Просто солги - Ольга Кузнецова

— Как ты думаешь, где они? — шепчу не ему, а, скорее, в темноту.

— Не знаю, — пожимает плечами.

Затем после небольшой паузы Джо спрашивает. Задает свой самый неожиданный вопрос, открывает припасенный запазухой ящик Пандоры:

— А что ты чувствуешь, Кесси? Сейчас, что ты чувствуешь?

— Раньше тебя это не интересовало.

— Ну, так что?

— Сигаретный дым. Смрадный запах из приоткрытой двери. Кошачий страх, голод. Чувствую храп этажом ниже. Слышу, как приоткрывается холодильник еще в одной квартире. Как копошится около мусоропровода маленький таракан. Как кто-то спускает воду в туалете. Чувствую, что ты сейчас думаешь о чем-то, прикидываешь, каков будет следующий шаг. Мой, этих ненормальных. Стараешься все продумывать, но потом оказывается, что это бесполезно.

— И ты все это чувствуешь?

— Одновременно, — киваю и тоже пытаюсь ухмыльнуться, скопировать его непревзойденную манеру. Но не выходит. Мне кажется, не выходит.

Где-то между вдохом и выдохом я прижимаюсь своими холодными губами к его — теплым, а он как будто именно этого от меня и ожидал. Сигаретный дым — новое, странное ощущение — попадает мне в легкие и остается там, кажется, навсегда.

…

Растянувшееся на несколько тысячелетий ожидание. У меня такое ощущение, что мы сидим вот так уже целую вечность. Джо, выкуривающий неопределенную по счету сигарету, и я, положившая голову ему на плечо и прикрывшая глаза в легкой полудреме.

Я не знаю, кого или чего мы ждем. Но Джо знает, и я пытаюсь на этот раз довериться ему.

Стараюсь ни о чем не думать, просто выкинуть все из головы и не чувствовать хотя бы в эти тридцать секунд. Но я в них не уверена, даже в эти секунды, и в голову снова лезет всякая муть.

Я представляю, что я — снова та слепая Кесси с обостренным чувством восприятия этого стухшего мира. Воображаю, что и сейчас я ничего не вижу. Так проще. Я не хочу зависеть от того, что вырисовывает моя фантазия, потому что все, что я вижу, — не более чем мое больное воображение. Я покрепче зажмуриваю глаза, сжимаю их так, что становится даже больно, а затем резко открываю. Темнота.

Но где-то в этой темноте, совсем рядом, вспыхивает и гаснет одинокая сигарета в чьих-то умелых пальцах. И сказка лопается, разлетается на тысячи маленьких кусочков; крохотных осколков.

И я — это снова я. Всего лишь Кесси, которая чувствует слишком много.

Кесси, потерявшая Кима в терминале одного из детройтских аэропортов.

Внезапно я слышу легкое шебуршание, где-то позади, там, в районе чердака. Шаги усиливаются. Две пары едва плетущихся ног. Сразу представляются потрепанные домашние тапочки и маленькие, тяжелые шаги старой бестии с малиновыми волосами и ее ручной собачонки. В суде она выглядела вполне адекватной, но я вспоминаю слова мистера Айрона: "Они могут быть нормальными, если захотят".

Затем — этот звук. Холодный, резкий звук, от которого кровь стынет в жилах. У них есть пушка, и они развлекаются с ней на чердаке. Два престарелых умалишенных пня балуются с холодным оружием.

Пифф-пафф.

Тень дьяволицы показывается на лестнице первой, и я даже успеваю мимолетом рассмотреть ее покосившееся от небольшого количества настойки внутри ее организма — чувствую — лицо. Наверное, я слишком рано записала эту тощую женщину на пенсию. Но тогда, в суде, она выглядела старой и немощной бедняжкой, оскорбленной потерей любимого дитя.

"Они могут казаться нормальными…"

Но эта бестия отнюдь не дружелюбная. Она пока еще не видит меня, не чувствует моего присутствия, хотя я чувствую ее.

Мы — я и Джо — поднимаемся с сырой бетонной ступеньки почти одновременно — он чуть раньше меня, потому что реакция у него гораздо лучше. Перед тем, как ринуться вниз, я успеваю поймать его виноватый взгляд и просто киваю. Он думает, я не понимаю, но это не так. Понимаю, что он хотел помочь, хотел исполнить все мои самые тайные желания. Хотел…

Но у этих психов было оружие, а мы — абсолютно беззащитные. Возможно, через несколько месяцев (а то и лет) полиция, наконец, отыщет наши разложившиеся тела с простреленными черепушками, наплевательски пожмет плечами, припишет в протоколе принадлежность тела какому-нибудь без вести пропавшему, за которого обещали хорошее вознаграждение, и пойдет пить кофе. Возможно. Но на этот раз моим планам просто не суждено сбыться — мы вырываемся из темного жерла подъезда раньше, чем кто-либо успевает хоть что-нибудь заподозрить.

Но там, вдалеке, я слышу отделенное "пифф… пафф". Ленивое, точно кто-то простреливает крохотные дырочки в камешках, чтобы превратить их все в пуговицы. И я догадываюсь. Дверь.

А затем понимаю, почему в этом доме всегда горит лишь одно-единственное окно. Потому что этих психов все боятся. Боятся, что вместо двери, они в следующий раз прострелят им голову.

Джо покровительствующе касается моего плеча, и я вздрагиваю от неожиданного прикосновения. Слишком резкого. Даже для Джо — слишком.

У него дыхание сбилось, но, даже не видя его, я понимаю, что он пытается улыбнуться, чтобы хоть как-то подбодрить меня. Но Джо разучился улыбаться. Возможно, когда-то умел, но сейчас он способен лишь на дерзкую ухмылку. Опасную ухмылку.

— Не дрейфь, Кесси, еще прорвемся, — пытается солгать он. Но я не верю. Чувствую, что он сам не верит.

Не верит в эти свои вечные завышенные мнения обо мне, о том, я уже взрослая девочка, со всем могу справиться сама. И он постоянно твердит об обратном, точно пытаясь убедить. Но не меня — себя.

На восемьдесят девять процентов его тело забито предрассудками — остальные же одиннадцать занимает наглая бессмысленная ложь. Ложь, в которую он сам не верит.

Хотя врет он намного меньше, чем я или, скажем, Ким. И я строю такое предположение отнюдь не на вечной чувствительности — на простом доверии. Джо знает мои правила: обмен — я ему, а он — мне. Единственная игра, в которой я хоть иногда остаюсь в выигрыше.

— Джо, просто пойдем отсюда, — устало выдыхаю я и опускаю глаза в покрытый ночным мраком асфальт, точно смущаюсь только что произнесенной вслух самой постыдной слабости моей жизни. Я будто говорю: "Я слабая, Джо, я устала". В очередной раз переступаю через порог его нерушимого мнения обо мне. Об этой Кесси "стойкий оловянный солдатик".