Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

5. Никто под страхом отлучения от Церкви и анафемы не должен считать Генриха VI королем Франции, а он вместе со своими людьми больше не должен вторгаться во Францию и не называть себя ее королем, довольствуясь тем чем владеет в Англии.

10 сентября герцог Бургундский созвал свой Совет. Большинство присутствовавших сеньоров высказались за заключение мира, что означает, что полного единодушия не было. Англичанам было предоставлено время на размышление до 1 января 1436 года. Тем временем, 21 сентября, в день Святого Матфея[327], в церкви аббатства Сен-Васт, после мессы и проповеди духовника герцога Лорана Пиньона, епископа Осера, на тему "Как хорошо и как приятно, когда люди меж собой живут в согласии!" (Ecce quam bonum et quam jocundum)[328], Филипп Мангар, мэтр Палаты прошений двора герцога, поднялся на кафедру и прочитал на французском языке документ, "содержащий мирный договор двух государей и условия, которые его сопровождали". Из зала раздались крики радости. Перед собравшимися кардиналами герцог и несколько его приближенных, рыцарей и клириков, дали клятву соблюдать этот договор. Однако три сеньора (Жан де Люксембург, Юг де Ланнуа и Роланд де Дюнкерк) отказались это сделать и якобы покинули церковь. Затем клятву принесли сеньоры Франции. Казалось, что единство королевства было восстановлено. В тот же день в Аррас пришло известие о кончине герцога Бедфорда, который умер в Руане неделей ранее[329], что было весьма символично.

Бургундский лагерь был далеко не единодушен. Дело в том, что 22 сентября Ришмон покинул Аррас, чтобы отправиться на помощь Сен-Дени, осажденному англичанами, среди которых были не только Луи де Люксембург, канцлер Франции Генриха VI, но и некоторые чистокровные бургундцы, например, сеньор Л'Иль-Адам, рыцарь Ордена Золотого руна. Герцог Бургундский пытался оказывать давление на Ришмона, чтобы тот остался в Аррасе, но все было тщетно.

28 сентября некоторые ранее не согласные с заключением мира пошли не попятную, в том числе и Юг де Ланнуа. В тот же день пришло известие о снятии осады с Сен-Дени и захвате моста в Мелёне.

Должен ли был Альбергати, чтобы заставить англичан уступить, настаивать на том, чтобы Карл VII уступил значительную часть своего королевства под полный суверенитет противника? Несомненно то, что для него, Собора, и "других сторонников мира", Карл VII был истинным королем Франции. Однажды кардинал Святого Креста сказал своему коллеге кардиналу Йоркскому: "Такой высочайшей и благородной короны, как корона Англии", должно быть для вас достаточно, а право короля Англии является "столь очевидным", как право его противника, "который владел им так долго, что никто не помнил сколько". На что Джон Кемп ответил, что английская корона без сомнения прекрасна, но нет ничего плохого в том, что король может иметь две или даже три короны, так же как герцог может унаследовать три или четыре герцогства, не отказываясь ни от одного из них.

Дневник Антуана де Ла Таверна, в котором основное внимание уделяется религиозным службам, проповедям и пирам а не содержанию переговоров, заканчивается списком лиц присутствовавших на конгрессе: три герцога (но ни одного короля), четырнадцать графов, три кардинала, три архиепископа, десять епископов и восемнадцать аббатов. Что касается великих сеньоров, рыцарей, оруженосцев и делегатов добрых городов, то их число должно быть составляло 800 или 900 человек[330].

Проведенный в роскошной обстановке и дорого обошедшийся для участников, международный конгресс в Аррасе (первый в своем роде в истории Европы) прошел бы в атмосфере не только праздничной, но и чудесно дружелюбной, если бы, по словам Антуана де Ла Таверна, не кипящая ненависть между французами и англичанами, и французами и бургундцами.

Церковники поспешили освободить герцога Бургундского от клятвы соблюдать мир в Труа. Среди различных выдвинутых аргументов в оправдание сепаратного мира следует отметить следующие: англичане, благодаря своим победам на поле боя, имели возможность навязать мир в этом королевстве в течение пяти лет, между битвой при Вернёе (1424) и осадой Орлеана (1429), но они этим не воспользовались "и таким образом повинны в войне и бедах Парижа и других городов" во владениях герцога. Более того, они не соблюдали условия договора в Труа, поскольку навязали Нормандии отдельный статус: "Она управляется отдельно от королевства и короны в вопросах правосудия, сбора налогов и других отношениях".

Понятно, что соглашение между Францией и Англией, а точнее, между Валуа и Ланкастерами, не могло быть достигнуто в принципе, поскольку Карл VII не хотел поступиться ничем из своего суверенитета. Что было бы если бы он предложил безоговорочную уступку Гиени и половины Нормандии, или, как советовал ему Жан Жувенель дез Юрсен, денежную компенсацию (хотя вряд ли он имел возможность собрать такую огромную сумму со своих сильно поредевших и обнищавших подданных)?

Герцог Бургундский, напротив, получил от короля практически однозначное признание вины в убийстве Иоанна Бесстрашного, ему были пожалованы обширные территории, особенно в Пикардии, он получил право не нести никакой военной службы или финансовой помощи и не приносить никакого пожизненного оммажа, тому кто, даже без этого, все же стал его сюзереном. Но главное заключалось в том, что он отказался от договора в Труа и его последствий, а англичане, к своей великой ярости, больше не могли рассчитывать на пикардийских лучников или бургундских рыцарей и были вынуждены довольствоваться собственным силам, в то время когда верные им французы из Иль-де-Франса и Нормандии становились все менее многочисленны и мотивированы продолжать войну.

Мог ли Филипп Добрый, получить еще больше, например, признание его полного суверенитета над Артуа и Фландрией или предложение графства Шампань, поскольку Генрих VI уже уступил его ранее? Это весьма сомнительно. Его великая победа заключалась в следующем: король пожаловал ему и его наследникам все, что принадлежало короне Франции по обоим берегам реки Сомма, а именно Сен-Кантен, Корби, Амьен, Абвиль и графство Понтье. Однако все эти земли были переданы герцогу с условием, что король имеет право выкупить их обратно за 400.000 экю, или почти 1.400 кг чистого золота[331]. Правда, Карл VII фактически не владел всеми этими территориями, поскольку они находились в руках либо англичан (Понтье), либо бургундцев (Сен-Кантен, Корби и Амьен).

Последствия и реакция

С точки зрения увеличения престижа Филиппа Доброго, заключение сепаратного мира представляло собой огромный успех. Его праздновали во всех его владениях, так, в Сент-Омере была разыграна "мистерия мира, заключенного в Аррасе между королем Франции и монсеньором герцогом Бургундским". "В его руках, — писал Оливье де Ла Марш, — находилось процветание или крах англичан, и он выбрал их крах". По словам того же автора, среди всех причин, побудивших его так поступить, была и та, что он помнил о своем происхождении. "Он всегда всеми силами стремился к поддержанию, сохранению и защите королевского величия Франции, и жил и умер благородным и добрым французом"[332].

Жан де Ваврен пишет в том же духе: "Добрый герцог Филипп Бургундский, сожалея о упадке столь благородного королевства и для того, чтобы корона Франции вернулась на свое законное место, по просьбе, настоянию и мольбе