Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

там морально тяжело, на Родину тянет… Уже мы все стареем, нас тянет к своей семье, к родной земле. Вот я её понимаю, поддерживаю, пусть приезжает. Хотя, конечно, зря…

Я не нашёлся, что ответить.

А когда вернулся с работы домой, первым делом спросил Дусю:

— Как он?

— Опять пьёт, — покачала головой она и нахмурилась, — охохонюшки… когда же это всё закончится?

Я только вздохнул.

Выезд на природу прошёл в штатном режиме. Удалось поехать без баб. Но главное, получилось поговорить с Йоже Гале, пока все начальники парились в бане.

…мы выскочили с Йоже из парилки, и я первым плюхнулся в озеро и поплыл подальше. Йоже прыгнул вслед за мной и аж заорал от холодной воды.

— Терпи, казак, атаманом будешь! — хохотнул я, в два гребка подплыл к дальнему берегу и выскочил из воды. Йоже последовал за мной.

Теперь нам предстояло обойти часть озера, чтобы попасть обратно к бане.

Как раз я рассчитал расстояние, чтобы была возможность переговорить с глазу на глаз.

— Тельняшев гадит, — встревоженно сказал Йоже. — приходил на съемочную площадку. Пытался лезть в процесс съемок.

— А ты?

— Я сделал вид, что не понимаю. Но там были ребята из «Мосфильма». Они его быстро отвадили.

— Это хорошо, — усмехнулся я. — Товар, когда забрали, всё нормально прошло?

— Да, всё нормально, — кивнул Йоже и вдруг добавил, — Муля, мне придётся на пять дней вернуться домой. Я прямо завтра выезжаю.

— Что-то случилось? — встревожился я.

— Дедушка заболел, — вздохнул он и тень набежала на его лицо, — он уже очень старенький. Хочу с ним перед смертью попрощаться.

— Конечно, — кивнул я, — я скажу товарищу Иванову.

— Да мы всё уже согласовал, — сказал Йоже, — тем более, я туда и обратно.

— Йоже, а ты письмо для моей тёти Лизы с собой захватить можешь?

— Ну конечно! О чём разговор!

— Тогда я прямо сейчас пойду напишу. После бани…

Я вернулся домой после охоты и был в чудесном расположении духа.

Из кухни вышла мрачная Дуся и тихо сказала, кивнув на кабинет:

— Пьёт.

Я вздохнул и скорбно покачал головой.

— Алкашом уже стал, — обличительно сказала Дуся. — Уже скоро почт две недели, как пьёт. Не знаю, что и делать.

— Нужно подождать, — сказал я, — ему нужно время.

Дуся вздохнула.

— А у меня для тебя есть и хорошая новость, — усмехнулся я и вытащил из портфеля свёрток, — Смотри.

— Что это? — Дуся с подозрением покосилась на свёрток и осторожно взяла в руки, словно я ей мог подсунуть дохлую жабу (а, может, в детстве Мули так и было).

— Посмотри, — хмыкнул я, — Раскрывай. Смелее!

Дуся развернула и ахнула:

— Батюшки-светы!

— Нравится? — улыбнулся я, глядя на её изумлённое и по-детски растерянное от радости лицо.

— Это разве мне? — пролепетала Дуся и покраснела.

Все мысли о несчастной судьбе Модеста Фёдоровича моментально были забыты — Дуся рассматривала новые туфли. Перламутровые, на невысоких устойчивых каблучках, с огромными по меркам моего прошлого мира пряжками.

— Я про такие даже мечтать никогда не могла! — прошептала Дуся, прижимая туфли к груди.

Прошло ещё пару дней. Когда я вернулся домой, Дуся сказала злым голосом:

— Он пьёт и пьёт! Уже вторая неделя закончилась, скоро третья будет. Муля, сделай что-нибудь! Эдак и до беды недалеко.

И тогда я постучал в дверь кабинета.

Некоторое время ничего не происходило.

Тогда я постучал громче и настойчивее.

Через несколько томительных мгновений дверь распахнулась и на пороге возник Модест Фёдорович, выпуская в квартиру смесь табачного дыма и спиртных паров. Так, что я аж закашлялся.

— Чего? — спросил Мулин отчим чужим хриплым голосом. Был он всклокочен. Лицо его заросло многодневной щетиной. От застарелого перегара и давно немытого тела аж спирало дух. Домашний халат был засален и обильно покрыт винными пятнами. Рукав прожжён сигаретой.

— Поговорить надо, — сказал я.

— Я вам мешаю? — глухо спросил он, — ты скажи, я всё понимаю. Могу уйти.

— Да брось ты! — отмахнулся я, — Чем ты нам мешаешь? Сидишь целыми днями в кабинете.

— Я пью…

— Это твоё дело, как лучше здоровье гробить, — сказал я, — хотя не буду скрыать, меня изрядно беспокоит тот факт, что ты прогуливаешь работу в Институте. Ты же руководитель. Как можно?

— Я уволился, — глухо сказал Модест Фёдорович, и я приложил все усилия, чтобы лицо моё не перекосило от удивления.

Как он мог уволиться?! Человек, который буквально живёт и дышит наукой, для которого вне науки нет существования, вдруг уволился.

Сотня вопросов рвалась у меня из груди. Но задавать я не решился. Видимо, Модест Фёдорович что-то прочувствовал, потому что сказал:

— Я не мог там оставаться. Для меня это позор. А во-вторых — воспоминания. Не могу! Меня там стены душат!

— А с матерью ты, когда расставался, как ты пережил? — брякнул я, не успев прикусить язык. О том, что это она ушла, я не напоминал, сказал деликатно.

Модест Фёдорович мою деликатность оценил, потому что усмехнулся и сказал:

— С твоей мамой, Муля, у нас прежде всего были доверительные, дружеские отношения. Она не делала мне подлостей. Я прекрасно знал, что её сердце занято Павлом. И когда он вернулся, я был рад за Надю. Рад, потому что ей хорошо, потому что она счастлива…

Он вздохнул и посмотрел на меня:

— Выпить хочешь?

Я отрицательно покачал головой.

— Ну а я, пожалуй, ещё выпью, — пробормотал Модест Фёдорович и захлопнул дверь кабинета у меня перед носом.

После возвращения Йоже Гале из Югославии прошла ещё почти неделя.

Я всё ждал перемен в лучшую сторону. Но не дождался.

И вот, наконец, я решительно заколотил в дверь кабинета.

— Чего? — На Модеста Фёдоровича было страшно смотреть. — Я не хочу есть и вообще ничего не хочу! Оставьте меня в покое!

— Ты лучше послушай, что пишет тётя Лиза, — я вытащил примятый конверт, достал сложенный вчетверо листочек из ученической тетради, пробежался по нему взглядом и зачитал отрывок: — «…а также у нас в лаборатории появился прибор для анализа элементного состава вещества по атомным спектрам поглощения с непрерывным источником и коррекцией фона на основе эффекта Зеемана. Вот только нет у нас специалиста, который мог бы сделать расчёты, и, я даже не знаю, что и делать…».

Глаза Модеста Фёдоровича полыхнули.

Глава 25

— Это же чёрте что получается! Чепуха! Реникса![1] — возмущённо вскричал Модест Фёдорович, — ты же только головой своей подумай, Муля! Иметь такую возможность — прибор для анализа элементного состава веществ с эффектом Зеемана! А они даже не в состоянии специалиста найти! Да если бы у нас такая машинерия была