Мой встречный ветер - Анастасия Зарецкая

объяснила, чем же таким таинственным занимаюсь. Пашка согласился — и выглядел при этом серьезно, — что контактировать с людьми весьма энергозатратно, а постоянно проверять расписание еще и трудоемко. Я покивала. И как это только мама без меня справлялась?..

А сам он пообещал принести мне нашу местную газету, в которой напечатали его репортаж. До этого Пашкины тексты пару раз появлялись на интернет-ресурсах, и он даже отправлял мне ссылки, но, каюсь, я открывала их, лишь чтобы полистать.

Потом дождь закончился так же резко, как начался. Мощность начала ослабевать, прошла ещё минута — и он сошел на нет, как будто кто-то сдвинул тамблер на «выключение». Я не успела даже с кофе разобраться: молочная пена на дне чашки потрескивала время от времени, когда лопались пузыри. Еще минута — и тучи потянулись в разные стороны, точно кто-то тянет их собачью свору за поводки… Или, быть может, это пастух решил перегнать тучи по другим местам?

Когда я победила пену, выглянуло солнце. Но, само собой, его лучи не могли в одно мгновение исправить все те пакости, что натворил дождь.

— Уже и не погуляем, — заметила я, разглядывая дно чашки. Но никакой кофейной гущи там не было, а жаль — срочно требовалась хоть какая-нибудь подсказка.

— Только если недолго. — Пашка то ли согласился со мной, то ли все-таки нет.

— Просто даже не знаю, — пожаловалась я, — что бы обсудить такое, чтобы ты во время нашей прогулки не умер от скуки.

— Я не умру от скуки, даже если мне придется молча сидеть рядом с тобой.

— А если стоять? На семинаре у Ивченки…

О, это были легендарные семинары — по визуальной журналистике. Даже само название предмета предполагает, что придется много смотреть. Но проектора в аудитории не было. Мы боролись за перенос пары в нормальную аудиторию — честно, но, видимо, недостаточно энергично, потому что добиться переноса не удалось. Поэтому весь семестр от перемены до перемены стояли возле маленького экранчика — картинки нам показывали на ноутбуке. После физкультуры меньше устаешь.

— Даже тогда. — Мы отсмеялись, и он добавил: — Мне просто нравится находиться рядом с тобой.

Попрощавшись с бариста, мы покинули кофейню.

Воздух пропитался влажностью и свежестью, капельки дождя блестели на листьях хаотично, как рассыпавшиеся хрустальные бусины, и ручейки бежали по тротуарам — хоть сейчас хватай бумагу и складывай белоснежные корабли. А солнце светило по-дурному яркое, будто за несколько предзакатных минут пыталось отыграться за весь пасмурный день. Припекало даже через толстовку, и смотреть прямо было невозможно — только вниз.

Мы направились в сторону института — расходиться — и в этот момент Пашка заметил:

— Я хотел сказать тебе одну вещь.

— Говори, — ответила, и голос сел, хотя я еще не успела понять, что волнуюсь.

— Ника…

Да и сам Пашка, кажется, растерялся на несколько секунд. Но затем настойчиво повторил:

— Ника.

И еще несколько секунд молчания.

— Да?

Он остановился, заставив затормозить и меня. Повернулся в мою сторону, вцепился взглядом во взгляд, и зелень, исходящая из каемки его радужки, будто зашелестела, заволновалась на ветру.

— Ты мне нравишься. Не как друг.

Проговорил на одном дыхании. И плотно сомкнул губы.

— А как?

Всё слилось в одну картину — солнце, воздух, листва, асфальт, кораблики, что и в реальности-то не существуют. Я услышала собственное сердце так отчетливо, будто вынула его из грудной клетки и поднесла к уху подобно морской ракушке.

— Как девушка.

Он отвернулся в сторону. Зажмурил на мгновение глаза.

Я обхватила левую ладонь правой… или правую — левой, не имеет значения, потому что пользы от этого действия не было никакой.

— Паша. — Назвать его так же, как всегда зову в собственной голове, я не осмелилась. — Я очень ценю общение с тобой.

Он кивнул — будто именно такой ответ и ожидал.

— Но, если честно, я не знаю, что и сказать.

Хотя знаю — Ник был прав.

Такой момент, до невозможности личный для нас с Пашкой, а я все равно вспоминаю о Нике.

С куста спорхнула мелкая коричневая птичка, и брызги полетели во все стороны. Неужто сидела в укрытии все это время, пока не закончился дождь? Нужна особая кофейня — для птиц… Чтобы им было, где прятаться от погодных невзгод.

И еще было бы неплохо придумать местечко для людей, где они могли бы скрываться от всяких тяжелых разговоров.

— Мы можем остаться друзьями, — сказал он тихо. И вновь сдвинулся с места, только пошел в три раза быстрее обычного. Я и не знала, что Пашка может развивать такую скорость.

А я помчалась следом, выкрикивая ему в спину:

— Я тебя обидела?

Пашка затормозил:

— Нет, ты была честна.

— Но я ведь ничего не сказала. Мне нужно подумать над этим.

— Если бы тебе было, что сказать, ты бы сказала сразу.

Он вернулся к типичному сегодняшнему себе. Вновь не смотрел в мою сторону. И, кажется, собирался молчать до самого конца прогулки, но я все никак не могла завершить этот разговор.

— Нет, ты не прав. Мне нужно время, чтобы… подобрать слова, что ли?

— Подбирать слова — это профессия. А я хотел услышать искренние. Я знал, что каким-то таким, скорее всего, твой ответ и будет, но не мог не рискнуть, верно?

Мы ведь уже разговариваю об этом. И сошлись на противоположных мнениях.

— Хорошо, — сказала я.

А что хорошего — и сама не поняла.

Мы вышли из парка, осталось пять минут до тех институтских колонн, возле которых мы встретились. И тут Пашка начал, как ни в чем не бывало:

— Когда в последний раз на дачу ездили, птичку видел забавную. На дрозда похожа, только брюшко белое, а грудка рыжая…

Будто наш предыдущий разговором оказался паззлом, случайно вставленным не в то место. А тут эту нелепую ошибку обнаружили, и паззл скинули в общую коробку до более подходящего случая.

Обсуждать птичек оказалось куда приятнее.

Вот так, на правах людей, взаимно романтичных к природе и невзаимно — друг к другу, мы и дошли до колонн. Пашка хотел меня проводить, а я отказалась. Вдруг опять дождь? Как он тогда домой побежит? И все в таком духе. Тогда Пашка предложил:

— Погуляем еще?

— Наверное…

Романтичность (к природе) испарилась мигом. А неловкость (друг к другу) осталась.

Мне показалось, что Пашка потянулся к моей ладони, но быстро остановил сам себя.

— Ты ведь избегала меня, потому что боялась это услышать?

Я помотала головой из стороны в сторону, но как-то совсем неубедительно.

— Ты тогда намекал. Когда красили голову.

— Да, —