Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) - Анна Жнец

— Скажу, что ты пытаешься сменить тему.

Реймон спрятал улыбку в высоком воротнике пальто.

— Что касается твоего вопроса, то я не жажду мести. Свое наказание моя мачеха получит и так. Ты сказал, что ее судьба в моих руках, и она это понимает, а значит, ближайший год будет жить в постоянном страхе: а вдруг падчерица решит с ней поквитаться? Зависть, злоба, стыд за свою бедность и пошатнувшееся положение в обществе — поверь, она и на свободе сполна хлебнет горя. Нет нужды топтать упавшего, а она упала.

— Наверное, ты права, Мэри. Ты, как всегда, сама доброта и благородство.

Реймон поцеловал мою руку, и мы покинули карету.

Аккуратная дорожка из гравия тянулась от калитки до ступенек крыльца. В небе неожиданно громыхнуло. Я задрала голову и увидела летящие мне в лицо капли воды.

Дождь.

— Ох, бежим скорее в дом, пока не промокли, — с этими словами я потянула любимого за руку, но мой жених не двинулся с места. — В чем дело? — я обернулась.

Его Сиятельство смотрел на меня пустыми глазами и не шевелился. Он застыл в движении, его рот был приоткрыт, словно Реймон собирался что-то сказать и шагнуть за мной, но в этот момент его выключили, как робота.  За его спиной мистер Олиф замер, так и не успев спуститься с облучка кареты. Одна его нога стояла на земле, а другая — на подножке.

Что за чертовщина?

Меня прошиб ледяной озноб.

— Реймон? Скажи что-нибудь! Что происходит?

А дождь все не лил. Привлеченная неясным шумом, я подняла взгляд к небу: капли воды зависли в воздухе в сантиметре от моего лица.

Время будто остановилось. Все вокруг словно поставили на паузу.

Всё и всех, кроме меня.

— Мария.

Ласковый женский голос, казалось, раздался прямо у меня в голове. Струи застывшего дождя потонули в нежно-голубом сиянии, и в этом сиянии, окутанная холодным, потусторонним светом, проступила фигура в белых одеждах. От нее веяло морозом.

— Мария, ты готова? — спросила женщина, спустившаяся с небес.

Актум. Это была она. Зимний дух. Каким-то непостижимым образом я это знала.

— Готова? К чему?

На мой вопрос не ответили. Мир, поставленный на паузу, начал таять, расплываться перед глазами.

Какое-то время вокруг клубился туман, но не успела я испугаться, и он рассеялся. Из холодной мглы проступили очертания памятника. Круглая рамка утоплена в серый гранит. Внутри моя фотография. Седые волосы, набрякшие мешки под глазами, глубокие складки, оттянувшие вниз уголки губ. Странно и жутко было видеть себя на могильной плите.

Смерть?

Значит, я умерла?

Картинка изменилась. Черная ограда. Самодельная скамейка. Двое мужчин сидят на ней, сгорбивших и низко опустив головы.

О боже! Да это же Игорек со Славиком! Мои сыночки.

Я видела их нечетко, сквозь рваные клочья дыма, словно смотрела в запотевшее стекло, но это были они. С радостью я попыталась броситься им навстречу, но не смогла сдвинуться с места. Я не ощущала собственного тела.

— А я все не находил времени приехать, — прохрипел мой старшенький голосом, в котором стояли слезы. — А теперь бы и рад, да не к кому. Как же так, мама?

Младший кивнул и украдкой вытер глаза.

И снова всколыхнулся вездесущий туман. Мутной пеленой затянул родные фигуры, а потом разорвался, как белое облако, и сквозь узкое окошко показал мне меня, бездыханно лежащую на полу под дверью.

Я узнала свою прихожую, залитую искусственным желтым светом, лестничную клетку, толстяка в черном пуховике. Бесплотным призраком я парила под потолком и наблюдала за тем, что творилось внизу.

— Мария Львовна! Мария Львовна! — мужчина тряс меня за плечо и едва не плакал от ужаса. — Да что же с вами! Не надо, пожалуйста. Не умирайте. Я не хотел.

Толстяк суетливо полез в карман куртки, прижал к уху мобильный телефон и затараторил срывающимся голосом.

— Приезжайте скорее. Женщине плохо. Кажется, инфаркт. Адрес? Сейчас скажу.

«Тем вечером он вернулся домой и долго сидел в темноте, уставившись в одну точку».

Шепот Актум напоминал эхо внутри длинного туннеля. Он был как дуновение ветерка, посылающего рябь по воде. Как дыхание близкой зимы, срывающее листья с деревьев.

«Он этого не забудет. Чувство вины никогда не отпустит этого человека. Пытаясь заглушить муки совести, он совершит множество хороших поступков. Твоя смерть его изменила, Мария. Потрясения меняют людей».

Я собралась спросить про завещание, про вторую семью Ивана, но потом решила, что не желаю ничего знать. Изменял мне муж или нет больше не имело значения. Главное, что я сама прожила свою жизнь достойно, никого не предала и не бросила в трудную минуту.

Туман поглотил лестничную клетку, и в этот раз в его клубах я увидела хрупкую девушку с золотистыми волосами, стоящую на четвереньках. Она мыла пол. Плакала и усердно терла мокрой тряпкой каменную плитку перед собой.

— Шевелись, бездельница!

— Не ленись, корова!

В ее сторону летели оскорбления.

И огрызки яблок.

— Великий зимний дух, — шептала девушка себе под нос и глотала слезы. — Милосердная Актум. Я знаю, иногда ты слышишь мольбы, обращенные к тебе. Помоги! Нет больше сил терпеть. Дай мне другую жизнь. А этих проучи. Пусть найдется тот, кто поставит их на место.

Этой рыдающей бедняжкой, драящей пол, была Мэри Клоди.

— Значит, ты ее услышала? — спросила я у тумана, дышащего холодом. — Конечно. Ты исполняешь желания людей раз в тридцать лет, а с момента трагедии в Блэквуде и желания Лунет как раз прошло тридцать