Не измени себе - Брумель Валерий Николаевич

Не вставая из-за стола, Калинников мягко спросил пациентку:

— Что вы просите?

Чуть слышно она произнесла:

— Ноги…

Доктор метнул на них короткий, внимательный взгляд.

— Ясно, — негромко сказал он. — Руки вам, значит, пока не мешают?

Девушка скованно ответила:

— Не так…

Она по-прежнему не поднимала глаз. Ее руки были точно игрушечные.

Калинников попросил:

— Если нетрудно… Пройдитесь, пожалуйста.

Пациентка соскочила с кушетки, несколько раз прошагала туда, обратно по кабинету, выжидающе остановилась. Она была чуть выше стола.

Калинников опустил глаза, долго молчал. Наконец проговорил:

— В принципе мы вам и руки удлинить можем. Стараясь ни на кого не смотреть, девушка не отвечала.

За нее говорило, нет, кричало ее несчастье.

— Ну ладно, — очень мягко произнес доктор. — Можете пока идти.

Она тихо ответила:

— Спасибо.

Девушка прошла к дверям, подняв высоко руку, взялась за ручку, открыла дверь и вышла. Калинников спросил:

— Что будем делать?

Врачи не отвечали.

Калинников обратился к Красику:

— Если ее в живую очередь поставить? Сколько ей ждать придется?

— Минутку… — Красик открыл папку, что лежала у него на коленях. — По этим больным… по этим больным… примерно через девять лет!

Калинников кивнул, помолчал. Затем спросил у одного из ассистентов:

— А она Кто?

Тот ответил:

— Год назад закончила школу. Говорит, хочет поступать в институт, но стесняется.

Доктор вновь раздумчиво покивал головой.

Ассистент добавил:

— Училась хорошо. На пятерки.

— Такие все хорошо учатся, — хмуро отозвался Калинников. — У них время на игры не уходит.

Никто не ответил ему.

Полуянов вдруг предложил:

— А что, если их для нашего филиала тематическими сделать, Степан Ильич?

Шеф сразу подытожил:

— Так, есть предложение товарища Полуянова сделать таких больных для нашего филиала тематическими. Еще какие мысли?

По-прежнему все молчали. Полуянов опять сказал:

— Несчастные люди, Степан Ильич.

— Ну, думайте, думайте! — торопил всех Калинников.

Красик помялся, неуверенно сказал:

— Как человек, я в принципе не возражаю. Но, как заместитель по науке, полагаю, что решать такие задачи нам еще рановато. Мы просто не потянем физически. Вот когда у нас будет институт, а не филиал… Как-никак все-таки в два раза больше коек будет.

Калинников произнес:

— Есть второе предложение: решать, когда из филиала мы превратимся в институт. Еще что?

Совет безмолвствовал.

Калинников подытожил:

— Если больше ничего нет, голосуем. Кто за то, чтобы подобных больных сделать тематическими?

И первым поднял руку.

«За» проголосовали все, в том числе и Красик.

Калинников поинтересовался:

— А вы-то что? У вас же другое предложение.

Красик улыбнулся:

— А зачем же отрываться от коллектива?

Все рассмеялись, в том числе и Калинников. По характеру смеха я понял, что Красика врачи любили, но, видимо, постоянно над ним подшучивали. Его добродушная, «швейковская» внешность располагала к незлобивому подтруниванию.

Следующим на совете предстал огромный пузатый мужчина с носом, похожим на крюк. Полуголый, весь в наколках, он почему-то сразу встал по стойке «смирно» и, не переставая улыбаться во всю ширь необъятного лица, начал необычайно внимательно слушать свою характеристику, которую зачитывал ассистент.

— Юрасов Аркадий. В результате выстрела соседа образовалась сильная деформация левого плеча с несколькими переломами. До нас лечился восемь лет, перенес шесть операций. Здесь находится три с половиной месяца. После наложения аппарата функция плеча была восстановлена.

Калинников произнес:

— Посмотрите, интересно…

Он передал врачам фотографию, те смотрели, передавали дальше.

Фотография дошла до меня, я увидел: левое плечо этого пациента до лечения в клинике Калинникова походило на гофрированную трубку от пылесоса.

А теперь видите, какой бодряк!

