Липовый барон - Романов Илья Николаевич

– Я не понял! Я её поймал! Моя добыча! Ты что это, курдюк дерьмовый, распоряжаешься моим правом?! – заорал ему молодой дурак.

Ой, идиот! Не понимает, что власть теперь у Жамут. Что ему нужен повод. Парень не под ним ходил! Значит, его будет не жалко. Не понимает, что он и будет поводом!

– Понимаешь, есть такое дело, как общак. Девок продадим. Нетронутая дороже выйдет, – примиряюще начал Жамут, положив руку на плечо дурачку.

Дальнейшее, естественно, не было для Лейта неожиданностью. Дага воткнулась в горло расслабленному спокойным тоном парню. Чистка рядов несогласных с его мнением. Поднятие своего статуса. Вожак заботится об общем благе, а этот жадина решил его обесценить.

– Все поняли?! – разорался Жамут. – Главное – общее дело! Своё – потом! Не слишком старайтесь! Мы продадим этих баб и выручим за них хорошие деньги! Если есть ещё не тронутая, то не портите её!

– А как же она? – спросил какой-то тормоз.

Но этот дурак ходит под Жамутом, он его не тронет, по крайней мере сейчас, пока положение его шатко.

– В жопу и на клык! – разорался Жамут. – Мне что, тебя учить, как это делать?! Товар не портите! Это наши деньги!

Девку, по совету старшего, стали потреблять против её воли.

Начинали с трёх человек против одиннадцати. Теперь пятеро против пяти. Два молодых дурака, судя по их блестящим глазам, повелись на речи Жамута. Совсем тоскливо. Так и за остальных вскоре примется, если под него не лягут.

Ну, конечно – долг, дружба, общак, а если копнуть глубже, то страх и восхищение силой у молодых перед старшим. А если ещё глубже, то общак – это личный карман Жамута.

Много ли навоюешь один против девяти, если у тебя нет артефакта, что хлопает и выпускает кусочки металла, которые пробивают доспехи, как иголка тряпку.

Лейт не был дураком. Он понимал, что сейчас даже Жамут не всё контролирует. Со временем, через день-другой, он полностью вступит в силу, а пока он первый среди равных. Не может остановить процесс, который запустила новая структура отряда. Не может прекратить насилие, хоть ему, наверное, как и Лейту, интереснее считать трофеи и строить планы.

Лейт не стал манкировать и сам поучаствовал в процессе. Зачем ему лишние взгляды и насмешки, что он не мужчина. Он не мальчик, чтобы на такое вестись, но и не дурак, чтобы не понимать, что всё это своего рода общая повинность. В своей компании он бы такой ерундой не занимался. Кто что делает – это их право, но связывать себя общими хрюканьями и стонами он бы не стал.

Сейчас же главное – не выделяться из общих рядов. Сделал дело – и отвалил. Не так и хотелось. Воняет дерьмом из выпущенных кишок, бабы воют, молодёжь зубоскалит и гасит свой страх от боя издевательствами над пленницами, раненые стонут… Тут у любого, кто пожил, не встанет.

Так, поелозил для общего фона, чтобы самому не сдохнуть, как дураку, что заявлял, что целка его. Попыхтел не на ком-то, а на самой высокой. Страхолюдина. Худая, высокая, чистенькая, но слишком длинная. Если баба на полторы головы выше самца, то какое тут удовольствие? Одни комплексы… Хотя Лейт и не знал такого слова.

Впрочем, она всё равно пользовалась популярностью, и вовсе не из-за её роста. Просто она не притворялась. Ну, точнее, притворялась на фоне своих подруг. Так же выла и плакала, но тазом шевелила в такт. Ей нравилось. Просто не хотела перед подругами сойти за шлюху. Уж в чём по жизни разбирался Лейт, так это в шалавах. Жизнь стареющего наёмника учит такие вещи понимать…

После гибели товарищей из сборного отряда коней осталось с излишком. Лошадь – это не только средство передвижения, но и скотина, за которой надо ухаживать. Пленницы совсем не разбирались в этом, так что пришлось наёмникам самим заботиться о четвероногом наследстве.

Лагерь разбили недалеко от места бойни. Пленниц связали их же верёвками, что обнаружились в странных мешках. Там вообще было много чего непонятного, но как-то слишком много верёвок, хороших, даже крепче тех, что из женского волоса, смоченного клеем.

