Николай Кузнецов - Теодор Гладков

В Ровно, на улице Коперника, автомобиль остановил патрульный пост.

– Ваши документы, господин гауптман!

Кузнецов предъявил свои новые документы (выглядели они, однако, вовсе не с иголочки), а также путевой лист. Внимательно просмотрев бумаги, проверяющий офицер разрешил следовать дальше.

Не успели они отъехать метров на триста – снова окрик:

– Хальт! Документы!

Зиберт удивился.

– В чем дело? У нас только что проверяли.

Жандармский офицер ничего не ответил. Только просмотрев документы, сказал:

– Не волнуйтесь, гауптман. Сегодня вас будут останавливать часто. Мы разыскиваем террориста, он в форме нашего обер-лейтенанта…

В душе Кузнецов вознес благодарность предусмотрительности своего командования.

Отъехав на квартал, Кузнецов приказал Струтинскому свернуть в переулок и остановиться.

И они стали… «помогать» немцам. Оставив «адлер» в переулке, Кузнецов и Струтинский вышли на улицу. Через несколько минут они остановили какую-то легковую машину.

– Хальт! Ваши документы?

Пожилой майор раздраженно заявил:

– Но у нас уже проверяли только что, сказали, все в порядке, можно ехать дальше. В чем дело, собственно?

Кузнецов просмотрел документы и сочувственно пожал плечами.

– Извините, господин майор, но сегодня вас будут останавливать на каждом шагу. Мы ищем террориста в форме нашего офицера. Так что сами понимаете…

Еще раз козырнув, Николай Иванович вернул пассажирам машины их документы и разрешил ехать дальше – до следующего патруля, настоящего.

После небольшой практики Николай Иванович вошел во вкус новой своей работы и проверял документы с дотошностью и сноровкой заправского офицера полевой жандармерии. Занятие это, кстати, оказалось не таким уж бесполезным: из документов задержанных им офицеров он запомнил немало интересного и достаточно ценного.

Они останавливали все проезжающие автомобили – и легковые, и грузовики – больше часа. И никто не проявил ни тени сомнения в их полномочиях. Такова уж была сила слепого повиновения властному тону в гитлеровской армии.

Так продолжалось до тех пор, пока по улице не промчался мотоцикл и эсэсовский офицер, сидевший в коляске, не выкрикнул на ходу:

– Дополнительные посты снимаются! Можете быть свободны, гауптман!

Кузнецов благодарно помахал эсэсовцу рукой и улыбнулся Струтинскому. Теперь можно было трогаться в нужную сторону и им, не опасаясь каких-либо осложнений.

Уничтожение Функа произвело огромный эффект. На его смерть была помещена статья самого Коха под заголовком: «Судебный президент страны убит».

О ликвидации палача из сообщения ТАСС от 17 декабря 1943 года узнали все советские люди.

После похищения генерала фон Ильгена, взрыва на вокзале и невероятного по дерзости убийства Функа гитлеровцы в Ровно, как и следовало ожидать, совсем потеряли головы. Паника достигла предела. Среди оккупантов и обывателей ходили самые нелепые слухи о «большевистских террористах», якобы наводнивших город и уничтожавших высокопоставленных лиц. В Ровно начались повальные обыски и облавы. Причем на местных жителей внимания почти не обращали – документы проверяли в первую очередь у военнослужащих. Подозрительных лиц арестовывали десятками. Террористы мерещились повсюду – жителям запретили выходить из домов позже шести часов вечера, ходить группами больше двух человек, носить чемоданы, свертки, закрытые сумки и даже… держать руки в карманах. Целыми днями по улицам разъезжали автомобили с громкоговорящими установками: ровенцев убеждали содействовать властям в поимке террористов.

В один из этих тревожных дней с Кузнецовым случился в центре города на улице Мицкевича неприятный эпизод. Струтинский остановил машину у тротуара, сделал это недостаточно осторожно и ударил бампером другой автомобиль, который, как оказалось, принадлежал заместителю Китцингера генералу Мельцеру.

К Струтинскому подошел полицейский офицер в потребовал документы. Николай предъявил путевой лист, в котором, по его мнению, все было в порядке: указаны марка машины, фамилия владельца, маршрут и цель поездки. Не хватало лишь одного, но весьма существенного – печати…

Струтинский, кляня себя за забывчивость, стал оправдываться, делая вид, что плохо понимает по-немецки.

Вмешался Кузнецов – нужно было спасать положение, так как отсутствие печати делало путевой лист пустой бумажкой, а немцы, как он хорошо усвоил, придавали документам большое значение, придирались ко всякой мелочи. Словно не придавая этой истории серьезного значения, он спокойно подтвердил:

– Мой шофер – поляк. По-немецки почти не говорит. Вы разве не знаете этих мобилизованных польских дураков? Они все делают не так, как надо…

– Печать должна быть обязательно, – упорствовал полицейский. – У вас ее нет, это непорядок…

Допустить, чтобы их задержали, Кузнецов не мог. Проверка злополучного путевого листа в фельджандармерии (а там и других документов) не сулила ничего хорошего. И он решился на очень дерзкий и рискованный ход…

– Непорядок, говорите? – мрачно переспросил он и тут же резко почти выкрикнул офицеру, махнув рукой в сторону мостовой, где катился непрерывный поток отступающих гитлеровцев. – А это, по-вашему, порядок?! У нас сейчас много беспорядка, господа, – и с горечью добавил: – Полагаю, что отсутствие печати в моем путевом листе еще не самое страшное…

Полицейский растерялся. Он не мог не согласиться, что этот, по-видимому до крайности раздраженный отступлением, офицер в чем-то прав. Инцидент был исчерпан…

Фашистская служба безопасности так и не обнаружила неизвестного обер-лейтенанта. Что же касается гауптмана Пауля Вильгельма Зиберта – его деятельность продолжалась.

ГЛАВА 15

После тяжелого, кровопролитного боя с карательной экспедицией «мастера смерти» генерала Пиппера оставаться под Ровно отряду уже было нельзя. Победа вдохновляла, тем более не следовало ею обольщаться – нужно было уходить, пока потрясенные нежданным поражением немцы не пришли в себя и не отрезали все пути к отходу.

В конце октября Красная Армия, вдохновленная блестящей победой на Курской дуге, вышла к Днепру на протяжении семисот километров. Это означало освобождение от оккупантов почти всей Левобережной Украины и Донбасса.

Гитлеровцы теперь рассчитывали только на Днепр: широкая, полноводная река с ее высоким правым берегом расценивалась ими как непреодолимая водная преграда для усталых, измотанных трудными и ожесточенными летними боями советских войск. Но Днепр был форсирован сразу в десятках мест на всем театре военных действий!