В радости и в горе - Кэрол Мэтьюс

— Кря? — переспросил Дональд.

— Кря! — подтвердил Дэмиен.

— Кря!

— Кря-кря-кря-кря!

— Кря-кря-кря-кря…

— Да мне совершенно не нужно, чтобы ты сидел тут и подпевал мне, черт бы тебя подрал! — заорал Дэмиен. — Гадь уже, дурная птица!

— Кря!

Дэмиен, сдаваясь, сполз на пол. «Оно что, не сработало, да?»

Кряканье, которым ответил Дональд, определенно говорило «нет».

С усталым вздохом Дэмиен посадил Дональда на умывальник.

— А теперь послушай меня, мой маленький пернатый друг: с одной стороны, я учитываю то сложное положение, в котором ты оказался. Должно быть, ты считаешь себя всего лишь невинной жертвой нелепого стечения обстоятельств. Откуда ты мог знать, что аппетитный кусочек, который шлепнулся перед тобой в воду, вовсе не очередной сухарик? Ты его просто проглотил, как это делают все утки, в полном неведении о том, что ты слопал не что-нибудь, а лучшего друга любой девушки[57]. — Дэмиен посмотрел птице прямо в глаза: вот оно, противостояние, — человек против утки. — Но, с другой стороны, простую житейскую ситуацию ты стараешься усложнить. Я отчаянно пытался быть благоразумным, но время работает против тебя. Поэтому, приятель, если в ближайшие пять секунд ты не облегчишься, то нам с тобой придется распрощаться.

Дэмиен схватил одной рукой Дональда за шею, а другой повернул кран умывальника, наполняя раковину теплой водой. Прежде чем до него дошла вся «мудрость» решения утопить утенка в его естественной среде обитания, Дэмиен сунул его голову в воду. Дональд бился как лев, с отчаянием двадцати уток изо всех сил махал крыльями, намочив Дэмиена с головы до ног.

— Умри же, проклятая утка! — орал Дэмиен, пытаясь удержать голову Дональда подольше под водой. — Умри, как подобает…

Как «подобает» кому, Дэмиен уточнить не успел. Распахнулась дверь, и трое гороподобных громил заслонили собой свет.

— Я все объясню! — сказал Дэмиен, отпуская Дональда. Утка уселась на краю умывальника и отряхнулась.

Громилы приблизились. Дональд кашлянул. Дэмиен сделал шаг назад.

Закрыв руками лицо, он только и крикнул: «За что?!»

Глава 51

Мэтт открыл глаза и попытался прогнать сон. Было еще темно — шторы были открыты, и в комнату просачивался неясный серый свет приближающегося утра. Спальня Холли выглядела так, как будто в ней ночью побывала группа «хэви-металл», а не один-единственный рок-журналист. Пол был усеян одеждой, бутылками и прочим мусором. Мэтт лежал на спине, заложив руки за голову, совершенно опустошенный. Возможно, его тело и не было приспособлено к преодолению таких дистанций, с которыми ему пришлось столкнуться в последнее время, но тем не менее оно в случае необходимости не подводило, и Холли должна была вручить ему главный приз если не за артистизм, то уж за техничное исполнение — это как пить дать.

Они занимались любовью на диване, возле дивана, на каминном коврике, в душе, на полу в ванной, на полу спальни и в конце концов на кровати. А еще возле шкафчика на кухне и где-то на полдороге непонятно куда… Мэтт был благодарен Господу за то, что Холли жила в комнатушке с мансардой, а не в старинном особняке, и все имеющееся художественное пространство закончилось быстрее, чем иссяк запас презервативов. Что касается их запасов у Холли, то Мэтт был просто потрясен ее предусмотрительностью: как по ассортименту, так и по количеству она могла тягаться со среднестатистическим складом «Дюрекс». Если она прилагает столько же усилий для связей с общественностью, сколько и для связей с отдельными ее представителями, то успех Headstrong в Америке был гарантирован — вне зависимости от того факта, что они были не в состоянии спеть «М-м-м… «Данон», ни разу не сфальшивив.

