Волк. Юность - Виктория Гетто

Спрыгиваю с седла. Вороной застывает, а я наклоняюсь, беру её за ворот платья и ставлю на ноги. Всё как я и думал. Одежда разорвана, в прорехе мелькает смуглое тело. Она пытается свести края ткани связанными в запястьях руками, но это ей не очень удаётся, и тушурка снова валится на землю, закрывая лицо. Губы распухшие. Одна щека припухла, и на ней расплылся громадный синяк.

– Ты понимаешь то, что я говорю, рабыня?

Она ещё больше сжимается, но кивает.

– Хочешь, чтобы то, что уже произошло, было каждую ночь или станешь служанкой молодой госпожи?

– Пощадите, пощадите! Только не надо опять!!!

Так. Значит, понимает… Отлично. Наклоняюсь, режу верёвки на её ногах. Ого! Знакомые следы… Руки привязываются к ногам. В локтях к коленям. Вплотную. Получаются этакие четвереньки. Хочешь, заваливай на спину. Хочешь – заходи со спины. Ей никуда не деться… Пользуй, как пожелаешь и сколько захочешь. Куда удобнее, чем возня с кольями, которые надо где-то найти, да ещё забить в землю, осенью промёрзшую и твёрдую, как асфальт. Причём забивать надо глубоко, чтобы пленница не вырвалась. А дёргаться она будет изо всех сил. В общем, пока всё подготовишь для процесса – любое желание пропадёт…

Отцепляю от седла небольшой жгут верёвки, привязываю его к рукам и беру конец в руки. Снова залезаю в седло и трогаю Вороного. Шагом. Женщина без сна, замёрзшая. Утром на землю пал иней. Голодная. Да ещё после того, как её не раз изнасиловали… Взять бы её в седло, да это будет совсем перебор. Доковыляет как-нибудь.

По мере того как приближаемся к лагерю, её шаги становятся всё медленнее, верёвка натягивается и дёргает коня. Оборачиваюсь – неужели свалилась? Всё куда прозаичнее: пока мы ехали в одиночестве, было нормально. А когда нам стали попадаться люди, то тушурка засмущалась своего разодранного платья. Разодрали-то на совесть, от горла до земли. Такие две половинки. Как ни держи края – всё равно то живот видно, то ноги мелькают. В это время да для такого народа – позор неизбывный. Впрочем, чего она дёргается? Её ведь вообще изнасиловали. Значит, дорога одна – умереть… Словом, запуталась женщина в собственных лохмотьях. И упала. Ну что с ней делать… Разворачиваю жеребца, приближаюсь к ней. Она торопливо вскакивает, платье распахивается, и я вижу довольно полную красивую молодую грудь, всю в багровых кровоподтёках.

– Ай!.. – Она, словно ёж, сворачивается прямо на земле в клубок, натягивая на себя свои лохмотья. Я молча отцепляю от седла воинский плащ, благо у меня всё, как полагается по уставу, бросаю ей:

– Прикройся.

Тушурка кое-как разворачивает ткань, понимает, что это, торопливо застёгивает пуговицы. Собственно, это не совсем плащ, скорее плащ-палатка – довольно большой квадрат ткани с прорезью для головы. Так что через мгновение голое тело скрыто под плотным лёгким брезентом армейского образца, и дальше мы уже движемся более-менее спокойно.

Останавливаю Вороного возле повозки Долмы, зову лекаря. Наш госпиталь пойдёт в последнюю очередь, так что оба медикуса пока ещё здесь. Старик высовывается, при виде меня улыбается. Ну, я как-никак будущий сюзерен. Да ещё и обещал внучку пристроить… Но при виде прикрытой армейским плащом тушурки мрачнеет.

– Вы что-то хотите, сьере граф?

– Гуль дома?

Старик кивает в сторону повозки:

– Моет странную девочку. Мне сказали, что она станет вашей дочерью? Вы серьёзно, сьере граф? И вам не противно, что она так уродлива?

– Для меня Аами очень красива, сьере Долма.

– Но её уши…

– А что – уши? У меня жена из этого же племени. Так что я воспринимаю всё это нормально. И привычно.

Старик некоторое время молчит, потом показывает на рабыню:

– Она…

– Когда Гуль закончит с мытьём девочки, пусть поможет этой женщине. Как видите, ей досталось.

– Зачем она вам, сьере граф? Для…

Отрицательно мотаю головой, и, увидев досаду на моём лице, лекарь умолкает, сообразив, что позволил себе бестактность…

– Аами мала. К тому же – девочка. А я – мужчина. Эта женщина будет ухаживать за моей дочерью.

– Простите, сьере граф… Я…

Машу рукой:

– Знаю, ни в Рёко, ни в Тушуре это не принято. Ну да я ру… фиориец.

– Ещё раз простите, сьере граф…

– Ладно-ладно. В общем, приведите её в порядок и потом вместе с Аами – ко мне.

Старик кивает, я отцепляю верёвку от запястий тушурки, сворачиваю её снова в жгут, цепляю на место. Тянусь было снять с неё плащ, но в глазах появляется такой всплеск ужаса, что, махнув на всё рукой, оставляю женщине. Потом заберу. Когда ей целую одежду найдут. Прощаюсь с Долмой, скачу к себе в расположение.

По графику мой отряд будет переправляться через день. Так что до утра можно ни о чём не беспокоиться. Все лорды знают, что им делать. Облако пыли от копаемого рабами рва медленно, но верно движется от скальной гряды через равнину, а требучеты уже заняли позиции напротив ворот. Их готовят к стрельбе. Насколько я могу рассмотреть, вокруг уже мельтешат расчёты. А может, мне кажется. Но время от времени их рычаги шевелятся. Значит, расчёты навешивают противовесы.

В расположении моего отряда спокойно. Люди занимаются повседневными делами. Чуть поодаль Лейра гоняет сестёр Тумиан и Льян. Последняя, как мне кажется, показывает куда лучшие успехи. Она помоложе сестрёнок, тело гибче, и упражнения у неё получаются ловчее. Направляю коня к ним. Все останавливаются, и я с интересом смотрю на покрытые пылью потные лица.

– Сьере граф, вверенные мне бойцы занимаются согласно графику и расписанию.

– Отлично, сержант. Разрешаю небольшой перерыв…

Я заметил, что Иолика дышит довольно тяжело. Она хоть как две капли воды похожа на Умию и лицом и телом, но физически уступает ей.

Сержант кивает, и все трое без сил валятся на землю.

– Встать! – резко командую я.

Те вскакивают, недоумевающе глядя на меня, и я приказываю:

– Сержант, объясните мою команду.

Девушка едва заметно улыбается:

– Вы сейчас распаренные. Земля – ледяная. Могли и не встать после отдыха. Могли простыть. Поэтому отдыхать нужно либо стоя, либо сидя на чём-нибудь деревянном.

Умолкает. Я добавляю:

– Понятно?

На лицах облегчение, и вся троица хором выдыхает:

– Так точно, сьере граф.

Теперь на их лицах любопытство. Я едва заметно улыбаюсь:

– Сержант.

– Да, сьере граф?

– Найдёшь колышек?

Теперь и на лице досы Унрихт появляется интерес и азарт.

– Так точно, сьере граф! Одну минутку.

Девушка убегает к стоящим рядом возам, через короткое время возвращается, таща в руках запасную оглоблю. Она с руку толщиной, так что для моей цели пойдёт. Остальные смотрят на меня, не понимая, что я задумал.