Бывший больной улыбнулся еще шире. Рука у него действительно была абсолютно прямой, только вся в шрамах — от семи перенесенных операций.

Я спросил:

— А поднять он ее может?

Мужчина гаркнул:

— Так точно, товарищ проверяющий! — И, как на зарядке, воздел ее кверху.

Все захохотали. Я тотчас взял на себя роль проверяющего, строго произнес:

— А вперед?

Он вытянул руку так же стремительно.

Я спросил:

— Довольны?

— Абсолютно! — отчеканил бывший больной.

Калинников был доволен не меньше. Улыбаясь и подыгрывая мне, он сказал:

— А во сколько такой бодряк государству обошелся, знаете? — И добавил: — Товарищ проверяющий?

Пациент тотчас выпалил:

— Тыщ сто будет, Степан Ильич!

— Ну это вью, пожалуй, загнули, — не согласился Калинников.

Аркадий Юрасов пояснил:

— Так я ж еще в старых деньгах!

Врачи снова покатились со смеху. Калинников переждал хохот, поинтересовался:

— Вы какую зарплату получали?

Бывший больной ответил:

— Двести пятьдесят рублей.

Шеф уточнил:

— И, значит, пока вы восемь лет лечились, по инвалидности вам платили. Так?

— А как же! — улыбнулся бодряк. — Как-никак в Советской стране живем!

Калинников предложил:

— Давайте подсчитаем. Сорок процентов — сто рублей. Умножим на восемь лет да еще на двенадцать месяцев. Плюс медикаменты, инвентарь, зарплата врачей, медсестер, поделенные на каждого больного. — Он на несколько секунд опустил веки. — Стоимость обучения нового квалифицированного рабочего на ваше место, стоимость аппарата, питания… — Калинников открыл глаза, подытожил: — Вот, тысяч двадцать с лишним получается! Притом в новых!

Юрасов не согласился:

— Не! Тогда уж больше!

Красик обернулся ко мне, негромко проговорил:

— А у нас он обошелся всего в 1 020 рублей.

— Ну, все! — сказал Калинников пациенту. — Можете быть свободны.

Юрасов громко отчеканил:

— Товарищ профессор. Разрешите вернуться на трудовую вахту?

В тон ему Калинников ответил:

— Разрешаю!

Аркадий Юрасов круто развернулся и, чеканя шаг, двинул к выходу. Опять под всеобщий хохот. Сдерживая смех, Калинников покачал головой, сказал мне:

— Первый, кто меня в профессоры произвел!

Очередной ассистент начал:

— Представляется Кропотова…

— Стоп! — сразу остановил его Калинников. — Вы что, русского языка не понимаете? Я же предупредил: эту Кропотову обсуждать на хирургическом совете нельзя. Вам что, неясно было?

Ассистент недоуменно посмотрел на Полуянова. Тот сказал:

— Но ведь мы ее уже обследовали, Степан Ильич.

Калинников упрямо замотал головой:

— Нет!

Полуянова поддержал Красик:

— Она у нас ничего не просит. Только заключение. Что в этом плохого?

— Нет, — повторил Калинников. И спросил: — Она что? Уже закончила свое лечение в этом… в Челябинске?

Красик спокойно ответил:

— Нет. — И поправил: — В Тамбове. Калинников досадливо спросил:

— Так какое мы имеем право направлять свое заключение в этот Челябинск?

Заместитель по науке рассудительно ответил:

— Но нам никто не может запретить его направить. — И снова повторил: — В Тамбов.

В третий раз Калинников решительно произнес:

— Нет!

Один из врачей, Хрумин, поддержал шефа:

— Степан Ильич абсолютно правильно говорит. Мы не имеем на это морального права. Это неэтично.

— Минутку, минутку! — поднялся Красик. — Вот я, на минутку закрыв глаза, сейчас очень четко представляю себя в роли этой больной из Челябинска.

Калинников поправил:

— Тамбова.

— Ну да, — согласился Красик. — И что же получается? Я, эта больная, лечусь уже третий год, перенесла две операции, толку никакого, я, естественно, начинаю сомневаться: а правильно ли меня лечат? — Красик неожиданно обратился ко мне: — Вам это лучше известно. Скажите, верно я говорю или нет?