Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев

К л а в а; она входит с авоськами, нагруженными продуктами.

К л а в а. Фу-ты! Чем воняет-то?

Р е п е н к о. Опять бабка тараканов травила. Что у нас за страна? Куда ни глянь, кругом тараканы и клопы. И живется им лучше всех! Клав, слышишь?..

К л а в а. Чего?

Р е п е н к о. Лизка опять с пакетом от Изюмова выскочила.

К л а в а. А он разве вернулся? Бабка-то рассказывала — в Париже.

Р е п е н к о. Вернулся. Ну погляди, чего они там делают.

Клава ставит авоськи, на цыпочках подходит к двери и, встав на колени, смотрит в замочную скважину. Высвечиваются  Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а  и  Л и з а. На Лизе нарядный костюм.

Л и з а. Ну как, бабушка?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ой, балует, балует тебя Андрей Дмитриевич. В прошлом месяце колечко с алмазом, нынче вон какой наряд! И все из уважения. Ой, уважает, уважает он тебя!

Входит  Н е к т о. В руках у него чемоданчик. На голове кепка.

Н е к т о. Вызывали?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Как это ты вошел? Дверь, что ли, незаперта?

Н е к т о. Конечно. Стоит нараспашку.

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Вот память. А кажись, ведь цепочку накинула.

Н е к т о. Вызывали?

Л и з а. Да. На кухне раковина течет.

Н е к т о. Как обычно. Сейчас поправим, Лизавета!

Л и з а. Поправьте… (Смотрит на Некто, он выходит.) Бабушка, я… мне… Скажи, а много мне папа оставил денег?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. А что?

Л и з а. Понимаешь, мне маму жалко. Ведь у нее двое! И они мои братья! А ее муж пьет…

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Твой-то отец покойный капли в рот не брал… Вышла замуж — все! Ломоть отрезанный! Никто она нам! И слышать о ней не желаю!

Л и з а. Бабушка, ты подумай, я школу закончила! Я работать пойду, и мне больше не нужно денег. А там маленькие!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. И не проси! И не подходи даже!

Н е к т о (возвращается). Все готово. Все, как говорится, в лучшем виде.

Л и з а. Спасибо.

Н е к т о. Мне «спасибо» не надо. Мне бы рубль.

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Иди-иди! Рубль ему. Что мы, миллионщики!

Н е к т о. Не миллионщики, знаю. А только деньги все равно есть. Не жалей денег, бабуля. Если просят, отдай!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Починил? И иди, иди отсюда!

Н е к т о. Дай рубль!

Л и з а. Я сейчас принесу.

Н е к т о. От тебя не возьму! Категорически. Пусть бабуля даст.

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Милицию вызвать? У меня за стенкой милиционер!

Н е к т о. Это Репенко, что ли? Он не в счет. Его отставили. Ладно, пойду… Только в следующий раз не проси, бабуля. Не приду! (Уходит.)

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. И кого только не берут в слесаря!

Л и з а. Какие у него глаза странные. Словно без зрачков… Бабушка, а ведь у него в самом деле зрачков нет…

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Пропил зрачки-то!

Л и з а. Бабушка, не могу я носить эти наряды, когда мама так сильно нуждается! Я какой-то барыней выгляжу! А мама в кооператив пошла пакеты целлофановые клеить… А ей нельзя! У нее сердце! А там душно… Бабуля!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Погоди ты про маму-то думать. Тебе самой еще лечиться надо. Эпилепсия, она ведь не проходит ни с чего!

Л и з а. У меня уже давным-давно приступа не было!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ты только гляди Изюмову не скажи про свою болезнь. После скажем, когда до дела дойдем. И мяску с рынка, и фруктов, а когда и икорки — ведь хочется…

Л и з а. Бабуль, а ты себе представь, что я иду сейчас по Парижу. Я иду по Парижу под руку с Изюмовым…

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. И как они туда едут? Скажи, пожалуйста.

Л и з а. Как они едут, это понятно, но как они вообще оттуда возвращаются!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ты что это?!

Л и з а. А что?!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ты хлебушек-то наш кушаешь!

Л и з а. Говорят, что и хлебушек давно не тот! Да и не весь наш. Сама же говоришь: что за хлеб стал? Вот раньше! А еще раньше, до тебя, хлеб куда был лучше. Следуя твоей же логике!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Мы коммунами жили! Мы для вас старались!

Л и з а. Вы о нас не думали! А если бы думали, не жили бы коммуной.

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Кто тебя этому научил?

Л и з а. Жизнь, бабуля! Живу, сравниваю!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. И что же ты насравняла?

Л и з а. Бабушка, как ты детей учила? Ведь ты же учитель! Где же такое слово взяла… «насравняла»?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Где взяла… Напридумалось. А учила так, что… Да и попробовал бы мой ученик вот так рассуждать!

Л и з а. Интересно! А как я рассуждаю? Что я, не имею права говорить то, что думаю?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Так ты лучше только думай, а не говори!

Л и з а. Хорошо. Подумав, я и спрашиваю: а кто меня обул? Одел? Заграница проклятая! Музыку я чью слушаю? Ихнюю! Потому что свою лабуду… Нет, есть немного хорошего и у нас! Главного нету! Бабуля, главного — просто и спокойно сказать правду. Мы уже задыхаемся от лжи!

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ты что, хочешь, чтоб тебя посадили?!

Л и з а. За что?

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. За это! Все, все! Молчи! Не за такие слова сажали! Дедушку твоего… Ладно! Ишь разошлась!

Л и з а. Вот дурь-то, а! Бабуль! Ну как так можно?! Все об этом говорим, только на кухне. Но ведь все же об этом говорим! И все знают, что за границу не пускают потому, что боятся сравнения. Как будто мы не научились сравнивать и не бывая там.

Е в г е н и я  Л е о н и д о в н а. Ой, распустилась…