Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

в результате справиться с проблемой репараций». Однако представители СДПГ на тот момент еще не пришли к определенному решению, будет ли такого неопределенного заявления о намерениях достаточно, чтобы, в свою очередь, преодолеть сомнения социал-демократии в отношении запланированных кабинетом новых акцизов на продукты массового потребления.

Однако в последующие недели социал-демократы продемонстрировали исключительную гибкость. Они были даже согласны отсрочить проведение учета реальных ценностей, чтобы дать возможность осуществиться «кредитной акции» со стороны промышленности, торговли и сельского хозяйства. Класс предпринимателей, который рассматривался как займодатель, делился на тех, кто в этом пункте был готов пойти навстречу правительству, и тех бизнесменов, как правило, из рядов тяжелой промышленности, которые отклоняли требования кабинета Вирта. В конце концов верх одержал владелец самого мощного концерна в Германии Гуго Штиннес, который смог подвигнуть Имперский союз немецкой промышленности (образованную в начале 1919 г. головную организацию немецких предпринимателей) разделить его позицию: кредиты только в случае приватизации железнодорожного сообщения и других государственных предприятий. Требования со стороны Имперского союза сводились к тому, чтобы шантажировать демократическое государство, подчинить его интересам «экономики». Перед лицом массовых протестов профсоюзов и СДПГ рейхсканцлеру Вирту оставалось 11 ноября 1921 г. только констатировать неудачу кредитной акции{159}.

К этому моменту Вирт возглавлял уже не правительство Веймарской коалиции, а правительство, в которое входили лишь представители СДПГ и Центра. Поводом к правительственному кризису стало решение Верховного совета союзных держав в отношении Верхней Силезии. 20 октября союзные державы присоединились кзаключению Совета Лиги Наций, согласно которому около четырех пятых верхнесилезской индустриальной области должны были отойти к Польше, в том числе города Катовице и Кёнигсхутте, в которых 20 марта в ходе голосования явное большинство высказалось за Германию. В результате этого решения, нарушавшего принцип права самоопределения, рейх терял соответственно ¾ добычи верхнесилезского угля и свинцовой руды, 85 % добычи цинка и 75 % продукции доменного производства. Внутри правительственной коалиции за немедленную отставку кабинета выступала ДДП и, хотя менее решительно, Партия Центра, протестуя таким образом против диктата союзников перед лицом всего мирового сообщества. СДПГ посчитала подобный шаг как рискованным, так и бесполезным, но не смогла убедить партнеров в обоснованности своих сомнений. 22 октября Вирт сообщил рейхспрезиденту об отставке своего правительства.

В следующие три дня коалиционные партии прилагали все усилия, чтобы привлечь ДФП в новое правительство. Для этого СДПГ была даже готова отсрочить разрешение спорных вопросов налоговой политики и передать их на рассмотрение будущего правительства Большой коалиции. Но Народная партия не пожелала с этим согласиться, поскольку она опасалась, что в новом правительстве окажется в меньшинстве, а следовательно, в зависимости от воли остальных партий. Но свой отрицательный ответ на предложение образовать Большую коалицию ДФП объясняла не налоговым вопросом, а сомнением в решимости СДПГ вступить в «национальный оборонительный фронт» в защиту Верхней Силезии. Таким образом, попытка образовать правительство Большой коалиции провалилась, и именно по вине ДФП. А поскольку ДДП не хотела, чтобы конкурирующая праволиберальная партия превзошла ее в том, что касается приверженности национализму, она также приняла решение не делегировать министров в новый кабинет. В результате единственным выходом оставалось черно-красное правительство меньшинства, и сложилась ситуация, похожая на ту, что возникла после принятия решения о подписании Версальского договора. Между тем внутри Партии Центра сопротивление вхождению в правительство только с социал-демократами было настолько сильным, что рейхспрезидент Эберт, один из самых решительных сторонников Большой коалиции, должен был угрожать своей отставкой, чтобы в конце концов добиться 26 октября формирования нового кабинета Вирта. Хотя ДДП не рассматривала себя в качестве партнера по правительственной коалиции, она тем не менее объявила о своем согласии с тем, чтобы Отто Гесслер и далее возглавлял в качестве «профессионала» свое министерство. Таким образом, предыдущая отставка кабинета превратилась в фарс{160}.

Второй кабинет Вирта получил поддержку парламентского большинства за счет того, что НСДПГ согласилась на предложение СДПГ и Центра, согласно которому рейхстаг должен был одобрить правительственную декларацию канцлера. 31 января 1922 г. Вирт передал пост министра иностранных дел, который он до этого занимал сам, бывшему министру восстановления народного хозяйства Вальтеру Ратенау, в результате чего ДДП формально снова вошла в правительство. В области финансовой политики кабинету удалось в январе 1922 г. добиться согласия ДФП на проведение принудительного займа в размере одного миллиарда золотых марок. В свою очередь, социал-демократы согласились с повышением ряда косвенных налогов. Отказ СДПГ от «учета реальных ценностей» был облегчен за счет того, что союзники в ответ на немецкое ходатайство дали свое принципиальное согласие на введение моратория на выплату репараций. К условиям согласия союзников на введение моратория, которые стали известны в марте, в том числе относился дополнительный налог, который должен был принести приблизительно около миллиарда золотых марок или 60 миллиардов марок ассигнациями, а также право союзной репарационной комиссии осуществлять контроль над государственным бюджетом Германии. Когда Вирт 28 марта 1922 г. решительно отклонил эти требования, он мог рассчитывать на широкую поддержку со стороны парламента. Но имелись все основания предполагать, что эти требования не были последним словом союзников: еще 16 января Верховный совет союзных держав пригласил Германию на международную конференцию в Геную, начало которой было назначено на 10 апреля 1922 г. и на которой впервые после завершения войны победители и побежденные должны были вместе обсуждать проблемы восстановления мировой экономики{161}.

К странам, получившим приглашение принять участие в конференции, относилась и Советская Россия. Можно было предположить, что Берлин и Москва, два изгоя международной политики, договорятся между собой уже до начала конференции. Дипломатические отношения между этими двумя странами еще не были восстановлены официально, но тем не менее в обеих столицах с мая 1921 г. действовали торговые представительства. В середине февраля 1922 г. в Берлин прибыл Карл Радек, чтобы предложить Вирту, давнему стороннику тесного сотрудничества с Россией, план по координации совместных действий на мировой экономической конференции. Германия и Россия в первую очередь должны были вместе противостоять опасности того, что Франция навяжет им свое толкование статьи 116 Версальского договора, согласно которой Россия могла бы также предъявить Германии репарационные требования, но только в том случае, если бы она, в свою очередь, признала финансовые обязательства перед Западом, взятые на себя еще царским правительством. В экономическом плане Советская Россия стремилась к тесному сотрудничеству с Германией, но без верховного надзора международного синдиката по восстановлению России, создать который предлагали союзники. В конечном счете для Радека речь шла о восстановлении дипломатических отношений в полном объеме, но при этом он не слишком давил на своих немецких партнеров по переговорам.

К моменту назначения