Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь сели в кресло, уронили розу… взяли книжку… читаете, задумались… – командовал Тони. – Вот кружевной платочек, вытерли накатившую слезу…
Валя исполняла всё это крайне неловко. И вдруг вспомнила королеву Маргрете, её осанку, взгляд, пластику, и попробовала подражать.
– Вот оно! Вот! – воскликнул Тони. – Поглядели в сторону окна… Вот здесь у нас, считайте, окно… Венецианское с хрустальным стеклом… Подошли к камину… Закройте его юбкой, он похабный, пусть только верхняя плита угадывается… Повернитесь к нам спиной, вполоборота, улыбнитесь… Зубов больше, шире улыбайтесь… Яблоко возьмите с камина, откусите… Главное кураж, должен быть кураж.
Мучение в тесных туфлях казалось нескончаемым. Но тут у Вали зазвонил сотовый, Тони и фотограф уважительно замерли, ожидая, пока она поговорит.
– Освободился, – сказал Денис. – Лечу на всех парусах.
Тони продиктовал ему адрес, и фотосессию продолжили. Когда появился Денис, Валя крутанулась в кринолине на каблуках, засияла глазами ему навстречу, и Тони зашептал:
– Снимайте скорее! Такую снимайте!
Денис был ошарашен Валиной красотой, но Тони приложил палец к губам и шёпотом пояснил:
– Она изображает шведскую королеву Кристину на итальянской мебели.
– Кристину? – переспросил Денис шёпотом. – На итальянской мебели? Намёк на то, что она похоронена в соборе Святого Петра в Риме?
– Просто заказчик торгует итальянской мебелью, – ответил Тони.
– А при чем тут шведская королева?
– Жена заказчика в кайфе от фильма с Гретой Гарбо, хотела, чтоб Валентина подстриглась под Грету Гарбо.
– Заказчице портрет королевы Кристины показывали? – расхохотался Денис.
– Показывал. – Тони не понял, одобряют его или высмеивают, но понял, что рабочая атмосфера съёмки начисто разрушена.
– У королевы Кристины нос на троих рос, одной достался! – добавил Денис с преподавательской нудностью.
– При чём здесь нос? – вмешалась Валентина. – Кристина захотела свободы, влюбилась, отказалась от короны…
– Но предварительно разорила королевство красивой жизнью, не стала выходить замуж и рожать наследника, приняла католичество, – перечислил Денис. – А потом приказала убить изменившего ей итальянца.
– Главное, чтоб хозяин мебели не знал этого, пока с нами не расплатится, – заметил Тони.
Когда закончили, умотанная Валя сбросила туфли, покачивая кринолином, и уселась на подставленный Тони табурет. Фотограф ушёл, а к «королеве Кристине» подошла парикмахерша и грубовато скомандовала:
– Сидите спокойно. Расчешу и шпильки свои заберу.
Валя растерялась, Тони покраснел, а Денис спросил:
– Сколько стоят ваши шпильки?
– А сколько дадите, – отрезала парикмахерша.
Денис протянул купюру, она взяла, поклонилась. И сказала, уходя:
– Дома одна крупа. А дети всего хотят!
– Извините её, – сгладил неловкость Тони. – Руки золотые, а характер скверный. Откуда про Кристину знаете?
– Кристина – культовая фигура карельской Сортавалы, дала им огромные налоговые привилегии, – ответил Денис. – А когда Сортавала отошла к России, город переименовали в Сердоболь…
Валя читала, что карельские земли всегда оказывались разменной монетой. Что часть их перешла в состав Швеции. Что русские карелы были обращены в православие, а шведские – в католицизм, а потом в лютеранство. Но не слышала про Кристину.
– Не поможете мне раздеть Валентину? – буднично спросил Тони.
– Ни разу не раздевал любимую женщину вдвоём, но попробую, – засмеялся Денис.
– В театре к этому относятся спокойно. Балетные пол друг друга в костюмерной не различают. Работа тяжёлая, – заметил Тони, расшнуровывая Валин корсет. – Валентина вон тоже на ногах еле держится. Не так легко работать моделью.
