Гуттаперчевый человек. Краткая история российских стрессов - Миркин Яков Моисеевич

Когда мы сделаем поименную книгу о тысячах директоров, о начальниках цехов, об инженерах? «Замечательное свойство человеческой памяти: я видел их такими, какими они были во время войны»[766]. «Лицо его было бледным, почти прозрачным, глаза воспалены»[767] – это о них, обо всех. Война технических идей, научных и инженерных школ – она тоже была выиграна. «Ленинград. 25 января 1942 г. Прекратилась подача электроэнергии, нет воды – водопровод не работает; прекратилась связь… Мороз —28°. Начались аварии… Переключаемся на времянки; все силы (правда, слабенькие) брошены на спасение завода и оборудования. Люди голодные, но работают… Раздаем понемножку людям льняное масло, приготовленное для технологических нужд»[768]. Это блокадный дневник директора завода Алексея Козловского. Завод – военный, кабельный. Спасти завод. Люди голодные. Работают. Раздаем льняное масло.

«Многие годы без выходных дней и по 17 часов в сутки. Я не имел отпуска с 1936 по 1948 г.»[769]. Это из записей главного инженера танковых заводов Анатолия Демьяновича. 12 лет без отпуска. Многие годы без выходных дней и по 17 часов в сутки. Директора, главные инженеры, конструкторы – со всем хитроумием и изобретательностью – при крайнем дефиците ресурсов и людей, делали из своих производств смертоносные, скоростные, опережающее время производства, выдающие вооружение.

В 1942–1945 гг. они совершили экономическое чудо. Нам это только предстоит.

Они и мы

«Они» – наверное, так говорить нельзя. Мы – их продолжение, мы – тоже они, один народ, одно дерево людей. И нам тоже нужно экономическое чудо. В 1970-х – 1980-х СССР проиграл в конкуренции между странами. За 30 лет, с начала 1990-х Россия, в прошлом ядро СССР, вместо одной из крупнейших в мире универсальных экономик стала сырьевой, глубоко зависящей от импорта технологий и комплектующих.

Мы сломали мобилизационную систему 1940-х – 1950-х и ее гибриды 1960-х – 1980-х. Но так и не создали социальную рыночную экономику. У нас «человеческое опустынивание», сокращение населения. Мы не смогли решить проблему качества жизни. Россия – 100-я в мире по ожидаемой продолжительности жизни (2020, ВОЗ). Мы каждый год отстаем от мира по темпам роста. Шесть кризисов-штормов за 30 лет (начало 1990-х, 1998, 2008/2009, 2014, 2020, 2022 гг.) – слишком много.

Нам снова нужно экономическое чудо. Его уже совершили 15–20 стран после Второй мировой войны. Как это сделать – известно, есть огромный опыт. С какими идеями? Тоже известно – социальная рыночная экономика, большая, универсальная, в которой было бы легко дышать. Молодая, подвижная. Для всех, кто думает, ищет нового. Цели? Качество и продолжительность жизни, рост и модернизация.

Но для этого нужны наша энергия, наша внутренняя свобода, решимость изменить экономику. Нужна уверенность народа в том, что так продолжаться не может. Меняемся. Делаем. Конкурируем за качество жизни. За то, сколько лет живем. И за то – что умеем больше и лучше других. Мы – талантливы.

Только тогда мы сможем со всем основанием сказать: мы и они – одно дерево людей. Народ 1941–1945 гг. и мы – это один народ.

Замри и терпи

П. Клее

1948–1953. Поклоняться. Ценам

[770]

Тот, кто живет в эпоху инфляции, всегда будет мечтать о том, как кто-то могущественный и великий придет, сотрет запредельные цены и скажет: «Хлеб и молоко будут дешевы!». Неудивительно, что в памяти народа остались «сталинские» снижения цен как пример «преимуществ социализма» и «мудрого руководства», полного любви к малым мира сего. Речей было много: «новое снижение государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары – яркое проявление неослабной заботы Коммунистической партии и Советского правительства о благе народа»[771].

Снижений цен было шесть, в 1948–1953 гг., каждый год в марте-апреле, их ждали, на них надеялись. Плюс первая крупная подвижка в ценах в денежную реформу 1947 г.[772] Каждый может открыть старые газеты в сети, чтобы понять, когда и насколько снизили цены на крупу, или хлеб, или сосиски с сардельками, или даже на уксусную эссенцию и томат-пюре[773].

