Несравненное право - Вера Камша

Рафал вздохнул, с отвращением проглотил пропитавшиеся сыростью сухари и безвкусное холодное мясо и дал себе слово добыть к вечеру хоть какую-нибудь дичину. Дорога совсем раскисла, и лошадь с отвращением задирала ноги в когда-то белых чулочках, вытаскивая их из чавкающей грязи. В довершение вновь стал накрапывать дождь. Лейтенант с отчаяньем подумал, что можно бродить веками среди этих тростников и никогда не найти тех, кого должно отыскать. Здравый смысл советовал возвращаться — в конце концов, он сделал все, что мог, но он не лось и не кабан, чтобы рыскать по этим топям. Он воин. А сейчас каждая шпага на вес золота.

Архипастырь, выросший вдали от Пантаны, не мог знать, что найти кого-нибудь в болотах потруднее, чем в горах или же в лесу. Здесь не остается даже следов. Лейтенант вздохнул и решительно тронулся вперед, с отвращением слушая, как чавкает под копытами раскисшая глина. Солнце так и не появилось. Если бы он шел по лесу, то наверняка бы решил, что кружит на одном месте, но он двигался вдоль края болота, так что опасность заблудиться ему пока не грозила. Про себя Рафал решил, что будет искать эльфов столько, сколько отвел на поиски сам Феликс, и еще те пять или шесть дней, которые он выгадал в дороге. Может быть, ему повезет наткнуться на какой-нибудь след, возможно, здесь, в болотах, живут люди, которые что-то слышали или видели…

За день он дважды спешивался и переводил гнедую через особо гнусные местечки, один раз лошадь поскользнулась, и Рафал чудом не свалился в грязь, второй раз перед самой мордой несчастной клячи из кустов выпорхнула большая коричневая птица и со сварливым воплем метнулась в лес. Казалось бы смирная лошадка вскинулась на дыбы не хуже атэвского скакуна, и по праву считавшийся хорошим наездником лейтенант с трудом с ней справился. Затем пришлось долго пробираться через заросли лещины, что с успехом заменило падение в воду, так как проклятый дождь усилился и казалось, что на ветках растут не листья, а огромные водяные капли. И без того гадкое настроение стало еще хуже, когда кусты отступили, услужливо явив взгляду неширокий, но глубокий овраг, по дну которого тек ручей ржавой воды. Перепрыгнуть преграду было столь же невозможно, как и спуститься вниз. Предстояло решать, стоит ли продолжать путь и если стоит, то каким образом.

Объезжать овраг, который может тянуться Проклятый ведает как далеко? Лезть в болото? Бросить лошадь и попробовать перебраться при помощи веревки?

Рафал со злостью уставился на ни в чем не повинный куст и высказал ему все, что думает по этому поводу. Орешник благоразумно промолчал. Рафал огляделся еще раз и пришел к выводу, что единственное, что ему остается, это пообедать. Огонь разжигаться не желал, пока лейтенант не плеснул на собранные ветки из фляги, от содержимого которой и сам бы не отказался. Костерок, защищенный от ветра и дождя кожаным плащом, с грехом пополам разгорелся, и Рафал злобно уставился в огонь. Капли монотонно стучали по самодельному навесу, едкий дым ел глаза, но это все же было лучше, чем стекающие за шиворот ледяные капли. Лейтенант обругал себя за нарушение данного себе слова, но все же приложился к заветной фляжке, после чего смог взглянуть на жизнь более философски.

— Кого ты здесь ищешь? — голос был негромким, но Рафал вздрогнул, словно его окатили из ведра. Лейтенант торопливо вскочил. Кожаный плащ слетел с кое-как сооруженных распорок и свалился в огонь. Раздалось шипенье. Рафал, чертыхнувшись, выхватил свое имущество из огня и только после этого смог оглядеться.

Их было двое, и они, казалось, только что вышли из бальной залы, а не из мокрого леса. Один казался постарше, если, говоря о подобных существах, уместно вспоминать о возрасте. Темноволосый, с пронзительными светло-голубыми глазами и спокойным, почти суровым лицом, он стоял чуть впереди, протянув вперед раскрытые ладони в извечном жесте мира. Второй, повыше, с волнистыми пепельными волосами, держал под уздцы коней, словно вылетевших из волшебного сна.