Мэтту случайный секс не нравился. То есть не то чтобы совсем, но не очень. Он чем-то напоминал прогулку по минному полю. Даже с близким тебе человеком в случайном месте и в случайный час он мог ненароком привести к непредсказуемым последствиям, а если уж к двум элементам случайности добавить еще и третий — случайного человека, то вероятность случайных последствий диалектически переходит в неизбежность… Как и минное поле, случайный секс имел лишь один предупредительный знак. Все остальное приходилось додумывать самому: не слишком ли быстро, не очень ли рано, пойдет — не пойдет, наощупь, наугад, ползком, по-пластунски, застыть или двигаться дальше, а если дальше, то как? Не прибавляло уверенности и то, что все приходится делать не в специальном защитном костюме, а в полном неглиже, на незнакомой местности и с кем-то, с кем пока что неизвестно, пошел бы ты в разведку или нет. Учитывая все сказанное, оставалось только поражаться: кому он на фиг сдался, этот случайный секс. Тем не менее люди продолжали им заниматься. А занимались они им потому, что в их жизни, пусть и не так часто, пусть иногда, пусть даже очень редко, но возникал искус того, что называется «случайным». Случайный флирт на томной вечеринке, выпитый по случаю бокал (как водится, к тому же не один), все нарастающий азарт игры, сладостное предвкушение удачи, горькая усталость одиночества, внезапно выпавшая возможность — и вот привычное течение жизни нарушено всеразрушительной стихией по имени хаос.

Всего в случайном сексе было с избытком, но чего-то все-таки не хватало. Даже если все складывалось как нельзя лучше, радость от этого оказывалась недолговечной, но еще долгие недели спустя грыз червячок сомнения: какую ты оставил о себе память? Правила игры включали наспех нацарапанный номер телефона с обещанием как-нибудь позвонить, но сомнение оставалось всегда. Кроме того, его скромности претила мысль о том, чтобы картины в постельных тонах с его участием стали предметом критической дискуссии в местном пабе среди тех, кто пиву предпочитает легкий лонгер «боккарди». Его «эго» было весьма ранимым, а женщины — весьма склонны к преувеличениям, особенно после пары бокалов. Впрочем, об этом сейчас можно было не волноваться: Холли обитала на другом континенте, поэтому ее рассказы вряд ли дойдут до ушей завсегдатаев «Блудницы и торбы» в далекой Англии. Но в блюде под названием «случайный секс» был еще один ингредиент. Получалось, он изменил Джози. Он изменил Джози — от этой мысли ему стало нехорошо, как будто на ночь глядя он объелся холодной овсянки и сейчас она напомнила ему о себе. Хотя опять же, он не совсем был уверен, можно ли фактически изменить кому-то, кто ни сном ни духом не ведает о питаемом к нему чувстве глубокой привязанности. Кому-то, кто, между прочим, забыл упомянуть, что одной ногой все еще стоит в браке. Так или иначе, его мучили угрызения совести, что было несправедливо уже и по отношению к Холли, так как в ее защиту надо сказать, что прошлой ночью он проявил не меньший энтузиазм.

Но то было вчера, а это было сейчас, когда по прошествии нескольких часов комнату залил холодный ясный свет зимнего утра. Пока Мэтт размышлял, что же ему теперь делать, рядом с ним на кровати обнаружилось какое-то шевеление. Легкое движение простыни по его бедру.

Такие моменты он ненавидел больше, чем запах чужого тела, больше, чем вкус лимонного печенья, больше, чем нерасторопных водителей, и больше, чем свое непонимание американского футбола. Ради справедливости стоит отметить, что он никогда не укладывался в постель с какой-нибудь уродиной, но, к сожалению, неоднократно с таковыми просыпался. Неужели с первыми лучами солнца и Холли превратится в симпатичную улыбчивую мартышку с «Планеты обезьян»? В очень милую, но все-таки мартышку? Так уже бывало раньше: ложился спать с Ли Харли, а просыпался с Вупи Голдберг.

Мэтт повернулся и выжидательно улыбнулся силуэту Холли в сером полумраке комнаты, тихо радуясь тому, что за ночь с ней ничего не случилось. Она сидела на кровати, волосы у нее разлохматились и торчали в разные стороны. Холли жадно затягивалась косячком и задумчиво смотрела, как колечки дыма медленно поднимаются к потолку, изгибаются и растворяются в воздухе. Она улыбнулась ему в ответ, сверкнув белизной зубов в полумраке комнаты.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — сказал Мэтт.

Холли выпустила еще одно колечко дыма.

— Все в порядке? — спросил он.

Она кивнула, но тоже как-то выжидательно и напряженно, и застенчиво закуталась в простыню, что казалось слегка бессмысленным после всего, что между ними произошло.

— Я не хотела тебя будить, — сказала Холли между парой затяжек.

— Я не собирался отворачиваться и засыпать, — извиняясь, сказал Мэтт. — Я просто думаю. Все мужчины думают…

— Да знаю, это мы уже проходили… — Холли загасила косяк о пепельницу в форме ракушки. Слой копоти и пепла свидетельствовал, что ей пользовались по назначению, и очень часто.

— Терпеть не могу такие моменты, — признался Мэтт. — Никогда не знаешь, что сказать и что сделать. — Он уселся на кровати поудобнее. — Все это звучит так банально: «Тебе было хорошо?» или «Скажи, ты почувствовала, как земля уходит из-под ног?»