Автобиография - Жанна Гийон

Я прибыла в Париж в вечер Св. Магдалины, 1686 года, ровно через пять лет после моего отъезда из этого города. Отец ля Комб после своего прибытия стал пользоваться большим вниманием и популярностью. Вслед за этим я заметила некоторую зависть со стороны Отца ля Мота, но не верила, что это заведет их так далеко. Большая часть Варнавитов, живших в Париже и окрестностях объединились, выступая против Отца ля Комба, что было вызвано несколькими причинами, связанными именно с их орденом. Но все их наговоры и злонамеренные предприятия разбивались о его незапятнанное благочестие и то благо, которое многие люди получали от его трудов.

С согласия его игумена я передала в его руки небольшую сумму денег для вступления в обитель одной монашки. Моя совесть побудила меня к этому. Эта женщина с моей помощью ушла из общины Новых Католиков. Я упоминала о ней ранее, говоря, что над ней хотел возобладать священник из Гекса. Поскольку она была очень красива, равно как и благоразумна, то всегда оставалась причина опасаться, как бы она снова не попала под мирское влияние. Отец ля Мот желал заполучить эти деньги. Он намекнул отцу ля Комбу, что если тот не внушит мне передать эти деньги для строительства стены, которую ему нужно было заново реконструировать в своем монастыре, то он отплатит ему за это. Но последний, будучи всегда честным, ответил, что по своей совести не сможет советовать поступить в противоречии с моим решением доставить благо этой молодой женщине. Тогда Отец ля Мог и священник прихода стали ревностно стремиться отомстить. Они употребили все свои умственные способности, придумывая способы осуществления своих планов. Один весьма нечестивый человек, задействованный для этой цели, написал клеветнические обвинения, заявляя, что Отец ля Комб был сообщником дела Молимо, нашумевшего в течение двух последних лет во Франции. Эти обвинения были распространены по всей округе. Отец ля Мот и священник прихода, действуя как особы, преданные церкви, передали обвинения чиновнику или судье церковного суда, который присоединился к их темному заговору. Затем они были представлены Архиепископу со словами: «Мы поступаем так из ревности и крайне сожалеем, что некто из нашего братства оказался еретиком, и еретиком самым отвратительным».

Они также втянули меня, но более скромным образом, говоря, что Отец ля Комб почти жил в моем доме, что было абсолютной ложью. Я лишь изредка виделась с ним, во время исповедания, и то, на очень короткое время. Так же беспрепятственно они объявили несколько других ложных фактов, касающихся нас обоих. Позже они задумали еще одно дело, которое могло бы способствовать успеху их замысла. Им было известно о моем пребывании в Марселе, и они посчитали это прекрасным основанием для создания новой клеветы. Они подделали письмо, якобы написанное одним человеком из Марселя (я слышала о письме от Епископа) и адресованное Архиепископу Парижа, или его представителю. В этом письме обрисовывался самый отвратительный скандал. Отец ля Мот попытался заманить меня в ловушку, заставив сказать в присутствии приведенных им людей, что я действительно была в Марселе вместе с Отцом ля Комбом. Он сказал: «Епископ Марселя прислал шокирующие отчеты, говорящие против вас. Вы попали в совершенно скандальную историю вместе с Отцом ля Комбом. У нас есть надежные свидетели этого». Я ответила с улыбкой: «Эта клевета измышлена превосходно, но следовало бы сначала узнать, был ли Отец ля Комб в Марселе, ибо я не думаю, что он когда–либо бывал там в течение своей жизни. Во время моего пребывания там, Отец ля Комб трудился в Версале». Отец ля Мот смутился и вышел, говоря: «Есть свидетели правдивости этих фактов».

Он немедленно направился к Отцу ля Комбу спросить, бывал ли тот когда–нибудь в Марселе. Тот заверил его, что никогда там не бывал. Так, наших врагов постигло разочарование. Тогда они объявили, что все это происходило не в Марселе, а в Сейселе. Но теперь оказалось, что я никогда не бывала в Сейселе, и, к тому же, там нет епископа. Использовались все мыслимые изобретения для запугивания меня угрозами, поддельными письмами и подстроенными против меня летописями, где меня обвиняли в распространении ошибочных доктрин и в том, что ведение порочного образа жизни вынудило меня покинуть страну, дабы избежать последствий разоблачения. Потерпев неудачу во всех этих измышлениях, со временем Отец ля Мот снял маску и сказал мне в церкви, в присутствии ля Комба: «Именно сейчас, сестра моя, вам следовало бы подумать о побеге, ибо вы обвиняетесь в преступлениях самого тяжкого характера». Я нисколько не была этим взволнована, но со своим обычным спокойствием ответила: «Если я виновна в таких преступлениях, то не могу быть слишком строго наказана, поэтому я не буду убегать или сходить со своего пути. Я открыто исповедую свое абсолютное посвящение Богу. Если я совершила нечто оскорбительное для Того, Которого я всегда желала любить и побуждать весь мир любить Его, даже ценой своей собственной жизни, мне следует, приняв наказание, стать примером для этого мира. Но если я невиновна, то в случае побега никто не поверит в мою невиновность».