— Ты ищешь нас, — повторил темноволосый, — не отпирайся, мы знаем это. Для чего смер… человеку наш народ?

— Меня послал Архипастырь Феликс, — Рафал чувствовал, что его обычно довольно-таки спокойное сердце то рывками подлетает к горлу, то проваливается куда-то вниз, — нам нужна помощь…

Лес менялся постепенно и незаметно. Наверное, окажись в его объятиях не понимающий с полувзгляда любую дышащую тварь эльф, а человек, гоблин или гном, он бы ничего не заметил, пока бы не стало поздно, но Рамиэрль легко улавливал обрывки простеньких мыслей кошек-белок и отзвуки боли, жажды или страха, испытываемых вечно осенними деревьями этого места. И те и другие беспокоились, впрочем, провожавшие барда с самой опушки рыжие веселые зверьки поступили вполне в соответствии с извечным кошачьим правилом — любопытство превыше всего, но пока это не слишком опасно. В один прекрасный момент эльф понял, что остался один, его непрошеные склочные спутники потихоньку удрали, он успел только почувствовать их страх и неприязнь, словно бы кто-то силком намочил их лапы и пушистые хвосты чем-то гадким. Деревья тоже изменились, того мудрого покоя и снисходительной нежности к малым сим, которое излучал этот странный лес, больше не было. Тревога приглушила яркие краски, листва казалась бурой и некрасивой, потянуло болотной сыростью. Рамиэрль потряс головой, отгоняя невесть откуда взявшиеся панические мысли, — хотелось развернуться и броситься назад, к солнцу, игривым зверушкам, ласковым трепещущим осинкам.

— Поздно мне поворачивать, — произнесенная вслух когда-то услышанная фраза сработала не хуже заклинания, и эльф решительно пошел вперед. Дорога вроде бы и не изменилась, но идти стало труднее, так как завороженные собственными страхами деревья перестали услужливо раздвигать ветви, пропуская гостя, вдруг переставшего быть желанным. Нет, в этой части леса тоже кипела жизнь, но какая-то ломаная, неправильная. Он увидел на глине отпечаток заячьей лапы, но размером этот заяц должен был быть с большую собаку. Либр не успел даже удивиться, как мимо него, отчаянно хлопая крыльями, пронеслось и вовсе нелепое создание, похожее на сильно вытянутого в длину ежа с клювом и вороньим хвостом; а затем путь преградил луг, заросший крупными лиловыми цветами на белых жирных стеблях, источающими сильный сладкий аромат. Над цветами кружило неимоверное количество бледных бабочек от совсем крошечных до великанш, размером с хорошую летучую мышь.

Луг тянулся в обе стороны насколько хватал глаз, впереди же на самом горизонте маячила синеватая полоска, скорее всего опушка еще одного леса. Рамиэрль знал, что ему туда. Но отчего-то ужасно не хотел знакомиться с этими цветочками, подобных которым он никогда не видел. Оттягивая это сомнительное удовольствие, эльф пошел вдоль кромки леса, выискивая место для отдыха и одновременно надеясь на то, что кольцо цветов где-то окажется уже. Его надежды не оправдались, но зато он увидел, что через лиловый луг кто-то все же перешел. Цветы были смяты, словно по ним пробежало какое-то крупное животное или проехал всадник, и было это совсем недавно. Эльф проследил взглядом протоптанную тропу, но никого не увидел. Его предшественник, кто бы он ни был, успел скрыться на той стороне леса. Роман решил не искушать судьбу и пройти по следу. Отвращение, которое он испытал, наступив на истекающие соком жирные хрупкие стебли, по остроте почти сравнялось с болью, но эльф справился с этим чувством и, как мог быстро, пошел вперед, давя поднимавшиеся на глазах цветы. Волны аромата окружили его, и на мгновенье ему почудилось, что он оказался в спальне какой-то перезрелой красотки, не мытьем, так катаньем желающей потрясти гостя и вылившей на себя целый кувшин лучших атэвских благовоний.