Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

на мужа, тщетные поиски и шишка на голове до предела взвинтили ее нервы. На сына она редко повышала голос. Теперь же не могла сдержаться.

С Сираком они познакомились несколько лет назад. До революции и в первые месяцы после перемен Цегие жила в так называемом рабочем квартале. Зарабатывала на жизнь тем, что продавала напитки и самое себя — обычное занятие девушек Аддис-Абебы, единственным достоянием которых является молодость. Сирак стал захаживать к ней. Когда он приходил, она закрывала свою убогую лавочку и вечер они проводили вместе. Жевали свежий чат, пили вино, проводили бурные ночи в любовных утехах. Тогда ей казалось, что они на пороге рая. Она не раз даже слышала райскую музыку. Как давно это было… Цегие вернулась к реальности.

— Вубанчи, ты что, оглохла? Накорми малыша, умой! Не слышишь, что ли?

Передав служанке сына, она опять погрузилась в воспоминания. Время! Сколько огорчений оно приносит! В первые месяцы после революции Сирак надолго исчез. И вдруг однажды в декабре, накануне крещения, помнится, это был четверг, как говорят, счастливый день, он неожиданно явился. Мрачный, похудевший, сам на себя непохожий. По лицу видно, что чем-то озабочен. Она так обрадовалась его приходу, что забыла и о лавчонке, и о посетителях.

— Где ты пропадал?! — бросилась она к нему.

— Не пропадал. Здесь я…

— Что с тобой? Ты чем-то расстроен?

Она не дала ему ответить, стала целовать в губы, глаза. Тут же начала угощать, принесла чат, желая увести его в мир прежних радостей. Но он молча отодвинул угощение и сказал:

— Ты не откажешь мне в одной просьбе, Цегие?

— Разве я когда-нибудь отказывала тебе?

И вдруг совершенно неожиданно:

— Давай поженимся. Я хочу, чтобы с сегодняшнего, дня ты стала моей женой. Клянусь тебе в своих чувствах этими свежими ростками чата.

Сирак обнял ее и поцеловал.

Она засмеялась. Не могла понять, шутит ли он или говорит серьезно.

— Милый мой, как может муж дочери министра делать предложение падшей женщине? Нам хорошо вместе. Но жениться! Странно, что ты вообще сюда приходишь! Как оставляешь ты свою мадонну в ее раю на эти часы? Не понимаю я мужчин Аддис-Абебы. И что ты во мне нашел такого, чего тебе не хватает в жене, не понимаю.

Он посмотрел на нее серьезно и сказал:

— Нет у меня ни жены, ни сына.

Время было суровое, и она подумала, что их увели солдаты — так же, как и ее отца. Она не выдержала и вскрикнула:

— А что они сделали с ребенком? — Она знала, как Сирак любит своего сына, как беспокоится о нем, и заплакала.

— Нет, их не арестовали. Жена сбежала… в Англию…

Цегие не могла поверить своим ушам.

— Даже не посоветовалась с тобой? Тайно?

— Да, она ничего мне не сказала. Ведь она меня знает. Знает мое настроение. Она была уверена, что я никогда не оставлю родину. Куда бедняку бежать из Эфиопии? Где бы он ни был, сердце его с родиной. Может, и лучше, что она так исчезла. У нее не оставалось выбора.

Этого Цегие понять не могла. Как жена может оставить мужа, сбежать от него? Жена не должна оставлять мужа в несчастье. Ее судьба — умереть вместе с ним. Ну и времена наступили! Если, даст бог, поживем еще на свете, должно быть, много увидим непонятного. И все это принесла революция…

— Как говорят, классовая принадлежность сильнее всяких чувств, — продолжал Сирак. — Она выбрала то, что ей дороже. И пусть ей будет хорошо. А у меня в жизни свое место. Что было, то было. От прежней жизни у меня остались лишь воспоминания. Нельзя жить прошлым. Жизнь еще впереди. Я хочу прожить ее с тобой.

Они поцеловались.

Ей так хотелось вырваться из ада, в котором она жила, остаться с Сираком навсегда, жить достойно, но в сердце ее закралось сомнение. Ведь прежде, когда Цегие бывала с Сираком, она грезила об этом, но сейчас отказывалась верить тому, о чем могла лишь иногда помечтать. Может, это ей снится? Или, может, Сирак неискренен? И все же счастье было слишком велико. Она страстно целовала своего возлюбленного. У нее даже возникло желание подарить ему сына.

— Ты будешь помнить своего мальчика? — спросила она.

— Твоя любовь заполнит мое сердце… — Он нежно гладил ее лицо длинными тонкими пальцами, любуясь ее красотой.

Цегие почувствовала, что она сделает его счастливым, родив ему сына. Их сын будет зачат в большой любви. Он станет его и ее счастьем. Буря чувств поглотила их обоих…

Она часто вспоминала ту ночь. Как они были счастливы! А сейчас? Куда он спрятал эту злосчастную книгу? Она терялась в догадках. Сердце стучало, как барабан. Цегие взобралась на стул и стала искать на шкафу. Но там ничего не было, кроме толстого слоя пыли. Вдруг она услышала голос служанки:

— Вы только посмотрите на него, моя госпожа.

— Что он такое сделал?

— Вы видите, Иоханнес балуется с хлебом! Вы думаете, это понравится богу? Хлеб надо беречь! Не то наступит расплата!

Иоханнес крошил инджера и разбрасывал крошки по всей комнате.

Когда Вубанчи говорила, становилось заметно, что у нее увеличена щитовидная железа. Девушка была светлокожей, и татуировка шеи подчеркивала ее болезнь.

— Ты все вспоминаешь голод в провинции Уолло? — Цегие слезла со стула и, вытирая пыльные руки, строго добавила: — Не грози божьей карой моему сыну, слышишь? И не вспоминай в моем доме голод! С той поры, как ты появилась у нас, благополучие совсем нас покинуло. Что за скаредность! Подумаешь, крошки хлеба. Лучше бы развлекла ребенка.

Она говорила, а мысли ее были заняты книгой мужа.

— Хлеб — это все, госпожа моя. Вы рассуждаете так потому, что не видели голод своими глазами. Не видели, как младенцы сосут грудь мертвых матерей. Не приведи господи испытать такое: люди, как куры, разрывают пыльную землю в поисках пищи, как скот, обгладывают жалкие остатки сухой травы и мечутся в поисках листьев, стервятники летают, бросая на землю тень смерти, а люди пытаются вырвать у них кусок падали, сами уже готовые поедать друг друга… Вы не видели этого, моя госпожа. Хлеб — царь. — Она собрала с полу крошки инджера и поцеловала их, поклоняясь хлебу, как божеству. — Хлеб — это источник жизни. С ним нельзя так обращаться, иначе можешь лишиться его. Вы знаете, что заставило меня покинуть деревню, что в один день осиротило меня, отняв мужа и сына, отца и мать? Отсутствие хлеба, моя госпожа. Кто не видел голода, который обрушился на нас, тот не может понять цену