Были совершены похожие попытки с целью уничтожения Отца ля Комба. Он был представлен в ложном свете перед королем, в результате чего вышел указ о его аресте и заключении в Бастилию. Несмотря на то, что на суде он выглядел как совершенно невиновный человек, и они не могли найти основания для его приговора, однако они заставили короля поверить, что он опасный в религиозном плане человек. Тогда он был пожизненно заточен в одной из крепостей Бастилии. Когда его враги узнали, что капитан этой крепости глубоко его уважает и мягко с ним обращается, его перевели в намного худшее место. Бог, Который видит все, воздаст всякому человеку по его делам. Но посредством внутреннего общения с Отцом я знаю, что он остается весьма довольным и полностью преданным Богу.

Ля Мот теперь пытался более чем когда–либо вынудить меня к побегу, убеждая, что если я отправлюсь в Монтаржи, то буду там в полной безопасности, но если этого не сделаю, то поплачусь за свое непослушание. Он настаивал, чтобы я взяла его себе в наставники, с чем я совершенно не могла согласиться. Он хулил меня везде, где бы ни был, и приказывал остальным своим братьям делать то же самое. Мне присылали весьма оскорбительные письма, уверяя меня, что если я не приму его наставничества, то буду уничтожена. У меня все еще есть эти письма. Один отец желал, чтобы в этом случае я совершила добродетель из необходимости. Другие даже советовали мне притвориться, будто я принимаю его наставничество, тем самым, обманув его. Мне была отвратительна даже сама мысль об обмане. Поэтому я переносила все с величайшим спокойствием, нисколько не заботясь о личном оправдании или защите, предоставив Богу распоряжаться мной, как Ему будет угодно. В этой ситуации Его милости было угодно увеличить мир в моей душе, в то время как все, казалось, противостали мне и смотрели на меня как на постыдное творение, за исключением лишь тех, кто в единении духа хорошо меня знал. В церкви я слышала, как люди за моей спиной восклицали против меня, и даже некоторые священники говорили, что меня нужно отлучить.

Я без остатка предала себя Богу, будучи готовой перенести самые ужасные страдания и пытки, если такова будет Его воля. Я никогда не совершала ходатайства ни за Отца ля Комба, ни за себя саму, хоть мне и ставили это в вину помимо всего прочего. Желая быть в полной зависимости от Бога, я не зависела ни от одного из творений. Я бы не сказала, что кто–нибудь другой, кроме Бога, в свое время обогатил Авраама (Быт. 14:23). Лишиться всего ради Него было моим лучшим приобретением, а приобрести все без Него было бы моей величайшей потерей.

Несмотря на всеобщее негодование, возбужденное против меня в то время, Бог не переставал употреблять меня для завоевания многих душ для Него Самого. Чем большие гонения поднимались против меня, тем больше у меня появлялось детей, на которых Господь через Свою слугу изливал великие благословения. Нельзя судить о слугах Божьих ни по тому, что говорят о них их враги, ни по клеветническим обвинениям без каких–либо источников. Иисус Христос обессиливал от таких страданий. Бог допускает подобное поведение по отношению к Своим самым дорогим служителям, дабы привести их в соответствие Своему Сыну, к которому Он всегда благоволил. Но лишь немногие помещают это соответствие туда, где оно уместно. Оно не в добровольных страданиях или аскетизме. Оно в тех страданиях, которые переносятся человеком в абсолютном подчинении воле Божьей, в отказе от своего я. Тогда Бог есть все во всем, ведя нас до самого конца согласно Своим взглядам, а не нашим собственным, которые обычно имеют противоположную направленность. Все совершенствование состоит в этом полном соответствии Иисусу Христу, а не во внешнем блеске, который так ценят люди. Только в вечности будет окончательно ясно, кто есть истинные друзья Бога. Он не благоволит ни к чему, кроме Иисуса Христа. Он благоволит лишь к тому, что несет в себе Его черты или характер.