Пока Тони с Денисом освобождали Валю из оков костюма, ей со смехом вспомнился порноканал в стокгольмском отеле и дама в объёмном кринолине, которую лобзал один кавалер и оголял другой, терзая кусачками перекладины кринолина.
– В какой-то момент вы стали как настоящая королева, – сказал Тони.
– В Дании была на приёме у королевы Маргрете, вот и пригодилось, чтоб скопировать, – призналась Валя.
– Шутите? – вскинул на неё глаза Тони.
– Конечно, шучу, – ответила Валя.
– Покажись с этой причёской родителям, – попросил Денис.
– Чтоб отвлечь ею от моего происхождения? – огрызнулась Валя.
– Просто расточительно глазеть на такую красоту в одиночку!
Валя натянула платье, села в кресло, показала ему щиколотки, разбитые в кровь задниками тесных туфель:
– А на такую не расточительно? Завтра в Останкино и на мероприятие, а в туфли не влезу. Едем ко мне, поищем обувь.
До машины шла босиком, вспомнив и как уходила босиком с дня рождения дяди Магомета, и как вела в тесных туфлях свою первую передачу со Славой Зайцевым…
– Ох, и клумбу на башку приставили! А ноги чего босые? Мода теперь такая? – высказалась мать при появлении Вали с Денисом. – Врасплох застали, мы-то с Викуськой отужинали, угощать нечем. Разве что завтрашний борщ на сахарной косточке горячий.
– Борщ – это прекрасно, – кивнул Денис, сдерживая натиск лезущего целоваться Шарика.
Валя прошла в комнату, набитую картонными коробками, упакованными к переезду, обессиленно плюхнулась на диван. Вика метнулась за фотоаппаратом и сделала несколько кадров Валиной причёски.
– С этой Останкинской башней и веди передачу! – поцокала она языком.
– Вика, тащи таз с пятью сантиметрами тёплой воды, – попросил Денис. – Будем мыть ноги.
– А ты, Дедморозыч, потом воду выпьешь? – бросила на бегу Вика.
В комнату торжественно вплыла мать, неся на подносе тарелку с дымящимся борщом, нарезанный хлеб, розетку со сметаной, вторую – с аккуратными ломтиками лоснящегося сала и вазочку с салфетками:
– Жаль на машине, а то б стопку налила. Мужчине борщ без стопки – последнее дело!
Денис, стоя, глотнул борща, похвалил:
– Волшебство!
Подошёл с тарелкой к сидящей на диване Вале, сел рядом и начал кормить её с ложки. Видя «такой разврат», мать не выдержала:
– Сами-то покушайте! Она ж с этих своих, как они называются… Ну, где их бесплатно кормят, только Пугачёва не ест, фигуру бережёт… Вам как мужчине надо первому покушать!
– Она аж осунулась от усталости, – укорил Денис.
– Баба не квашня, встала да пошла! Ишь, закоролевилась, – возмутилась мать.
Валя не ответила. Бесило, что мать по-деревенски стесняется перед Денисом её беспомощности, с отвращением вспомнила, что слоганом про квашню мать понукала себя идти на работу после мужниных побоев. Как многие бабы с фабрики.
– Так борща целая кастрюля, – опомнилась мать и побежала за второй тарелкой, чуть не опрокинув входящую с тазом Вику.
– Вик, помоги расчесаться, – попросила Валя.
– Где ж тебя так уделали?
– Прикидывалась шведской королевой в рекламе итальянской мебели. Видишь, ноги в кровь стёрла, в чём завтра идти, ума не приложу.
– А думала, легко быть артисткой? – Вика аккуратно вынимала и складывала в кучку белые цветы из причёски. – Их раньше на кладбищах не хоронили. Только за оградой. Церковь считала, что у них нет души.
Пристроившись на диване за Валиной спиной, она осторожно разбирала волосы на пряди. Денис, докормив Валю борщом, опустился на колени
