Интимная жизнь элиты - Евгений Осипович Белянкин

Для размышления времени не было. Пантера, кажется, был один, и думать дальше, что делать, было бесполезно…

Почувствовав невероятную волю, Егор легко догнал Пантеру и на выходе, дав тому переступить порог, холодно бросил в спину по-русски:

– Не поворачивайся! Иди к зеленому БМВ. Иначе пристрелю, как собаку.

Это, видимо, сильно подействовало на Пантеру. Властный голос сзади заставил его подчиниться.

– Руки на капот, – приказал Егор.

Публики в эти часы было немного, да и она плохо понимала, в чем тут дело. Егор быстро ощупал карманы. Пантера не был вооружен, и это Егора успокоило: многие бандиты, особенно русские, оружие носили только при необходимости. Боялись обысков полицейских. Их могли забрать.

Егор ловко надел наручники.

– А теперь в машину, – коротко приказал он. – И не думай, Пантера, шевелиться. Продырявлю башку сразу.

Пантера был в шоке. Он и сам не очень-то понимал, что случилось. Егор как бы подавил его психику.

– Мы едем к профессору. И не вздумай обмануть. Только этим спасешь себе жизнь.

Пантера понимающе молчал. Потом наконец-то впервые раскрыл свои ссохшиеся губы.

– Вот так-то, – заметил Егор, вспомнив, что это адрес знакомого дома на Брайтон-Бич. Пожалуй, Пантера мог соврать, пытаясь выиграть время, или завести Егора в ловушку. Но Егору сейчас было все равно. Перед ним – Пантера, и он, кровь из носу, должен был освободить профессора!

Они подъехали к дому. Егор подождал, пока Пантера вылез из машины, и вместе поднялись по старой лестнице.

Пантера был тихий, удрученный. Егор вынул из его бокового кармана ключи и сам открыл дверь.

– Заходи, – сказал он Пантере.

Егор вошел в помещение, нацелив в спину Пантеры пистолет. И удивился – в квартире вроде никого не было. Они прошли дальше по коридору. Странно… В большой комнате тоже никого. Пнул дверь в маленькую. И увидел – профессора… Он был прикован к батарее – изможденный переездами, с желтыми пятнами на лице. Лихорадочные, тревожные глаза его смотрели на Егора.

Положив Пантеру рядом с профессором на пол, чтобы не мешал, он снял с профессора наручники… Потом подтянул Пантеру и прицепил его к батарее.

– Запомни, Пантера. Ты в руках русской разведки. Если будешь разыскивать профессора, мы тебя убьем. Такой приказ из Москвы.

Пантера послушно, собачьими глазами провожал Егора, который, поддерживая профессора, медленно передвигался с ним к выходу.

Никто не помешал Егору. Видимо, Пантера дал промашку, не доверяя профессора своей охране…

Егор без приключений привез Яхонтова в посольство. Там все страшно удивились. На удачу мало кто рассчитывал.

Баскаков, резидент в Нью-Йорке, выслушал все подробности рассказа Егора.

– Сработала интуиция, – мило улыбаясь, сказал он.

На другой день Равиль принес известие. С Пантерой расправилась собственная братва. Она посчитала его подонком…

Пантеру повесили в большой комнате, использовав крючок для люстры. Так закончилась его бесславная криминальная карьера.

В Москву пошла шифровка:

«Доложите президенту, что его задание выполнено».

Глава 75

Тюрьма Лачмер в Англии действительно была особенной, где заключенные за свое заключение еще платили по двадцать фунтов в неделю, так что можно подумать, что там рай небесный. Платил и Максим Савченков, только не из собственного кармана. За него рассчитывалась бухгалтерия СИС.

Максим находился в отдельной, уютной камере – там был ковер, телевизор, полка для книг и даже стол, за которым можно было писать письма.

Писем Максим не писал…

Почти каждый день к нему приходил офицер английской разведки. Чарли Сторн, окончивший университет, был воспитанный и вежливый человек.

Чувствовалось, что он любил себя: особенно тщательно он ухаживал за лицом. Чистое, даже бархатистое, оно было привлекательно, как у девушки.

Милое, ласковое обхождение не очень нравилось Максиму.

– Слушай, мистер Чарли, а нельзя ли как-то по-другому. А то ты меня обхаживаешь, как красавца-скакуна на ипподроме.

Чарли засмеялся милым смехом и, пожалуй, понял Максима.

– Ты же офицер разведки, Максим. Пойми правильно. Меня так учили…

Впрочем, с Чарли он говорил часами. Это был единственный его собеседник, так как Кеннет Стоун в тюрьму не заявлялся, и, видимо, по понятным причинам: Кеннет передал его английской контрразведке.

Первые дни, когда разговоры носили общий житейский характер, Чарли выявлял биографию, характер и стиль поведения русского разведчика. Именно в эти часы они много говорили о разведке. И Чарли все-таки сумел выудить у Максима способы подготовки разведчиков через наставников-приватов…

Но постепенно Чарли стал подходить к главному вопросу: не может ли Максим засветить ему хотя бы некоторых разведчиков-агентов, находящихся в Англии?

Больше всего Максим боялся этого. Только теперь до него дошло, что с этого всегда начиналось предательство…

Максим оттягивал время… Он не соглашался, говоря Чарли, что просто не знает, что в русской разведке он стоял особняком – ему никогда никто не доверял больше, чем он должен знать. В разведке это настолько законспирировано, что знать о разведчиках или агентах в резидентуре невозможно…

Тем более ему, находящемуся на дипломатической службе…

Чарли слушал, словно понимая его положение, но однажды вдруг вспылил – милое, девичье лицо покраснело, и чертовски приятные глаза стали злыми.

– Максим, – обратился он по-свойски. – Зачем ты мне вешаешь лапшу? Я же к тебе с пониманием… А ты? Ну? Не я же остался в России? Это ты в Англии, и не по принуждению, а по собственной воле! Ну, если ты будешь отпираться, ты долго просидишь в тюрьме Лачмер. И уже не мы будем платить за тебя, а ты сам заплатишь по двадцать фунтов за каждую неделю.

Офицер английской разведки резко отвернулся от Максима, давая этим понять, что рассержен… Посидев молча напротив, он вдруг встал и, пройдясь демонстративно по камере, раздраженно сказал:

– Ты, видимо, не понял… с кем имеешь дело! Если ты так будешь себя вести, выдадим русской разведке. Или обменяем на своего агента. Собственно, я не понимаю тебя. Зачем строить из себя мальчика в штанишках из совдеповского детсадика.

Чарли, не прощаясь, вышел из камеры. Несколько дней он не приходил, и до Максима наконец дошло, что он вляпался бесповоротно…

Максим затосковал… На душе стало гадко. Он уже подумал о побеге из тюрьмы.

Правда, были и сдерживающие обстоятельства. Вернуться в резидентуру, где его уже не ждут, было бы смешно: там ничего хорошего не ожидало. Вылет в Москву и Матросская Тишина. Тем более, распаляясь, Максим заранее рисовал себе устрашающие картины…

Что же делать? Казалось, для него выхода нет. Оставалось одно: или повеситься, или резануть вену… Умереть, оставляя в банке доллары, да еще неизвестно кому…

Но Максим очень хотел жить. Чтобы быть богатым. Чтобы свободно ездить на Лазурный Берег