Были какие-то непонятные железки из белого металла, что-то похожее на гвозди, только больше по размерам. Были странные ботинки с шипами. Цилиндры из металла с рисунком поверх них. Странная одежда, тонкая, как у благородных, но прочная. Были и клевцы[59], странно, что их в бою не использовали. Ножи из хорошей стали, но спрятанные глубоко в вещах.

У Лейта в мешке было ещё что-то странное. Это не артефакт, убивающий хлопками, а какие-то длинные полые трубки в чехле с деревяшкой в комплекте. Что это, Лейт не разобрался, хоть и пытался. На магическую вещь, что убивала звуком, не похоже. Впрочем, у Лейта и не было времени понять, что это за штука у него появилась.

Делёж трофеев оставил его без одного мешка. Он к этому был готов. Всё самое ценное, на его взгляд, он успел переложить в два оставшихся. Лейт с самого начала знал, что придётся делиться. Торговался за свои права, но при этом не перегибал палку, чтобы его не сочли жадиной. После упорных словесных боев он с показным сожалением расстался с одним мешком, в котором, как он знал, уже ничего ценного нет.

Отдельно пришлось торговаться за имущество «погибшего друга». Доспехи и оружие достались почти без боя, а вот за лошадь пришлось побороться. Вмешался Жамут, черви ему в кишки, пришлось коня уступить. Ну, гад, сочтёмся!

Пленницы, кажется, привыкли к своей участи. Меньше плакали и почти не выли. Им даже разрешили спать на разноцветной ткани, толщиной с мизинец. Спали, правда, они всё равно связанными. Много ли надо ума, чтобы перерезать обидчикам горло?

Лейт не смыкал глаз. Лежал и наглаживал лениво свой отросток. Елозил по земле, но сдерживался. Кто-то из молодых может подумать, что он идиот: рядом пять баб для таких нужд, а он непотребным занимается. Но что взять от глупой молодости? Пока не кончишь – не уснёшь, хоть ты и трое суток на ногах. Максимум погрузишься в дрёму ненадолго, а умение долго не кончать приходит с возрастом…

Спать нельзя. Ночью всё решится. Лейт не такой глупый, чтобы не понимать, что теперь можно и не проснуться. Он с Жамутом на ножах, и всё может решиться уже сейчас…

Первый и второй караул пропустил. Задремал караульный, и Лейт поднялся. Тихо в сумраке отполз. Тихо собрался. Тихо надел упряжь на лошадь, на вторую не стал надевать, хватит уздечки. Погрузил осторожно всё, что было нажито непосильным трудом, и уехал.

Можно, конечно, было устроить тихую резню, но такое не проходит без последствий. С него потом спросят, куда пропали почти тридцать рыл и почему он один живой. Это-то ерунда, нашёлся бы, что ответить. Хуже другое: он мог спалиться при сдаче трофеев. Иметь добычу и не сдать её за звонкую монету – это немыслимо. Вернулся один и с богатой поживой?! За такое можно не кисло упасть.

Хотелось взрезать горло Жамуту, но это успеется. Да и, если честно, он один, что ли, такой умный? Народ бывалый, всё гладко не прошло бы, как бы он ни старался.

Лейт подозревал, что не он один притворялся спящим. Точно было известно, что не спала девчонка-малолетка. Подросток, если учитывать, что она не тронутая, а выглядит как взрослая. Выше старого наёмника. Худая, по лицу видно, что ещё глупая. Дал бы ей лет шестнадцать, если бы она не была такая высокая. Впрочем, наверно, всё-таки столько. Дома у себя могла бы иметь уже двух-трёх детей. Почему нетронутая?!

Девка с какими-то нелепыми красными волосами, ну или, скорее, цвета жжёной меди. Где такие рождаются-то, с таким окрасом? Жалко её, но Лейту тоже жить хочется. Можно, конечно, было её взять с собой, но зачем? Пользы от неё никакой, а проблем выше крыши. За нетронутую девицу за ним пойдёт охота, а так он при своём. Ну, лошадь лишнюю взял, но это отдельная тема. Тут все чисто по кодексу наёмников, главное – просто до города добраться, чтобы при старших можно было обосновать свои права.