На краю одиночества (СИ) - Демина Карина

– Любил.

Он остановился у стеллажа, тронул крохотные кашпо с хавротиями и покачал головой, будто бы удивляясь и этому дому, и цветам.

Главное, чтобы не повредил. У «Голубого зеркала» как раз детки наклюнулись, Анна обещала поделиться, «Темное пламя» только-только укоренилось, а вот крошка «Снежинка» усыпанная белыми иглами, точно и вправду снегом припорошенная, просто стояла, привыкая к новому для себя месту.

– Тогда… почему?

В этот вопрос она вложила все свое удивление.

И обиду, столь давнюю, древнюю даже, что она закостенела, охватила душу соляным панцирем невыплаканных слез.

– Так сложились обстоятельства.

Его императорское Величество сняли все же маску, пристроив ее на кофейном столике, и теперь Анна вполне себе убедилась, что Александр Николаевич весьма похож на сына.

Вернее, сын на отца.

Те же обыкновенные черты лица, несколько крупноватые, напрочь лишенные всякого изящества. Та же сутуловатость, и манера разглядывать собеседника, будто бы решая, годный он человек или же не стоит внимания.

Баки с сединою.

И седые волосы, собранные в короткий хвост. Черная лента на нем, словно знак траура. Какого? По ком? Не по Анне ли?

– И все? – княгиня стиснула кулачки. – И… все? Обстоятельства?

– А что ты хочешь услышать?

– Правду! Я хочу услышать правду, а не эти… бестолковые отговорки. Ее ведь уже нет! Давно нет, а ты все еще боишься?

– Я никогда ее не боялся.

– Тогда…

– Уважал. Прислушивался. Верил, что матушка не желает мне зла, – Его императорское Величество поставили на ладонь горшок с полосатой хавротией. Что за сорт? И почему название его вдруг вылетело у Анны из головы? У нее ведь не так много вариегатных суккулентов, чтобы забыть. И сорт этот она помнила, как искала, списывалась…

…отдала взамен пару черенков барбариса с огненно-красною листвой.

Как ждала.

И волновалась, что почта, обычно не подводившая, вдруг сделалась медлительна.

Теперь же получается, что название… Анна подняла руку, коснувшись виска, наморщилась, пытаясь вспомнить изо всех сил, но не выходило. И главное, она прекрасно отдавала себе отчет в неуместности этих попыток, а бросить не могла.

– Уважал, стало быть… и уважение к ней значило для тебя больше, чем моя любовь? – темные ресницы опустились, скрывая тьму в глазах. – Ты ведь… ты не просто бросил меня. Ты позволил ей меня проклясть, а потом… потом отвернулся, будто бы ничего не произошло.

Олег присел рядом с Анной и, протянув флягу, шепотом поинтересовался:

– Будешь?

– Воздержусь.

– Зря… это надолго… сейчас будут выяснять, кто виноват и все такое… – он приложился к горлышку, и это не осталось незамеченным.

– Наш сын… болен. И дочь больна. И это потому, что я тебе поверила, но оказалось, что любви твоей недостаточно, чтобы спасти всех нас.

Его императорское Величество вернули хавротию на место.

«Малахит».

Точно. Сорт «Малахит». И получила она его от коллекционера, живущего в Тобольске. Он еще сетовал, что растет медленно и вовсе капризен. Надо будет отписать, если, конечно, Анна уцелеет.

– Что произошло? – тихо спросила она и не отвернулась, когда Его императорское Величество посмотрели. У него были светлые глаза, серые, полупрозрачные, будто из стекла дутые. И в этом стекле отражался удивительный мир, искаженный, почти лишенный красок, но по-своему чудесный.

В нем Анна видела дом.

И море.

И себя.

И еще небо с облаками. Девушку в длинном легком платье. Соломенная шляпка, ветер… случаются несчастья и шляпки улетают.

– Кажется, вы потеряли… – ему удалось поймать эту шляпку, не позволив ей коснуться воды. От шляпки пахло летом и соломкой, и еще цветами.

А девушка смутилась.

Она не знала, кого видит, потому что с маской всегда проще.

С маской он никому не интересен.

Кроме, пожалуй, нее.

