Княжна Дубровина - Елизавета Салиас-де-Турнемир

— Надо рѣшить прежде всего можно ли строить. Я непремѣнно желаю къ зимѣ имѣть теплыя, хорошія помѣщенія для дворни и для дѣтей, которыхъ у нея куча, и богадѣльню для старушекъ.

— Это дѣло мудреное. Надо строить на доходы. Капиталовъ не выдадутъ до твоего совершеннолѣтія — и чтобы строить на доходы въ такой неурожайный годъ, нельзя проживать много.

Анюта молчала. Предъ ней стояла зима въ деревнѣ, какъ тяжелое испытаніе. Она не рѣшалась.

— А теперь о прислугѣ, сказала она, помолчавъ. — Мнѣ надо буфетчика, кучера, скотницу и ужь конечно управляющаго — я этого держать не хочу.

— Потихоньку. Буфетчикъ нанятъ, но кучера я совѣтую оставить. За что ты будешь ему отказывать отъ мѣста, что онъ сдѣлалъ? Покупалъ сѣно, но ему этого не запрещали, онъ — не виноватъ — виновата ты сама. Вотъ теперь, когда ты ему приказываешь, если онъ ослушается твоихъ приказаній, то въ тотъ же день прикажи ему убираться; для примѣра надо поступать рѣшительно и отказать ему спокойно за проступокъ; но удалять человѣка, значитъ подать поводъ всѣмъ заподозрить тебя въ капризахъ. Чтобъ управлять, надо внушить довѣріе къ твоему разуму и убѣдить всѣхъ въ справедливости поступковъ.

— Вы совершено правы, тетушка, и все что вы говорите такъ умно и разумно, что мнѣ слѣдуетъ во всемъ просить у васъ совѣтовъ и указаній. Не оставьте меня.

Анюта поцѣловала Варвару Петровну. Старушка не ожидавшая такой ласки была даже тронута.

— А теперь, сказала она, — уже поздно, оставь меня, я устала. О попечителѣ подумаемъ завтра, la nuit porte conseil. Я переберу въ умѣ моихъ знакомыхъ и завтра пошлю за моимъ другомъ сенаторомъ Волжскимъ. Онъ дѣлецъ и дастъ мнѣ совѣтъ. Завтра же я поговорю съ твоею теткой, которая по хозяйству, ты сказала, хочетъ помочь тебѣ; она опытная. Отъ нея я узнаю кого она считаетъ въ домѣ твоемъ болѣе надежнымъ. Тебѣ я въ этомъ не вѣрю: ты молода еще.

— Правда, тетушка, и каждый день съ ужасомъ убѣждаюсь въ этомъ все больше и больше.

Варвара Петровна улыбнулась.

— C’est un défaut, сказала она, — don’t on se corrige tous les jours — и сколько такихъ, которые бы желали во что бы то ни стало воротить этотъ недостатокъ.

Когда Анюта вошла на верхъ, ее встрѣтила на лѣстницѣ Катерина Андреевна и заключила ее въ свои объятія. Старая Нѣмка выразила такую неподдѣльную радость при свиданіи, что Анюта удивилась; она и не воображала, что Катерина Андреевна такъ къ ней привязана.

— И какъ я рада! и какъ я рада! восклицала Нѣмка.

— Какъ вы поживаете? спросила Анюта.

— Сказать не могу, какъ мнѣ здѣсь безъ васъ скучно и грустно, а главное пусто. Я не привыкла жить праздно, а теперь у меня нѣтъ дѣла.

— А я думала вы давно нашли себѣ мѣсто.

— Теперь лѣто, всѣ разъѣхались въ деревни или на дачи и мѣсто найти, хорошее мѣсто, очень трудно. Надо дождаться осени. Я не люблю мѣнять мѣста, мнѣ надо надежное мѣсто, такое какое было у меня при васъ.

Анюта подумала, что это трудно; Катерина Андреевна почти самовластно распоряжалась ею — а при матери ребенка ей бы пришлось подчиниться. «Впрочемъ она никогда не обращалась со мною грубо, подумала Анюта, она была строга и аккуратна до крайности».

Поговоривъ съ бывшею своею няней, Анюта сказала, что устала, ушла въ свою комнату, поспѣшно раздѣлась и легла въ постель. Крѣпкій сонъ, сонъ молодыхъ и добрыхъ, сомкнулъ ея хорошенькіе глазки.

— Ну что? спросила Маша у Анюты, когда онѣ поутру сошлись въ бывшей классной Анюты для утренняго чая.

— Она преумная, взяла мою сторону и сказала, надо пріискивать другаго попечителя и дала мнѣ кое-какіе совѣты для управленія домомъ. Нынче хочетъ говорить съ тобою. Ты скажи ей что думаешь. Умъ хорошо, а два лучше, а приложить мой умъ будетъ три ума.

Анюта засмѣялась; Арина Васильевна говорила: домъ безъ троицы не строится.

— Это что-то не такъ говорится, сказала Маша.

— Все равно, смыслъ такой, что безъ Божьяго благословенія домъ не устраивается. Ахъ! а я объ Аринѣ Васильевнѣ и позабыла. Вчера не видала я ее. Какъ одѣнусь, такъ и сойду къ ней, и стыдно мнѣ предъ ней будетъ. Похвалиться нечѣмъ.

Улучивъ первую свободную минуту, Анюта сошла внизъ, прямо въ свѣтелку Арины Васильевны. Старушка надѣвъ очки на носъ читала свои утреннія молитвы изъ стараго, довольно истертаго молитвенника.

— Ранняя пташечка! воскликнула старуха увидѣвъ свою любимицу, съ которою расцѣловалась. Я все вчера поджидала васъ, но вижу ужь позднехонько, видно не придетъ и легла спать. Это что за пакетъ вы на столъ кладете?

