Счастливая земля - Лукаш Орбитовский

Персиваля, который пишет о тенях, чертях и сатирах, пытающихся свернуть путников с избранной дороги. Зато все согласны в описании чудовища. Это был бык сверхъестественной величины, причем отличается, как обычно, Персиваль, добавляющий ему человеческие ладони вместо передних копыт.

На этом месте Вол предал своего товарища. Ему нужна была жертва, чтоб его желание остаться в городе могло исполниться. Князь Отто предугадал его намерения. Произошла стычка, в которой Вол погиб. Однако с его смертью случилось нечто, чего Отто не предвидел: пролив кровь Вола, он принес жертву, и бык был готов выполнить его волю. Отто призадумался, что же с этим сделать, и в итоге пожелал, чтобы бык вышел вместе с ним из подземелий и покинул Счастливый Город. Предположительно – на что намекает Йорг Монах – он планировал убить животное далеко за стенами города, чтобы его туша не стала объектом поклонения.

Фридрих Писец подробно описывает гибель Счастливого Города. Лишь только Отто с быком вышли за стены, как дома начали разваливаться, а человеческие тела гнить, открывались «раны червивые и трупьим ядом смердящие». Молодые женщины превращались в старушек, «теряя искусительную красоту, ибо сам диавол им слишком долгой жизни уделил», мужчины слабели и умирали. За Оттоном двинулась слезная процессия умирающих, которые «пытались напрасным зовом справедливой судьбы избегнуть». Оттон, однако же, не остановился, и даже «за собой не взглянул», и жители умирали один за другим, так что «прах тел их тракт песчаный побелил». К ночи Счастливый Город исчез без следа, поглощенный лесом, в чем набожный хронист усматривает божественное вмешательство.

Отто не убил быка, как планировал. Фридрих Писец считает, что за время путешествия дьявол отравил ему душу, тогда как, по мнению Персиваля, князь просто пожалел животное. Остальные по этому вопросу безмолвствуют, концентрируясь на той перемене, что наступила очень скоро. Отто решил привести быка в Вайсенштадт.

За время пути к человеческим ладоням быка прибавились предплечья и ступни. Одновременно князь Отто заметил рога, растущие из собственных висков, а пальцы его ороговели и превратились в копыта. Человек шел, как животное, а животное, как человек. Вскоре перемена завершилась. Жители Вайсенштадта приняли Оттона за быка, а быка за Оттона. Это, по мнению Йорга Монаха, уже не имело большого значения, поскольку «оба стали единым целым».

37

Он позвонил Третьей и сказал, что ему нужна помощь. Начал говорить, но она прервала его. Спросила, где он, обещала приехать. Кароль не хотел ждать у кафе на Велёполе. Боялся лиц, что глазели на него из запаркованных машин.

Помчался на Шевскую, где пил и дрожал, поглядывая на зал, где каждый, казалось, знал его тайну. Проклинал Третью и хотел бы никогда не быть с ней знакомым. Она всегда приходила раньше и ждала его. Сейчас не хотела появляться. Он пил. Заметил, что очень похудел. Бледная кожа обтягивала кости. Когда девушка наконец появилась, он кричал и рыдал. Она долго успокаивала его.

Сказал, что не успеет; завалил дедлайн. Занимался спасением своего брака, который все равно висит на волоске, тетка умирает по частям, а вскоре он потеряет и сына. Он записал саму легенду, согласовал версии, это уже кое-что. Теперь к этому нужно лишь добавить научный аппарат. Пан Фалда должен это понять, Кароль ведь не мошенник, просто человек, у которого рухнула жизнь. Он просит лишь времени. Если будет нужно, вернет деньги с процентами.

– Фалде плевать на деньги. Он хочет получить то, что хочет. Ты представляешь себе, под что ты меня подставил?

Кароль сказал, что это ее вина. Да, они проводили вместе каждую свободную минуту, но не делали ничего дурного. Лишь маленькие невинные вещи, что нужны каждому человеку. Но у него есть жена. Все еще есть. Третья сказала:

– Нет, у тебя уже ничего нет.

Она встала и вышла, чтобы вскоре вернуться. Присела на краешек стула, как испуганная девочка. Из ресторана несся шум. Она взяла Кароля за руку:

– Отсюда поедем на поезд. Может, что-то идет до Познани. Там купим машину. У меня есть деньги, много денег. Фалда силен, но здесь. Не найдет нас, если уедем достаточно далеко. Куда-то за пределы Европы. Год мы проживем спокойно. Потом видно будет. Все будет нормально. Главное, просто будет.

