женская красота не прельщает, причем настолько, что даже лишить девственности свою жену он оказался не способен. А смазливые юноши, к коим наверняка он питает пристрастие, увы, не могут родить ребенка в силу природных особенностей.

Тихую, воспитанную в послушании северянку, которой некуда деваться, проще скрутить в бараний рог и заставить зачать наследника столь пикантным способом.

С рабом можно не считаться. Раб не станет болтать: его легко запугать, вырвать язык, убить, когда он выполнит свое предназначение.

Вот только почему я? Я даже не похож на южанина, моего сына было бы сложно выдать за наследника Диего Адальяро. Подобрать черноволосого и темноглазого раба в таком большом поместье не составило бы труда. Вельдана упоминала Кима — тот был бы в самый раз. Или… девчонка оказалась слишком строптивой?

Внезапно ловлю себя на том, что усмехаюсь, думая о ней. Забавная. То, что я поначалу счел хитростью и тонкой игрой, оказалось обычной девичьей наивностью. Похоже, она и в самом деле искренне собиралась отпустить своих рабов на свободу. И свято верила в то, что мазями и снадобьями можно исцелить не только тело, но и сердце. А ее простодушные попытки меня соблазнить…

Чувствую, как улыбка превращается в напряженный оскал. Что ж, девчонка заигралась, и для нее это плохо закончилось. Хорошо, что теперь голову не морочит дурман: Лей приносит вдоволь воды.

Но что змеиная семейка предпримет дальше? Вряд ли донна Вельдана осмелится подступиться ко мне еще раз. А ее муженек и свекровь продолжат на нее давить…

Вечереет. Из комнаты госпожи, пустовавшей весь день, раздаются приглушенные голоса. Вскоре они затихают, но я слышу негромкое шуршание и, кажется, скрип пера.

Я ошибся в своих предположениях: шаги донны Вельданы раздаются за дверью, через мгновение сменяются тихим стуком.

Каждый раз чувствую себя неловко, когда она стучит. Госпожа могла бы входить, когда ей заблагорассудится, но она упрямо предпочитает прикрываться иллюзией, что я могу ей это запретить. Я, как обычно, молчу. Вещь не может говорить хозяйке «войдите».

Не дождавшись от меня приглашения, она входит. Беглый взгляд — и глаза в пол. Молча кладет какие-то свитки на комод и выходит, прикрыв за собой дверь.

Любопытно.

Дожидаюсь, пока стихнут шаги, и подхожу к комоду. Разворачиваю свитки и озадаченно кусаю губу: купчая и вольная. Последняя выписана по всем правилам, с личной печатью донны Вельданы. Что бы это значило?

Недолго раздумываю и дергаю дверь: не заперто. Переступаю порог и на мгновение удивленно замираю. Девчонка не слышит меня: стоит коленями на столе и привязывает к остаткам решетки сорванную со стяжек балдахина веревку. Не стоит труда догадаться, что она задумала.

Как можно быть настолько глупой?

Подхожу ближе, по-прежнему не замеченный, и перехватываю ее руку. Вскрикивает и неловко отшатывается. Если бы не придержал ее, вылетела бы в окно, точно бескрылая птица.

— Куда собралась, отчаянная душа? — стискиваю тонкое предплечье.

Она испугана, но отвечает почти без запинки:

— На пристань. Я хочу домой.

— Через окно? — фыркаю я.

Смешно. Хотел бы я на это посмотреть.

Вот только вид ее сломанной шеи едва ли будет столь же забавным.

— За дверью караулят рабы, не помнишь? — огрызается она. — Меня не выпустят.

Она это серьезно? Жаль ее разочаровывать.

— Думаешь, под окном никто не караулит? — усмехаюсь.

Ощущаю под пальцами гладкую кожу, понимаю, что слишком крепко сжал, ослабляю хватку. Зловредная память подсовывает воспоминание о вчерашнем вечере, когда пальцы сжимали ее бедра…

Трясу головой, отгоняя ненужные мысли. Девчонка смотрит на меня, удивленно раскрыв рот. Неужели было так трудно догадаться? Что ж, изволь:

— Даже если бы там никого не было… думаешь, никто не поймет, где тебя следует искать?

— Никто не будет искать меня ночью. А утром…

— Ты еще не успеешь ступить на палубу, как тебя поймают и за волосы приволокут обратно. Думаешь, капитану корабля нужны неприятности?

Она сглатывает, в серых глазах светится упрямство. Почему-то мне это нравится.

— Значит… буду уходить сушей. Через горы.

С трудом подавляю смешок.

— Вот с этим? — свободной рукой подцепляю лямку походной сумки и медленно провожу пальцем между ней и хрупким плечом. — В таком виде? Одна?

Молчит растерянно. А я продолжаю веселиться:

— Через горы, через леса, через пустыню? Ты не задумывалась над тем, почему северяне предпочитают ездить в Саллиду морем? Впрочем, о чем я болтаю, какая пустыня… ты не пройдешь и мили, как попадешься контрабандистам, а те с радостью продадут тебя работорговцам… если останешься жива после того, как они дружно насладятся тобой.

В ее глазах вспыхивает гнев. Отворачивается, пытается вырваться, но я сжимаю предплечье сильнее и дергаю на себя. Хватаю за подбородок, заставляю слушать.

— Ты правда веришь, что вольна делать, что хочешь? Или я стану свободен, получив твою писульку?

Ее губы начинают дрожать. Только слез мне опять не хватало. Но она держится, крепко сжимает губы и смотрит прямо в глаза.

— Так что же… не стоит даже пытаться? Лучше смерть, да? Как ты и говорил?

— Ну почему, — это и правда забавно, играть с ней словами. — У тебя ведь есть выбор. Роди своему красавчику ребенка.

Прикрывается ресницами и пытается стыдливо отвернуться, но я не позволяю.

— Нет. Никогда.

— Почему? Вчера ты вроде была готова.

С любопытством смотрю ей в лицо. Вижу, как ей неловко, как она пытается увильнуть, но не может.