— Это деньги для вашихъ бѣдныхъ, Арина Васильевна, — немного, что могу теперь.

— Не во множествѣ дѣло, а въ чувствѣ, въ любви. И грошъ данный съ любовію угоденъ Господу. Спасибо вамъ, я завтра раздамъ. Какъ вамъ живется, княжна дорогая, какъ вы въ своей вотчинѣ устроились?

— Плохо, Арина Васильевна.

— Что такъ? спросила старушка.

— Плохо, и по собственной винѣ. Пріѣхала я съ моею семьей и имѣла намѣреніе все посмотрѣть, да забыла… По правдѣ сказать, завертѣлась и завеселилась. И гости у меня были…

— Вѣстимо, вѣстимо, сказала старушка качая головой и ворча. — Врагъ-то силенъ, пробормотала старуха.

— Гуляла я много. Каталась… ну сказать вамъ не могу какъ это случилось, только два мѣсяца прошли, мелькнули, какъ одинъ день. А когда гости разъѣхались, мнѣ подали такіе счеты, что у васъ бы волосы стали дыбомъ.

— Такъ, такъ, всегда такъ бываетъ!

— Да это еще что, продолжала Анюта, — пока я веселилась, старушки, старики и дѣти, — у меня ихъ очень много въ Спасскомъ, — бѣдствовали и нуждались…

— А ты не знала? спросила Арина Васильевна съ укоромъ.

— Конечно не знала, а когда узнала, для одной было поздно. Она умираетъ. Конечно, я выписала доктора, да все поздно. Но вотъ моя главная бѣда…

— Какъ еще бѣда! Развѣ этой мало, княжна моя, что пока вы хохотали да тѣшили врага рода человѣческаго, христіанскія души томились и статься можетъ ввели вы ихъ въ грѣхъ великій — ропотъ въ сердца ихъ посѣяли, въ злую думу ввели и не мудрено. Видятъ, деньги какъ рѣка льются на затѣи да барскія прихоти, а у нихъ одежи нѣтъ, можетъ и голодали.

— Ахъ нѣтъ, это ужь неправда — никто не голодалъ, сохрани Боже, а правда, что многаго не было — особенно помѣщеніе дурное, сырое, холодное, вездѣ течь…

Арина Васильевна качала головой и наконецъ сказала:

— Вы зачѣмъ же это сюда пожаловали, повидаться что ли или по дѣламъ?

— По дѣламъ. Мой опекунъ — дядя Богуславовъ не хочетъ управлять имѣніями, надо другаго мнѣ попечителя пріискать.

— И слава Богу, какое его такое изъ Питера управленіе. Все что сказано въ книгахъ премудро. Сказано: двумъ господамъ служить не можно. Вотъ и онъ такъ-то. У него въ Питерѣ не одинъ господинъ а легіонъ ихъ, господъ-то его. Служба одинъ господинъ, суета другой, безденежье третій. Я заподлинно знаю, что онъ всегда безъ денегъ и всегда ждетъ ихъ разиня ротъ, какъ несытый галченокъ въ гнѣздѣ. Гдѣ ему управлять чужими вотчинами и черезъ это столькихъ несчастныхъ сдѣлать.

— Какихъ же несчастныхъ?

— Сначала вотъ тѣхъ, что безъ крова живутъ, а потомъ другихъ, которыхъ воровать попущаетъ своею безпечностію и недосмотромъ. Вѣдь онъ ихъ въ соблазнъ вводить. Считается это грѣхомь великимъ. Онъ не вы, княжна, вамъ по молодости, да неопытности простится, а онъ съ сѣдиной въ бородѣ. Куда ему управлять другими, слышала собой управить не умѣетъ. Пусть отступится отъ васъ.

— Другаго надо найти.

— Да, дѣло не легкое добраго да честнаго, да дѣльнаго, да осмотрительнаго! Авось найдете съ помощію Божіей, а помаленьку сами учитесь, это всего надежнѣе. Самой надо научиться; если Господь васъ поставилъ надъ всѣми, такъ и работайте для нихъ.

— Вдругъ нельзя, Арина Васильевна.

— Конечно нельзя. Наука трудная, но потрудитесь — до всего дойти можно. Предъ вами года и года. Просите у Бога мудрости и малодушество откиньте.

— Это въ будущемъ, а теперь я въ тискахъ, сказала Анюта. — Надо строиться, надо въ городѣ себѣ домъ купить, а денегъ нѣтъ.

— Денегъ нѣтъ? Какъ нѣтъ?

— Капиталы есть, но ихъ не выдаютъ. Я еще несовершеннолѣтняя. Не знаю что дѣлать.

— Доходы у васъ большіе, сказала старушка, — на доходы стройтесь.

— Нынче бездоходный годъ, сказала Анюта смущаясь. — Говорятъ неурожайный.

— Все же отъ такого богатства доходы есть.

Анюта молчала, колебалась, наконецъ рѣшилась и сказала:

— Доходы конечно есть, но если строиться, то я не могу на зиму въ Москву пріѣхать.

— Ну что жь? Не бѣда. Останьтесь въ деревнѣ.

— Это легко сказать, выговорила Анюта. — Мнѣ смерть не хочется. Я думала совсѣмъ другимъ образомъ прожить эту зиму.

— Какъ же другимъ образомъ?

— Пріѣхать сюда, повеселиться въ волю, пожить въ свое удовольствіе, посмотрѣть какъ другіе живутъ и тѣшатся — вѣдь я еще ничего не видала, все въ классной сидѣла и доучиться тоже хотѣлось мнѣ.