Неприкаянные - Эйлин Фарли

отделение. Я выбрал профессию не от большого желания помогать. Не из любви к людям. Тело человека. Довольно простой механизм, который в каких-то случаях можно починить, подлатать. Плюс — престиж и уважение в обществе. Идеальная комбинация. Потерпеть сколько-то, но исполнить мечту, не выклянчивая подачек. Всё сам. Классное, современное жилье, Мустанг. Свобода. Путешествия. Работа в любой точке мира в частных клиниках. Красивые женщины. Секс. Очень много и очень часто.

Келли.

Он лишил меня мечты. Работенка. Лежа на больничной койке, я размышлял, чем буду заниматься. Суицид, к которому он подталкивал? Ни за что! Машины, их ремонт. По большому счету, не очень-то большая разница с хирургией. Те же принципы. Отличный мастер везде нужен. Компромат? Да кому, на хрен, есть дело до чумазого работяги?! Форд Эскорт рядом с хибарой. Эскортница Зоуи, кокс, видео? И что? Таким не грех и похвастать перед дружками-собутыльниками в кабаке.

Франк.

Она появилась внезапно, когда я думал о простом, незамысловатом будущем. Будущем без нее! Она как напоминание об ужасах и ошибках. Стерва будто специально лезла, появлялась в те моменты, когда всё казалось на мази. Уродовала, поганила.

Странный вид.

Одежда пациента. Мне некогда было анализировать, почему она, эта сука и любительница карнавалов, так вырядилась. Больной Франк точно не выглядела. Она выглядела взволнованной и счастливой. Лживая тварь, не догадывающаяся о том, что я всё знаю.

Проклятие.

Вот что она услышала. Я так люто ненавидел ее, испытывал такое презрение и отвращение, что не собирался разжевывать за что и почему. Франк моргнула. Ее глаза сделались какими-то стеклянными, безучастными ко всему. Она развернулась, дрожащими пальцами, не сразу, но нащупала дверную ручку. Франк медленно удалялась, оставив за собой настежь открытую дверь.

Глава 41

Да успокойся ты, не реви! Объясни хоть, что стряслось?

Джина уже минут, наверное, двадцать, как заходится в истерике. Ее кровать. Мрак вечера. Поглаживаю одеяло, под которым она спряталась.

— Барб, я чувствую, вижу, что он разлюбил меня!

Вот тоже, беду нашла. Да и слава богу! Сдался тебе этот Вуди?! Найдешь кого-то получше. Вот мерзавец! Так и знала, мать твою.

Прикосновение к ее вспотевшей от досады и волнения голове.

— Он охладел ко мне. Точно охладел!

Переворачивается. Опухшие глаза, заложенный нос. Частые всхлипывания, которые она не может контролировать. Как же знакомо, мать твою!

— Как думаешь, он нашел кого-то получше? А?

Отрицательно мотаю головой. Тычок ей в грудь. Большой палец вверх в знак того, что она — классная. Лучше всех!

Объятия. Блин! Джина это дело любит. Все время лезет. Ладно, пусть. Её горячее дыхание и вода из носа на ткани моей пижамы. Так, ну всё, это уже перебор!

Встаю. Иду к столу. Джина тысячу раз просила написать что-то, ответить на её вопросы. Блок. Какой-то невидимый барьер. Я просто не могла. Мой замкнутый, почти полностью закрытый мир. Для всех, кроме этой дурочки. Бумага, серый фломастер. Серая точка на листке. Боже! Будто вечность этого не делала… Буква Д.

…Джина, дурочка ты!

Нет! Перечеркиваю. Чересчур грубо. Она и так раскисла.

…Джина! Ты — красивая, самая хорошая и добрая. Вуди — мудак, если нашел другую. Ясно? Кивни, если поняла. Ты достойна лучшего. Ты обязательно найдешь своего парня. У вас будет любовь и секс. Плюнь на этого козла! Скоро ты будешь свободной.

Рука затекла, блин. Отвыкла.

…И не смей вредить себе! Обещай! Кивни, если даешь слово.

Сглатываю.

…Я тебя…

Вывожу сердце. Мда, не шедевр, конечно, но сойдет. Моя Колокольчик рисовала куда лучше… Горький ком. Протягиваю листок. Восторженная улыбка на лице Джины. Эх, всё-таки раскрутила меня на чертов эпистолярный жанр!

Ее глаза бегут от строчки к строчке. Она шмыгает носом, всё еще чуть всхлипывая от приступа. Кивает. «Вуди — мудак». Согласна, слава богу! Растягивает рот еще шире. «Не вредить себе». Снова кивок. Отлегло, мать твою!

— Спасибо, Барб! — пищит. — Ты здорово пишешь. Ну и выраженьица у тебя. Знала, что ты огонь! А можешь…?

Мотаю головой. Нет-нет-нет! Даже не вздумай брать за привычку так со мной общаться. Это — исключительный случай. Еще не хватало этих слезливых дневников с воспоминаниями.

— Ладно, ладно, — тянет она. — Ну хоть покажи, который из парней любил тебя больше всех?

Вот это вопрос! Отрицательный жест — никто. Все они были сволочами, Джиночка.

— Не может быть! Но ты…

Джина показывает три пальца.

— Такую, как ты, и никто?

Киваю. Мрачно, желание уйти!

— Но ты ведь спала с ними?

Пожимаю плечами. И что? Такое бывает. Потрахушки вообще без каких-либо обязательств, самообман, предательство чувств одним из партнеров, иллюзия любви. Да мало ли, сколько вариантов. Лучше б тебе не испытывать это на себе.

— Ну и козлы! — тянет Джина, качая головой.

Тычок себе в грудь. Большой палец вниз.

— В смысле? — поднимает брови Джина. — Ты никакая в постели?

Господи! Вытянутый средний палец ей. Дурочка ты! С этим всё в порядке. Не бревно какое-нибудь. Просто стерва и сука. Разрушительница. Так, пора с этим заканчивать. Она только начала пытку с вопросами. Палец на несуществующих наручных часах.

— А-а-а, тебе пора? Жалко как! Хочешь колес?

Мотаю головой. Нет, слишком сильные приходы. С этим лучше не частить. Коридор. Моя палата. Постель.

Мда уж, любовь! Кто из тех троих любил искренне, по-настоящему? Может, все, а может, и никто. Есть вопросы, на которые даже у вселенной нет ответов. Мартин? Как знать… Ходит же сейчас по свету, гад. Может, иногда вспоминает вскользь. А может, тысячу раз порывался приехать.

Совершенно ненормальный Келли. Коварный, злой как черт. Извращенный до края. Почти полная потеря интереса к нему. Я выжгла напалмом то, что, наверное, и было в нем самым притягательным.

Существуют ли такие сильные чувства, что можно всё простить? Если даже и есть, то Робу это точно неведомо. Мог ли он вообще любить кого-то по-настоящему…

Утром я бежала в больницу. Муторное состояние, туман в башке. Две бессонные ночи. Одна — из-за бурных фантазий о нем, вторая — прошедшая в ужасном страхе и тревоге. Пакет марихуаны в кармане из запасов, которые остались от чертового снабженца-Келли. И одна-единственная идея, как проникнуть в реанимационное отделение.

Фредди — торчок и приятель Эндрю Вульфа. Работник больничной прачечной. Аренда формы пациентки в обмен на кучу травы. Я выловила его в уличной курилке у хозяйственного здания. Фредди, конечно, подохренел от просьбы, но уже через десять минут я топала в главное здание в образе больной.

Реанимационное отделение. Окошки в палаты. Пугающее, неприятное место. Люди,