Кароль очень медленно назвал имена: Ясь, Ника, Лидия. Третья повторила, что их уже нет. Они относятся к миру, который не по его вине погиб. Мир сильнее нас. Кароль слушал ее. Перестал дрожать.

– А ты?

– В каком-то смысле я ждала этого. Сейчас, пожалуй, у меня нет выхода. Фалда, он, знаешь… – она подавилась смехом, – суровый отчим. А я глупая. Ужасно глупая. Я могла сделать это уже давно. Или вовсе не делать.

– Мы будем вечно в бегах. В этом есть свое очарование. Без кредитной карты. Без постоянного адреса, без мейла, без интернета.

– Мир большой.

– Мир такой, какой есть. Я никогда их не увижу?

– Ну, это не так. Фалда толстый, и у него повышенное давление. Думает, что будет жить вечно. Такие умирают первыми. Раньше или позже ты увидишь Ясека. Может быть, он даже вырасти не успеет.

– Так ждать чьей-то смерти…

– Я ждала слишком долго.

Поцеловала его иначе, чем раньше, едва касаясь его губ краешком своих. Погрузила руки в его волосы, а он обнял ее лицо ладонями. Смотрели друг на друга, словно виделись в первый раз. Кароль увидел светло-оранжевые языки пламени, окружающие ее голову, как дрожащий ореол. Огонь скользил по ее пальцам и предплечьям. Он смотрел на это, а его сердце сжималось в кулак. Резко оттолкнул Третью, так что она полетела в стену вместе со стулом. Он не хотел так поступать, но не извинился. Третья поднялась с пола. Кароль, уже стоя, сказал, что не позволит забрать свою жизнь; она уже достаточно разрушила. Он ушел.

Мужчины у столиков вставали с мест, чтобы отплатить ему за то, что он ударил женщину, и тут же падали обратно на кресла и стулья. Кароль обернулся у выхода и увидел высокий светло-оранжевый язык огня, встающий над местом, где он оставил Третью.

38

Кароль открыл глаза. На краю постели сидела Лидия, выглядела как привидение. Ногти у нее были красными.

– Пойдем, солнце мое. Мы не можем оставаться дома.

– Полночь же, холера.

– Краков не спит. Краков не засыпает. Я могла бы и сама, но не хочу идти с тростью.

По ее предплечью скользнул черный огонек и исчез.

39

Такси высадило их у костела Святого Эгидия. Лидия оставила водителю сотню и отказалась от сдачи. Вышла без чьей-либо помощи. Свет фонарей опирался на каменные дома. Боже, какая прекрасная ночь! Они пошли.

– Этого здесь не было! – она указала на памятник Скарге. Зарыдала. – Я отправлюсь в ад, правда?

– Отправишься домой, – солгал Кароль.

– Нет ни неба, ни ада. Только ночь и странные места в ночи. Иногда становится холодно без видимой причины. Давай гулять, пожалуйста. Наслаждаться жизнью!

Она потянула его на Гродскую. Прошли мимо уличного музыканта, склонившего голову на футляр от гитары. В подворотне обнималась парочка. Пролетела полицейская машина, проехала карета. Лидия сказала, что выпила бы кофейку, и обязательно с коньячком. Они миновали летнее кафе у клуба «Под Ящурами», где вспотевшие танцоры пили пиво залпом, и направились в сторону Сукенниц. Кофейню «Новорольски» застали закрытой. Лидия била в стекло.

– Почему она не хотела с тобой быть? – спросила внезапно. – Христосе единый, почему? Кароль, любимый, найдешь себе новую женщину, хорошую женщину, и еще поборешься за сына. Позаботишься о нем. Эта выдра его бросит. Так ей прикажет новый любовник. Но ты сможешь этому противостоять. Я бы только еще выпила кофейку с коньячком в Новороли!

Золото на ее шее и в ушах отражало свет веселого города. Кароль понял. Привел Лидку к стеночке, попросил присесть. Он сейчас вернется. Из летнего кафе взял два кресла, поставил под Сукенницами и поцеловал тетку. В «Ящурах» взял кофе, двойной коньяк и маленькое пиво для себя. Прежде чем выйти, тщательно