Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

котором обсуждались великие дела, а после устраивались пиры. Короля даже видели танцующим с юной Маргаритой Савойской, которая собиралась отправиться в Неаполь, чтобы присоединиться к своему мужу, Людовику III Анжуйскому, королю Сицилии[316]. На Совете присутствовали Карл, недавно ставший герцогом Бурбонским, Орлеанский бастард, маршал де Лафайет, адмирал де Кюлан, Рауль де Гокур, Карл дю Мэн, только что посвященный в рыцари Ришмоном, которого король на этот раз принят довольно приветливо. Приехали и многие прелаты: Жан де Норри, архиепископ Вьенны, Роберт де Рувр, недавно ставший епископом Магелона, кардиналы Кипрский (Гуго де Лузиньян) и Арльский (Луи Алеман). В том же году Сигизмунд Люксембург, коронованный в Риме (июнь 1433 года) императорской короной, решил заключить союз с королем против герцога Бургундского и выдать одну из своих внучек замуж за Якова, юного сына Карла VII. К тому же, поссорившись с Антуаном де Водемоном император признал Рене Анжуйского герцогом Лотарингии. Что касается старшего сына короля, Дофина и будущего Людовика XI, то начались (или, скорее, возобновились) переговоры о его женитьбе на Маргарите, дочери шотландского короля Якова I. Эти переговоры продолжились и в 1435 году, на фоне военных успехов французов, о которых, конечно же, быстро стало известно шотландскому двору. В свою очередь, делегаты Базельского Собора настаивали на том, чтобы Карл VII проявив добрую волю поскорее заключил мир. Между Францией и Бургундией были заключены более или менее продолжительные перемирия, например, от 17 сентября 1434 года, хотя канцелярия Филиппа Доброго продолжала называть Карла VII "Карлом, так называемым королем Франции, противником монсеньора короля [Генриха] и нашего упомянутого монсеньора [Филиппа Доброго]".

Следующим шагом стало теплое примирение герцога Бургундского и его зятя Карла, нового герцога Бурбонского   (женатого на сестре Филиппа Агнессе), которое состоялось в Невере в конце января — начале февраля 1435 года, в присутствии Рено де Шартра и Артура де Ришмона. Карл VII предложил герцогу Бургундскому существенные территориальные уступки если тот откажется от союза с Генрихом VI. Филипп мог получить все земли, города и сеньории, принадлежащие французской короне по обоим берегам реки Сомма. Однако Карл VII должен был сохранить над этими территориями (а это было для него очень важно) свой суверенитет и юрисдикцию с правом выкупить все за 400.000 экю. Для достижения намеченного соглашения 1 июля следующего года в Аррасе должен был состояться конгресс, на котором короля будут представлять герцог Бурбонский и граф Ришмон. Оговаривалось, что король Генрих VI должен был быть проинформирован о предстоящем мероприятии, а Папа и Базельский Собор должны были прислать своих представителей, одним из которых был бы Альбергати, а другим кардинал Кипрский, Гуго де Лузиньян[317]. Примирение герцогов Бургундского и Бурбонского после долгих лет "ожесточенной" войны побудило присутствовавшего при этом бургундского рыцаря сказать: "Мы рискуем своими жизнями и душами из-за вражды принцев и великих сеньоров, которые, когда им вздумается, примиряются друг с другом, а мы остаемся бедными и разоренными". Хронист Ангерран де Монстреле, который сообщает об этих словах, произнесенных вслух, добавляет: "Было бы хорошо, если бы это было услышано и оценено обеими сторонами. И для этого была веская причина, ибо очень часто бывает именно так"[318].

Затем герцог Бургундский вернулся в свои северные владения (Пикардию, Артуа, Фландрию и Брабант), чтобы со всей необходимой торжественностью подготовить "великий конгресс", который должен был состояться в столице его графства Артуа, что само по себе было знаком признания его власти. Югу де Ланнуа и другим было поручено поставить в известность английский двор, который был не в состоянии отказаться от этого приглашения, тем более что французы, благодаря Ла Иру и Орлеанскому бастарду, продолжали продвижение в Иль-де-Франс, взяв Сен-Дени[319].