Но все-таки стоит разобраться, что же это было – снижения цен? Они благое дело или просто миф, следы обработки массового сознания в 1940-х – 1950-х? Документы рассекречены – вперед!

Денежные головоломки

Представьте, что на дворе осень 1947 г. и вы – в стенах Госбанка, Минфина или Госплана. Нужно решить сразу три задачи.

Задача № 1 – снять население с карточек, перевести его на торговлю. В декабре 1947 г. 62,8 млн чел., больше 1/3 населения СССР, находились на государственном снабжении хлебом[774]. Этому нужно положить конец, пусть покупают всё в магазинах.

Задача № 2 – считается, что за время войны накопились излишки денежной массы и их нужно уничтожить. Больше всего таких денег в деревне, у тех, кто торговал на рынке. Доля «колхозного рынка» во время войны – более 30 % розничного товарооборота[775].

А еще много денег у «спекулянтов». Доля доходов населения от «обмена товарами и услугами между группами населения» в 1943–1944 гг. в общей сумме его доходов составляла 56 %. Чтобы выжить – «шевелиться». На государственные и кооперативные организации приходились 44 %[776].

Избытки денежной массы оценивались в 53–57 % всех наличных денег. К концу 1945 г. – 47 %, или 35 млрд руб.[777] Одним из доводов в пользу «избыточности» было неравенство во вкладах. Примерно 4 % вкладчиков (с остатками свыше 10 тыс. руб.) держали больше 1/3 суммы всех вкладов в сберкассах СССР, около 18 % вкладчиков (с остатками свыше 3 тыс. руб.) – 72,6 % всех вкладов (на 16.12.1947)[778].

Задача № 3 – чтобы уйти с карточек, нужны единые цены. В советской экономике государственная торговля доминировала, цены устанавливались «сверху». Централизованными ценами и директивной зарплатой прямо регулировался уровень жизни населения – грубо говоря, сколько буханок хлеба и пар обуви можно купить на обычную зарплату. Но в 1942–1947 гг. существовала двойная система цен: пайковые (карточек) / цены нормированного снабжения и – коммерческие (коммерческие магазины). И те, и другие выше довоенных. Через коммерческие цены изымалась часть доходов населения, чтобы финансировать оборону.

Во время войны и в 1946–1947 гг. цены постоянно повышались[779]. «Средний уровень цен к концу 1947 г. превышал уровень цен 1937 г. в 3,5 раза», уровень 1940 г. – в 3 раза. По продовольствию – в 3,4 раза, без учета алкоголя – в 2,9 раза, по алкоголю – в 6,5 раза, по непродовольственным товарам – в 2,4 раза[780]. Даже пайковые цены были выше довоенных. «Цены нормированной торговли» на мясо в 1945 г. выше 1940 г. примерно на 20 %, на колбасу и сыр – на 15–20 %, на сельдь – на 42 %, на сливочное масло – на 42 %, на сахар – на 39 %, на соль – в 4 раза, на водку – в 7 раз. Но ряд ключевых цен остались неизменными (мука, хлеб, макароны, молоко, яйца, чай)[781].

А что такое коммерческие цены? Цены на «говядину средней упитанности 1 сорта» выше цен 1940 г. в 12,5 раза (в 1944 г. – в 40 раз). На краковскую колбасу – в 16 раз, на сливочное масло – в 14,8 раза, на молоко – в 18 раз, на сыр «Советский» – в 11,4 раза, на яйца – в 15,4 раза, на сахар – в 43,9 раза, на соль – в 417 раз, на чай черный байховый «Грузинский» 1 сорта – в 7,5 раза, на муку пшеничную 1 сорта – в 20,7 раза, на гречневую крупу «ядрица» – в 34,9 раза, на ржаной хлеб из обойной муки – в 24 раза, на водку – в 8,7 раза[782].

А по непродовольственным товарам? Коммерческие цены за ситец – в 18,3 раза были выше цен 1940 г. и цен нормированного снабжения. Мужской костюм – в 8 раз, хозяйственное мыло – более чем в 50 раз, нитки – в 40 раз, папиросы «Казбек» – в 12,7 раза[783].