Мой встречный ветер - Анастасия Зарецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сам он пообещал принести мне нашу местную газету, в которой напечатали его репортаж. До этого Пашкины тексты пару раз появлялись на интернет-ресурсах, и он даже отправлял мне ссылки, но, каюсь, я открывала их, лишь чтобы полистать.
Потом дождь закончился так же резко, как начался. Мощность начала ослабевать, прошла ещё минута — и он сошел на нет, как будто кто-то сдвинул тамблер на «выключение». Я не успела даже с кофе разобраться: молочная пена на дне чашки потрескивала время от времени, когда лопались пузыри. Еще минута — и тучи потянулись в разные стороны, точно кто-то тянет их собачью свору за поводки… Или, быть может, это пастух решил перегнать тучи по другим местам?
Когда я победила пену, выглянуло солнце. Но, само собой, его лучи не могли в одно мгновение исправить все те пакости, что натворил дождь.
— Уже и не погуляем, — заметила я, разглядывая дно чашки. Но никакой кофейной гущи там не было, а жаль — срочно требовалась хоть какая-нибудь подсказка.
— Только если недолго. — Пашка то ли согласился со мной, то ли все-таки нет.
— Просто даже не знаю, — пожаловалась я, — что бы обсудить такое, чтобы ты во время нашей прогулки не умер от скуки.
— Я не умру от скуки, даже если мне придется молча сидеть рядом с тобой.
— А если стоять? На семинаре у Ивченки…
О, это были легендарные семинары — по визуальной журналистике. Даже само название предмета предполагает, что придется много смотреть. Но проектора в аудитории не было. Мы боролись за перенос пары в нормальную аудиторию — честно, но, видимо, недостаточно энергично, потому что добиться переноса не удалось. Поэтому весь семестр от перемены до перемены стояли возле маленького экранчика — картинки нам показывали на ноутбуке. После физкультуры меньше устаешь.
— Даже тогда. — Мы отсмеялись, и он добавил: — Мне просто нравится находиться рядом с тобой.
Попрощавшись с бариста, мы покинули кофейню.
Воздух пропитался влажностью и свежестью, капельки дождя блестели на листьях хаотично, как рассыпавшиеся хрустальные бусины, и ручейки бежали по тротуарам — хоть сейчас хватай бумагу и складывай белоснежные корабли. А солнце светило по-дурному яркое, будто за несколько предзакатных минут пыталось отыграться за весь пасмурный день. Припекало даже через толстовку, и смотреть прямо было невозможно — только вниз.
Мы направились в сторону института — расходиться — и в этот момент Пашка заметил:
— Я хотел сказать тебе одну вещь.
— Говори, — ответила, и голос сел, хотя я еще не успела понять, что волнуюсь.
— Ника…
Да и сам Пашка, кажется, растерялся на несколько секунд. Но затем настойчиво повторил:
— Ника.
И еще несколько секунд молчания.
— Да?
Он остановился, заставив затормозить и меня. Повернулся в мою сторону, вцепился взглядом во взгляд, и зелень, исходящая из каемки его радужки, будто зашелестела, заволновалась на ветру.
— Ты мне нравишься. Не как друг.
Проговорил на одном дыхании. И плотно сомкнул губы.
— А как?
Всё слилось в одну картину — солнце, воздух, листва, асфальт, кораблики, что и в реальности-то не существуют. Я услышала собственное сердце так отчетливо, будто вынула его из грудной клетки и поднесла к уху подобно морской ракушке.
— Как девушка.
Он отвернулся в сторону. Зажмурил на мгновение глаза.
Я обхватила левую ладонь правой… или правую — левой, не имеет значения, потому что пользы от этого действия не было никакой.
— Паша. — Назвать его так же, как всегда зову в собственной голове, я не осмелилась. — Я очень ценю общение с тобой.
Он кивнул — будто именно такой ответ и ожидал.
— Но, если честно, я не знаю, что и сказать.
Хотя знаю — Ник был прав.
Такой момент, до невозможности личный для нас с Пашкой, а я все равно вспоминаю о Нике.
С куста спорхнула мелкая коричневая птичка, и брызги полетели во все стороны. Неужто сидела в укрытии все это время, пока не закончился дождь? Нужна особая кофейня — для птиц… Чтобы им было, где прятаться от погодных невзгод.
И еще было бы неплохо придумать местечко для людей, где они могли бы скрываться от всяких тяжелых разговоров.
— Мы можем остаться друзьями, — сказал он тихо. И вновь сдвинулся с места, только пошел в три раза быстрее обычного. Я и не знала, что Пашка может развивать такую скорость.
А я помчалась следом, выкрикивая ему в спину:
— Я тебя обидела?
Пашка затормозил:
— Нет, ты была честна.
— Но я ведь ничего не сказала. Мне нужно подумать над этим.
— Если бы тебе было, что сказать, ты бы сказала сразу.
Он вернулся к типичному сегодняшнему себе. Вновь не смотрел в мою сторону. И, кажется, собирался молчать до самого конца прогулки, но я все никак не могла завершить этот разговор.
— Нет, ты не прав. Мне нужно время, чтобы… подобрать слова, что ли?
— Подбирать слова — это профессия. А я хотел услышать искренние. Я знал, что каким-то таким, скорее всего, твой ответ и будет, но не мог не рискнуть, верно?
Мы ведь уже разговариваю об этом. И сошлись на противоположных мнениях.
— Хорошо, — сказала я.
А что хорошего — и сама не поняла.
Мы вышли из парка, осталось пять минут до тех институтских колонн, возле которых мы встретились. И тут Пашка начал, как ни в чем не бывало:
— Когда в последний раз на дачу ездили, птичку видел забавную. На дрозда похожа, только брюшко белое, а грудка рыжая…
Будто наш предыдущий разговором оказался паззлом, случайно вставленным не в то место. А тут эту нелепую ошибку обнаружили, и паззл скинули в общую коробку до более подходящего случая.
Обсуждать птичек оказалось куда приятнее.
Вот так, на правах людей, взаимно романтичных к природе и невзаимно — друг к другу, мы и дошли до колонн. Пашка хотел меня проводить, а я отказалась. Вдруг опять дождь? Как он тогда домой побежит? И все в таком духе. Тогда Пашка предложил:
— Погуляем еще?
— Наверное…
Романтичность (к природе) испарилась мигом. А неловкость (друг к другу) осталась.
Мне показалось, что Пашка потянулся к моей ладони, но быстро остановил сам себя.
— Ты ведь избегала меня, потому что боялась это услышать?
Я помотала головой из стороны в сторону, но как-то совсем неубедительно.
— Ты тогда намекал. Когда красили голову.
— Да, —