Audite celi Жана Жувенеля дез Юрсена

Интересным свидетельством состояния французского общественного мнения является трактат Audite celi (Внимайте небеса)[320], предположительно написанный, после явившихся ему во сне (1 мая 1435 года и в последующие дни) трех дам, Жаном Жувенелем дез Юрсеном, тогдашним епископом Бове, проживавшим в этом пограничном городе, посреди опустошенной страны. Эти дамы из видений олицетворяли Англию, Францию и Святую Церковь. Вкратце история выглядит следующим образом. Святая Церковь (в лице Папы Евгения IV[321] и делегатов Базельского собора) считала Карла VII истинным королем Франции. Англия же, утверждала, что, согласно договора в Труа, король Генрих VI, по крайней мере, должен обладать полным суверенитетом над Гиенью, Нормандией и Понтье и никогда и ни за какие территориальные уступки не согласится стать вассалом "противника из Франции". Франция настаивала, что договор в Труа недействителен, а Карл VII согласно Салического закона является законным королем, и было бы противоестественно, если бы корона Франции перешла в руки "смертельного, древнего и главного врага" королевства. От французов, которые однажды вернутся к разуму и узнают свою мать, зависит, будут ли они верны своему "благородному символу", прямому белому кресту, и кличам "Нотр-Дам! Сен-Дени", который противопоставляется кличу "Святой Георгий!", принятый Англией и ее союзниками. Что касается Гиени и Нормандии, то ни один король Франции не может отказаться от юрисдикции и суверенитета, которые он осуществляет над ними, ибо это означало бы отчуждение прав короны Франции, которые он поклялся соблюдать. Поэтому пусть Англия вернется к себе домой и пусть те, кто говорит на французском языке (бургундцы) откажутся от своей мести, ошибок и слепоты.

Самой интересной частью трактата является вмешательство дамы олицетворяющей Мятеж, которая, вдохновленная Сатаной, выступает против любого соглашения. Сначала она обращается к Англии, сообщая, что у нее все еще есть возможности для продолжения войны, а затем к Франции, напоминая ей, что на ее стороне все принцы, кроме герцога Бургундского, который уже подумывает о том, чтобы вернуться к повиновению. Из списка перечисленных Мятежом принцев стоит упомянуть: короля Рене, поименованного тремя герцогскими титулами (Бар, Анжу и Лотарингия), герцогов Бретонского, Бурбонского, Алансонского и Савойского, графов Арманьяка и Фуа и даже короля Наварры как владетеля герцогства Немур. Кроме того, Карл VII мог рассчитывать на помощь Империи и Шотландии. Короче говоря, зачем Франции просить мира, если она может навязать его силой оружия, победив всех своих врагов? Англия не станет посылать ни людей, ни денег, потому что знает, что во Франции их ждет лишь могила. Пикардия и Бургундия уже покорились бы, если бы не было заключено перемирие. Но Франция не поддается сатанинскому искушению и добродетельно отвечает: Я уступлю Англии немного своего, если она согласится на оммаж королю Карлу; я забуду все зло, которое причинили мне бургундцы, ведь в конце концов они откажутся от мести. Мятеж снова берет слово и обращаясь к Святой Церкви вопрошает, не должна ли она в этой войне сказать, кто прав, а кто виноват, и поддержать первых? От имени Церкви отвечает Святой Собор, который, осудив все зло войны для Франции как и для Англии, призывает принцев Франции, которые являются союзниками англичан, вернуться к своей истинной верности. "Вся королевская кровь Франции едина", кроме вас. Конечно, они когда-то дали клятву, но клятва, данная во вред своему сюзерену, не действительна. Далее Святой Собор, в образе которого можно рассмотреть самого епископа Бове, предлагает предоставить