Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры - Владимир Владимирович Пименов

частности, определяется порядок выбора должностных лиц в общинах, что для нас представляет специальный интерес. Несмотря на то что документ возник в особых условиях (шведская интервенция), можно думать, что в данном случае в нем отразилась «старина», традиционная система, в сохранении которой по условиям момента так называемое «правительство» Делагарди—Одоевского было, без сомнения, заинтересовано. В «Наказе» сказано: «А старост и целовалников в Оштинском стану велети выбирати крестьяном всем, лутчим и средним и молодчим людем, по погостом, в болшом погосте по два человеки старост да четыре человеки целовалников, а в меншем погосте по старосте, да по два человеки целовалников, из лутчих людей, которые б были душами прямы и животы прожиточны, и преж сего в старостах и целовалниках бывали...»

Рядовые общинники обычно называются в документах «мирскими людьми». Мир избирал старосту и прочих должностных лиц. В вепсских погостах мы встречаемся с ними постоянно. Документы XVII в. в одних погостах упоминают по одному старосте, в других — по нескольку. В 1647 г. в Веницком погосте было два старосты, в Мегорском — четыре, в Оштинском — два, в Вытегорском — три. В станах и уездах старосты не избирались.

Помимо старост общины избирали сборщиков податей — целовальников, «судеек» или «земских судеек», наконец, мирских дьячков, бывших, так сказать, секретарями общины.

Вепсская община, как и всякая другая, является пережитком первобытнообщинного строя, пройденного всеми народами, и несет на себе отпечаток своего происхождения в виде совместного владения землей и т. д. Однако к XV-XVI вв. она все более утрачивает патриархальные черты и, наоборот, накапливает внутри себя элементы разложения. В начале XVII в. документы констатируют выделение общинной верхушки — «силных прожиточных и семьянистых людей» в отличие от «молодчих», между которыми часто возникали противоречия и конфликты — «споры».

Границы общин, вероятно, как правило, совпадали с границами погостов. Это соображение как будто бы находит поддержку в том факте, что должностные лица выбирались целым погостом, что в большинстве случаев в правовых столкновениях с соседними общинами в качестве юридического лица выступает именно погост и т. д. Попытка И. Л. Перельман установить внутри погостов более мелкие группировки населения и видеть в них общины, очень интересная сама по себе, не достигает цели. М. В. Витову удалось доказать, что подобные группировки отражают деление не на общины, а в рамках общины-погоста и представляют собою своеобразные объединения родственников (патронимии), сложившиеся в результате сегментации больших семей. С ростом населения происходило дробление общин, сопровождавшееся образованием новых общин-погостов.

Функции общины были многочисленны и разнообразны. Несмотря на то что пахотные земли, сенокосы, тони, жилища и хозяйственные постройки находились фактически в частном владении крестьян, община существовала прежде всего как хозяйственный союз непосредственных производителей, владеющих общим имуществом: лесом, выгоном, возможно, некоторыми рыболовными угодьями, общественными строениями, что рассматривалось В. И. Лениным как «компромисс м[ежду] общинным и частным з[емле]вл [а]д [е]нием». На более ранних этапах в число функций общины входило также оказание трудовой взаимопомощи отдельным ее членам.

Община являлась субъектом и хранителем обычного права, в частности земельного, будучи также низшей судебной инстанцией. Она ведала раскладкой податей и под давлением правительства, использовавшего круговую поруку ее членов, все более превращалась в низший фискальный орган государства.

Уже в XVI в. вепсские крестьяне на Ояти испытывают сильный нажим со стороны соседних помещиков, которые пытаются теми или иными способами захватить их землю и закабалить их самих. Об этом свидетельствует чрезвычайно любопытная жалоба (пересказ ее сохранился в правительственном документе) крестьянина Веницкого погоста Ивана Ершова на помещика Казатула Иванова сына Скобелцына, распахивавшего «силно» «волостную», т. е., конечно, общинную землю.

Замечательна солидарность крестьян-общинников в борьбе с наступлением как отдельных помещиков, так и феодальной государственной власти. Характерно, например, то, с каким трудом в период подготовки военной реформы в Заонежье (введение института «пашенных солдат и драгун») в конце 40-х годов XVII в. дворянину Василию Золотареву удавалось склонить крестьян согласиться на несение военной службы.

Община представляла собой и религиозное объединение своих членов — церковный приход. Роль ее в этом отношении отнюдь не ограничивалась постройкой и ремонтом церкви и т. п. Ее ведению подлежало даже избрание приходского священника, что вообще было типично для Новгородской области в период XV—XVII вв. В челобитной мирских людей Оштинского погоста 1695 г. говорится: «Все мы жилецкие люди того Оштинского погоста Богоявленского приходу бывших попов сродича выбирали». Такой порядок, конечно, позволял крестьянам избирать попов фактически из своей среды. Так, в цитированной челобитной кандидатом на место священника был бобыль. Новгородская архиепископская кафедра решительно выступала против этой традиции, и в начале XVIII в. священники в вепсские погосты уже назначались,

Церковь была не только религиозным центром общины, «храмом божиим», но выполняла и ряд общественных функций. Мир часто собирался на сход (suim) в церковной трапезной. Здесь же писались и оформлялись различные мирские и частные документы, устраивались братчинные пиры. Впрочем, в XVII в. и позднее духовенство решительно сопротивляется такому порядку «обмирщения» церквей, и в связи с этим все чаще начинают строить особые помещения, специально предназначавшиеся для мирских целей. Так, в писцовой книге 1615 г. указывается, что в Мегорском погосте имелось две избы, служившие «за трапезы место»; та же писцовая книга на погосте в Шимозере упоминает «избу схожую, а сходятся в ней крестьяне по воскресеньям».

Община, наконец, имела и некоторые внешние функции, отправление которых связано с необходимостью поддерживать контакты с соседними общинами и т. д.

Вепсская община, как и в смежных русских и карельских районах, эволюционировала очень медленно. Процесс ее разложения замедлялся в особенности тем, что помещичье правительство России вплоть до начала XX столетия вело «политику охранения старых общинных порядков крестьянского землевладения».У вепсов этому способствовали и некоторые дополнительные факторы: слабая заселенность территории, наличие известного резервного фонда земель (в частности, лесных, на которых можно было вести подсечное хозяйство ) и, разумеется, отсутствие уравнительных земельных переделов, все попытки проведения которых на Севере, по существу, свелись лишь к перераспределению выморочных участков, — все это ослабляло остроту внутриобщинных конфликтов и задерживало закономерный исход всего процесса в целом.

Развитие другой социальной единицы, основанной в отличие от общины на кровном родстве, — семьи и соответствующих ей форм брака — находится в тесной связи с историей общины. Собственно говоря, тот «компромисс между общинным и частным землевладением», на который указал В. И. Ленин, как раз и достигался во взаимоотношениях общины и составлявших ее семей.

Мы, к сожалению, очень мало знаем о том, как эволюционировала вепсская семья по окончании курганного периода,