– Спасибо.

Робкая улыбка. И свет в глазах, которые вдруг показались ему ярче моря и неба вместе взятых.

– Вы позволите…

Анна моргнула, и видение пропало, а Его императорское Величество отвернулись и ответили:

– Случилось… юношеская любовь и детская глупость, которые имели весьма неприятные последствия.

– Случилось, – согласилась княгиня. – И вправду, любовь. Юношеская любовь против взрослой расчетливости… что ж… время у нас еще есть.

Она подняла голову, разглядывая потолок, который был бел и ровен, лишен, что росписи, что даже простых виньеток. Разве что лианы древовидные зацепились за дальний угол.

Глава 30

…она была молода.

И хороша собой.

И жизнь казалась чудесной, потому что какой она может быть еще? Род Ильичевских состоятелен и влиятелен. Матушка служит в статс-дамах, а саму Женечку ждут в свите императрицы. Правда, не слишком-то рады, потому что Ее императорское Величество Анна Васильевна в немалых годах пребывает, и потому несколько ревниво относится к особам чрезмерно молодым.

А уж если к молодости красота прилагается…

…да, она изначально встретила Женечку с прохладцею. И отослала бы, когда б не род, не матушка, не…

…будьте внимательны, милая, ваше положение сейчас крайне неустойчиво.

Она была властною женщиной, рано овдовевшая, пережившая смуту, голод, мужа и троих сыновей.

Ее уважали.

Боялись.

Гнули спины, за глаза называя Медведицей, и не только за повадку, но и за обличье – чересчур уж тяжела, широка в кости была императрица. И двигалась она с той медвежьею показною неуклюжестью, которая способна обмануть лишь человека недалекого.

Круглое лицо.

Редковатые волосы, щедро сдобренные сединой. Привычка поджимать губы и шевелить нижней челюстью, будто пережевывая нечто. Брови нитью. Тяжелые надбровные дуги и щелочки глаз меж подушек припухших век.

Она мало спала.

Мало ела, почти не обращая внимание на то, что ей подают. Она была требовательна и местами груба, впрочем, ей прощалось.

Это было и не понятно Женечке. Почему этой странной некрасивой женщине, способной порой выражаться вовсе неприличными словами, прощалось, если не все, то многое?

Хмурый канцлер.

И казначей.

Генералы, еще недавно спорившие друг с другом до хрипоты, но замолкавшие, стоило появиться Анне Васильевне. Офицеры и чины статские, порой горделивые чрезмерно. Все эти люди сходились в одном: они пребывали в какой-то непонятной, почти невозможной уверенности, что Анна Васильевна может все.

Недород в Северных провинциях?

Разлив на востоке?

Очередная смута? Казна пустеет? Прожект или прожекты. Проблемы большие и малые, и вовсе не проблемы, но так, дела обыкновенные… она вникала во все, порой засиживаясь в рабочем кабинете глубоко за полночь…

А вот Александр появлялся при дворе редко.

Служил.

Сперва на границе, будто бы некому было служить, после, уже в статских чинах, в обличье, за которым вряд ли кто сумел бы разглядеть древнюю кровь, инспектировал, что города, что заводы, что верфи с приисками.

Империя велика.

И за всем присмотр нужен. Тем паче, когда только-только откипела смута.

…они встретились случайно. Малый государев человек и девушка, которую отправили на воды здоровье поправлять. Так сказала матушка, а Женечка смиренно приняла отставку, временную, само собой, ведь не вечна же императрица, тем паче что при дворе пошли упорные слухи о скорой женитьбе наследника. А стало быть, скоро появится при дворе новая хозяйка, которой не зазорно будет предложить свою помощь.

Но случай.

Ветер.

Море.

Шляпка.

Песчаная коса, на которой оставались следы. Прогулка, длившаяся почти вечность, и все одно такая малая… и разговор. Они, будто встретив друг друга однажды, теперь просто-напросто боялись расстаться. И Женечка нисколько не волновало, что избранник ее беден.

Она богата.

Не особо родовит? И в чинах малых? Она, с детства любимая, ни в чем отказу не знавшая, верила, что для счастья хватит одной лишь любви.