Ледовое побоище - Наталья Павлищева

Вятич внимательно выслушал мою сбивчивую речь и кивнул:

– Молодец, многое узнала. Упустила только одно: папских посланников. Это самая опасная сила для тебя и князя Александра.

– Да, крутился там один гаденыш, Плано Кар…

Я замерла, подавившись собственными словами. Вятич хмыкнул.

– Вятич, это был Плано Карпини! Как же я сразу не сообразила?

Тот самый Карпини, что рассказал об отравлении князя Ярослава Всеволодовича. В ту минуту я ничуть не сомневалась, что это именно Карпини и сделал!

– Невскому нельзя ехать в Каракорум, пока жив Гуюк. Это смертельно опасно. Снова отравят и на Гуюка свалят, или на Сорхахтани вон, чтобы всех перессорить.

– Он не может не ехать, Настя. Это приказ, такое не обсуждается, иначе действительно тумены Гуюка будут здесь.

– Значит, я должна опередить.

– Кого?

– Всех. Так, мне пора обратно к Батыю, и пусть помогает добраться до Каракорума как можно быстрее.

– Может, пообедаешь сначала, воительница?

– Смеешься? А зря, все серьезно. Гуюк может уничтожить Батыя.

– Что-то я не пойму, ты его защищать собралась, что ли?

– Хватит ерничать, ты же прекрасно понимаешь, что Батыя нужно спасать.

– Понимаю, Настя, только это слишком опасно. А потому ты никуда не поедешь.

Еще полгода назад я бы фыркнула, мол, тебя не спросила, теперь я хорошо знала, что иногда сначала лучше согласиться, отступить или сделать вид, что отступаешь… Но Вятича обмануть не удалось.

– И не разыгрывай из себя послушную овечку. Отпустить тебя с князем Александром в ставку я мог, но одну и в Каракорум нет.

И снова я подивилась себе, я не стала канючить, ныть, уговаривать, просто по‑деловому поинтересовалась:

– Ты можешь предложить другой выход?

– Не знаю, надо подумать.

– Ну, думай, только не долго.

– Ты куда торопишься?

– Гуюк может прийти.

Вятич трижды сплюнул и постучал по дереву, хотя стучать по чему-то другому было просто проблематично, пластика вокруг не наблюдалось.

Из истории мы знали, что Невский поедет, но Гуюка в живых уже не застанет, будет иметь дело с его вдовой Огуль-Гаймиш, тоже бабой противной, да еще и шаманисткой к тому же.

– Вятич, а ты не помнишь, как там умер этот Гуюк?

Вятич нахмурился. Почуяв, что дело нечисто, я настаивала:

– Как?

– Был отравлен непонятно кем и неизвестно как. Только это вовсе не означает, что именно тобой!

– Ни-ни, как ты мог подумать?! Я и яд вещи несовместимые! Никакого отравления, я его придушу.

– Когда ты станешь серьезной, а? Сына скоро женить, а мамаша как дитя малое.

Вятич был прав, я по‑прежнему чувствовала себя той самой девчонкой, что дурачилась вместе с Лушкой, и взрослеть не собиралась. Так легче.

У нас больше не было разногласий с мужем по поводу убийства или спасения Батыя. Я приняла его точку зрения, что из двух зол иногда приходится не только выбирать меньшее, но это меньшее еще и защищать, чтобы не было хуже.

И снова выбор

Пока мы ездили в Сарай к Батыю, в Новгороде тоже произошло немало интересного…

В начале весны к князю Александру Ярославичу прибыли странные гости, назвались легатами папы римского Иннокентия IV, говорили, что привезли буллу для герцога суздальского Александра.

– Чего?! – вытаращился на них толмач Михайло, которого спешно позвали на княжий двор. Сам князь уже отбыл сначала во Владимир, а потом вместе с братом Андреем в Сарай, Батый позвал, видно, что-то случилось. – К какому герцогу?! У нас отродясь таких не бывало! Ошиблись, может, вам в Литву надо или в Швецию? Проводить?

– Нет, мы к князю Александру с посланием от папы Иннокентия IV.

Михайло чуть не сказал: «А по мне хоть пятого» – но вовремя сдержался. Выглядели эти легаты по крайней мере смешно. И как в таком виде можно отправляться в путь да еще и по Руси?! Одеты легко, видно, промерзли за дорогу как собаки, под черными широкополыми шляпами женские платы, чтобы уши не отвалились, черные одежды оборваны, зато гонору…

Толмач развел руками:

– Нет князя Александра, уехал в Сарай к Батыю. Придется подождать, когда вернется. Проходите пока в дом.

Конечно, гостей обогрели, накормили, позвали в баню, но те не пошли, пришлось притащить большую бадью в комнату и нагреть воды в котле. Эти два дурня мылись, по очереди залезая в бадью, а потом поливая сверху водичкой из ковшика. Беда не в том, что наплескали по полу, а в том, что и не вымылись вовсе, разве только мочалом по телу повозили!.. Нет чтобы веничком да с парком, а потом в холодную водицу и снова веничком!.. В общем, новгородцы решили, что легаты дурни, а потому ничего путного вообще сказать не могут.

Но так решили слуги, а вот владыка Спиридон, к которому Михайло срочно отправил весточку о странных гостях, решил иначе. Он прислал для разговора своего помощника Далмата, сам отговорившись недугом. Далмат латынь знал хорошо, ему и толмач ни к чему, и поспорить сможет, если что.

Спорить не пришлось, странные гости назвались кардиналами Гемонтом и Галдом, сообщили, что присланы от римского папы к князю Александру, как самому сильному из русских князей (Далмат мысленно усмехнулся: знают о гибели Ярослава!) с буллой от папы Иннокентия, продолжающей переписку с отцом князя Ярославом Всеволодовичем.

– И о чем же переписывался князь Ярослав с вашим папой? – подозрительно прищурил глаза Далмат. Он не стал говорить, что владыка Спиридон обязательно знал бы о такой переписке. Но легаты только плечами пожали, а ответили уклончиво:

– Про то не ведаем. Но уже в Каракоруме князь Ярослав давал согласие на объединение церквей и подчинение Русской церкви Латинской.

Далмат едва сдержался, чтобы не заорать, что Ярослав Всеволодович не мог такого сделать.

– А откуда сие известно?

– Князь Ярослав вел переговоры с францисканским монахом Плано де Карпини…

И снова едва сдержался Далмат, понятно, за это князь и поплатился жизнью!

– Переговоры-то вел, да откуда известно про его решение?

– Плано де Карпини рассказал.

Ясно, что вранье все, хотелось сказать, что не мог князь дать такое согласие без совета с архиепископом, но снова Далмат сдержался.

– А скажите-ка мне, может, император Фридрих вдруг приказать Латинской церкви перейти в подчинение Греческой?

– С чего это?! – взвился Гемонт. – Латинская церковь не подчиняется императору, напротив, сам император подчиняется папе римскому!

– А кто вам сказал, что это мог сделать князь Ярослав с Русской?

У обоих легатов вытянулись лица, поняли, что попались в простую ловушку. И правда, не князю решать, переходить Руси под Латинскую церковь или нет. Конечно, слово князя не последнее, но прежде слово пастырей, отцов церкви, а их-то и не спросили.