Золото Арктики - Николай Владимирович Зайцев

осторожно спустился в трюм, покачал головой, замирая и переводя дух, не хватало еще под скользнуться и сломать себе шею, и возле бочонков из колоды выдернул топорик. По-хозяйски хмыкнул. И в несколько ударов обухом сбил наледь.

– Куда только смотрите, родимые, – привычно проворчал, поругивая матросов. Вроде сноровистые – под ногами не мельтешат, но порой поражают своей бестолковостью. Вот и сейчас кто-то, видно, так спешил, что даже неплотно прикрыл за собой люк, нарушая неписаные правила. Билый посмотрел в разукрашенный инеем иллюминатор. Сквозь ветвистые мохнатые узоры неясный день пробивался тускло, можно было разжечь фонарь, но скоро глаза освоятся и полумрак отступит.

К своему стеллажу пробирался не торопясь. Доски на досуге выкрасил в зеленый цвет, и теперь стояк заметно выделялся среди остальных.

Спугнул крысу, шустро юркнувшую под полку и затаившуюся в темноте. Алчные красные глазки блеснули адом и тут же погасли. Затаилась тварюга. Не мудрено, с крысами воевать приходилось каждый день, строя все новые и новые ловушки. Умные грызуны быстро учились и требовали к себе тщательного подхода и внимания.

Мыкола, с измальства привыкший к порядку на базу, утро начинал с обхода нехитрого хозяйства. Какой тут скот? Несколько клеток с курами. Дело в другом. Быть в базоти, то есть находиться в праздности и ничего не делать – не мог и не умел. Начинал обычно с трюма, там двигал коробки, сортировал консервы, перебирал копчености – смотрел, чтоб крысы не погрызли, крепил заново ящики, что расшатались от качки. Заботливо протирал выделенный стеллаж и очищал ловушки от грызунов. Каждый день кто-нибудь да попадался! Наверное, потопил уже не один выводок крыс, но перевести всех тварей не мог. Времени такая проверка занимала немного, Ванятка даже второй стакан чая не успевал допить, увлекшись книжкой, смотрел всегда недоуменно – мол, куда ходил, а тебе это надо? Билый неизменно молча кивал: надо, съдал баранку, кривился от лимона, и потом уже вместе шли к собакам, учились быстро ставить упряжку, упражнялись в стрельбе да в рубке – занимали себя, чем могли.

Сегодня задержался.

Консервы смотрел. Перебирал. Ласкал пальцами холодные гладкие бока, как снаряды, ей-богу, даже в грезах куда-то унесся в войну, вспоминая. Только разрывов и не хватало! За бортом треснул лед. Вздохнул, приходя в себя. Вроде вчера ящик плотнее закрывал и крепил более надежно. За ночь болтанки не было. Но порядок нарушился! Это насторожило. Даже по сторонам стал внимательно озираться в полутемном трюме. Один. Волны бьют о корпус, снасти поскрипывают да грызуны пошкрябывают, совершая свои важные дела.

Докопался до истины. Так и есть. За промасленной бумагой, в третьем ряду – подмена. Одна банка, вторая, пятая. Вроде похоже, но жесть хуже и пайка другая, худая – кое-где расходиться начала, вздуваться. Интересно. Пробормотал еле слышно:

– Вот те раз. – И снова взглядом зашарил по темным углам трюма – нет никого. – Ладно. Мужик врага ждет, казак врага ищет. – Решил пока молчать до выяснения и полной развязки. Но вора надо изловить. А потом и шум поднимать. Как-то не по-людски – всегда попросить можно. Не отказали бы. Взгляд задержался на пустых бочках. Неслышно подошел к ним. Покарябал ногтем темный бок старого дерева. Неясная тревожная мысль забилась в сознании, чувствовалось, нужен запас. Неспроста тайный вор объявился. Видать, подаренным штуцером кунака раньше придется воспользоваться. Оружие без графских изысков, но видно, что хорошее: имеет баланс, отличную посадистость, и, как следствие, высокая управляемость позволит произвесвести быстрый и точный выстрел. С таким бы коротким скрадывать дичь в кустах, уж больно компактный, но староста заверял, что не раз бил крупного зверя. О надежности и говорить нечего: если у вас в руках двуствольный штуцер, то для производства второго выстрела тебе нужно только нажать на второй спусковой крючок. Это же фактически в руках две однозарядные винтовки – два шептала, два бойка, два ударно-спусковых механизма. В случае с двуствольным штуцером один рабочий ствол все равно останется в твоем распоряжении. А это немаловажный факт. Надежность прежде всего! Для всех штуцеров характерны высокая прочность ствольного материала, сравнительно короткие стволы, обеспечивающие повышенную маневренность, массивная ствольная колодка, очень прочный и надежный механизм запирания, безотказный ударно-спусковой механизм. Так что такому оружию Микола был рад – лучше и не придумаешь, своевременный подарок. «Значит, быть охоте», – пробормотал под нос Билый.

Почти бесшумно поднялся по лестнице на палубу. Оценил обстановку. Вдоль правого борта спешной походкой уходил к корме матрос: плечи опущены, спина напряжена – словно окрика ждет. Руки прячет в рукавах тулупа. Посмотрел в другую сторону: Ванятка уже с собаками тешится. Не дождался. Вышел на мороз. Да не один, тут же несколько добровольцев, среди них старший команды – капитан Малиновский. Хлыщ польский глянул холодно по сторонам, будто невзначай. В сторону казака посмотрел, еле заметно кивнул, как от ветра пригнулся, и практически сразу отвернулся к своим, не ожидая ответного приветствия. Как в душу плюнул. Пришлось в руки себя взять, справляясь со вспышкой гнева. «Как бы не сорваться. И вроде и не делают ничего, а порой так и хочется дать в зубы». Прочитал про себя короткую молитву, успокаиваясь. Полегчало. Суздалеву, кажется, всё нипочем, книги, чай с лимоном, послеобеденый сон, душевные разговоры с капитаном судна и профессором Ледовским – на курорте, да и только. Не все так остро воспринимает. Может, тоже таким надо быть?

Сейчас граф увлечен, смеется, с утра в хорошем расположении духа. Когда о бабах не думает, на человека похож. Замечательно. Сам заулыбался неясному солнцу, скрытому белой пеленой неба. И правда, чудесный северный день. Короткий, правда.

– Ты же мой, красавчик! Ты же моя лапочка! Малахаюшка! – вдохновенно приговаривал Суздалев, теребя большого белого пса за ушами. Собака, больше похожая на одомашненного крупного волка, повизгивала от восторга и норовила лизнуть графа в лицо большим розовым языком.

Билый качал головой, не разделяя чужие восторги. Что говорить – пес был чудо как хорош. Аборигенский самоед сильно напоминал полярного волка, но покорить своим дружелюбием и жизнерадостью мог любого. Однако собака ластилась только к людям. Точнее, к одному человеку – односуму. К другим людям была равнодушна, нехотя помахивая хвостом. Выражая нейтралитет и явно лукавя. Это дружелюбие также не проявлялась к остальным собакам – самоед их просто ненавидел и подавлял своим авторитетом. Такой запросто мог стать вожаком упряжки.

– Малахай? – протянул вопросительно казак, сдвигая папаху на затылок. – И имя уже дал?

– Так точно, Николай Иванович! – воскликнул Суздалев оборачиваясь, не выпуская пса из объятий. – И он откликается! Представляешь? Чего хмурной?